Читать интересную книгу откровения - Эльчин Гасанов

Взгляд Светланы Ивановны остановился.

– Хосроф, но это же разные вещи. Без компаса ты заблудишься в лесу, на море ты утонешь, а в жизни все ты сам достигнуть должен.

Искать и найти свою дорогу.

– Да, но в жизни 95% людей так и не находят себя. Они теряются, проигрывают, страдают от несчастий. Может, они идут не в ту сторону, может, они тоже заблудились, и им компас нужен?

Географичка не поняла его слов. Я же, оставшись с Хосрофом наедине, спросил его:

– Слышь, что ты имеешь ввиду под словом компас?

– Эльчин, я хочу сказать, что в жизни все уже есть. Ничего не надо искать, все на местах, и жизнь твоя и смерть. Надо уметь ориентироваться. Поэтому и компас нужен. Только другой, не такой как у капитанов корабля, или у геологов. Нужен компас жизненный, земной.

И карта нужна. Ясно тебе?

– А:- произнес я, будто все понял, хотя на самом деле это было для меня китайская грамота.

И все же его слова меня подхлестнули, давая пищу уму. Видимо, этот армянский змееныш знал что говорил.

Окончив школу, я стал расти, и вырос, вымахал таким высоким стройным молодцем. И вдруг – тормоз. Первый половой акт с девушкой оказался неудачным.

Помню, симпатичная грудастая девушка из Москвы, Нина – с Таганки, увидев, что я не смог ее:., стала одеваться, собиралась уходить. Я красный как рак, лежал в постели, злой на себя как пес, стесняясь взглянуть на нее, все-таки умудрился сказать ей глупость: ''ты не удовлетворена?''

Ее ответ звенит в ушах и сегодня: ''А ты как думаешь?'' – на ходу ответила.

Но все дело в том, что и второй половой акт у меня был неудачным.

Девятнадцатилетняя узкоглазая казашка (кажется, звали ее Жаген), не понимая, что со мной происходит (от волнения у меня вновь ничего не получилось), посмотрев на меня из под красивых длинных своих ресниц, сказала: ''даааа, от бакинца я этого не ожидала:''

Да и третий акт был не совсем ахти. Я тогда даже начал задумываться, что серьезно болен. Читал книги о сексе, интересовался у опытных женатиков, как да что:

Смысл жизни для меня заключался пока в сексе. Первые шаги в сексе мне не удались. Я рухнул на пол как калека, что дальше делать я не знал.

Потом пошел служить я в Армию. Служил в России, в Подмосковье. В

Воскресенске. Был солдатом стройбата. Однажды наш командир взвода, прапорщик Абдулла Кулиев, мой земляк, обругал мою мать (причем ни за что): так и крикнул мне – я твою маму еб:! Я ему не ответил, испугался. Просто струсил.

Был такой чеченец по имени Алик, мощный, огромный, страшный как дьявол. Помню, он ударил меня кулаком в лицо. Мы стояли в тамбуре казармы, и он нанес мне сильный удар под глаз. Я еле устоял на ногах, не упал, но не ответил и ему. Сжался в себя, как ежик.

Опять струсил, да и все тут. Под страхом крылся стыд, и это было хуже всего. Я хотел вернуться домой целым невредимым, поэтому не рисковал.

До сих пор меня это гложет. Но это было именно так! Я не сумел постоять за себя.

Человек может нагнать страху, и тут ему равных не ищи. Даже змея не так страшна, как страшен человек.

В Армии я впервые ''казнил'', опустил человека. Объектом казни стал русский солдат из Пскова – Долгов. Фамилию его запомнил я надолго. Долгов был старше меня и по призыву, и по возрасту.

Он на меня напал с дружками в Коломне (наша рота была в командировке), они избили меня жестоко. Их было четверо. Это была драка не на жизнь, а на смерть. Мое избиение было, как ''открытый нерв''.

Но сил у меня не хватило. Били меня ногами так, что я не падал на землю секунд пять, шесть, как футбольный мяч. Вид у меня был жалкий.

Фингал под глазом, один зуб выбит. Все тело в синяках. Обида у меня осталась в душе надолго. Я жаждал мести.

В Воскресенске (основная войсковая часть находилась там) я встретил Долгова по полной программе. Он уже собирался увольняться, а нам еще служить и служить… В руках Долгова был чемоданчик, он был в парадной форме, эполеты, нарядный, надушенный, веселый.

Собрался домой, в Псков.

Мы его завели в одну из комнат, где велись отделочные работы. Я и два моих сослуживца. Долгов увидев меня, уже понял, что это расплата. Но он не знал, что она будет такой страшной.

Не было у него аргументов для своей защиты.

Я без слов и лишних вопросов, вытащив свой пенис, всучил его ему в ладонь, при этом крикнув: – Поиграй мне на свирели!

Он, прислонившись спиной к окну, массировал мой член, мастурбировал его, вздыхал, твердя одно и тоже: ''видимо судьба у меня такая. Ты, это:Эльчин, кончай побыстрей:.а то увидят:.''

Он был в глубоком унынии. Его мундир солдатский был весь в сперме, а я смеялся, ржал как лошадь, ибо смеется тот, кто смеется именно как лошадь!

Я почувствовал настоящий оргазм, так как он был связан с полной победой.

Но в конце этой ''казни'', он сказал мне:

– Ты только это сделал со мной? И больше ничего не будет?

Уф:(вздохнул облегченно). Тогда благодарю – сказав это, неестественно засмеялся.

Он поехал к себе в Псков в хорошем настроении. Мы даже ему вернули деньги, которые отобрали у него. 25 рублей – четвертак. Мне стало его жаль. Как жить сейчас он будет? Его пустые глаза мелькают и поныне в памяти моей.

Когда я уволился из Армии, выехав из части, оставил в Москве своего земляка – азербайджанца – без денег, на произвол судьбы. Сам на экспрессе приехал в Баку, а он остался там. У него не было и гроша, а мне из дома прислали 200 рублей по почте – до востребования.

Я мог бы ему дать рублей 20 – 30, но не хотел. И так он все два года висел на моей шее. Кормил я его только так. Хватает! Надоел! На меня что-то нашло, комар укусил, или муха. Не знаю:

Мы год работали на стройке вместе. Вместе ели пили, и гуляли. Наш тандем напоминал в его лице Портоса, и Де Тревиля в лице моем. То есть, он был громадный, тучный, мощный бугай. Часто демонстрировал мне свои руки, напоминающие лопату. Ломал кирпич одним ударом головой. Съедал пол барана за один присест. Не человек, а Люцифер. А я был ниже его ростом на голову, степенный, спокойный (относительно).

По его же словам, я научил его жить. Был для него авторитетом.

Учил его вести себя, говорить по русски, танцевать на дискотеках.

Такого кабана учить нужна отвага.

Как – то мы случайно столкнулись лбами друг об друга. Я выбегал с вагончика, а он вбегал. И тут произошел удар. У меня в глазах почернело. Я тут же потеряв сознание упал ему прям на руки, он на ходу меня поймал, как Дартаньян Констанцию. У него голова была чугунная, ему даже больно не стало.

Бережно уложив меня в постель в вагончике, приложил мокрое полотенце на голову, бегал, звал на помощь. У меня чуть сотрясение мозга не произошло. Приходил в себя неделю.

Более того, он собирался погостить у меня в Баку. Он так планировал после увольнения. Естественно, это не входило в мои планы.

Я благополучно доехал до Баку, а он куковал в Москве. Он даже мне позвонил с Москвы в Баку. Мол, я еще тут, здесь снег, как твои дела, третье, пятое, десятое.

Мне стало его жаль, сердце мое сжалось. Но что делать? Поехать за ним?

Он еще долго пробыл в России, хотя уже уволился с Армии давно.

А как ему приехать домой? На какие шиши? Денег у него нет, и не было! А я ему не помог. Как жил он там, воображайте сами, воля ваша.

Не намерен вам помочь. По моему даже он до сих пор там живет.

Женился, кажется, развелся, потом опять женился, и пр.

:

Прошли годы. Я вырос, окреп. Будучи студентом АЗИ (Нефтяной

Академии), судьба свела меня с одним взрослым человеком. Его звали

Яков. Он меня ''посадил'' на анашу. Он научил меня курить анашу.

Мы вместе затягивались, жадно глотая дым, не выпуская понапрасну ни одной затяжки. Он говорил мне:

– В себя, в себя:.Вот так, молодец. Все втягивай в себя, потом выводи наружу.

Курить я стал анашу безбожно, каждый день. ''Анаша, ты моя душа!'' – пел я в своей разбитой душе. Это было моим культом, смыслом всего моего существа.

Люди делились для меня на тех, кто курил анашу, и кто не курил.

С осоловевшими глазами бродил по коридорам ВУЗ – а, цеплял красивых девушек. Считал (да и сейчас считаю), что это было гораздо интереснее, чем сидеть на бездарных лекциях и слушать скучного лектора.

Хулиганил, дебоширил, устраивал драки, разборки. Постоянные попойки, бесчинства и кутежи. Крики, ругань, беготня, поножовщина, в результате чего – неоднократные визиты в отделения милиции. Пошла череда напряженных дней. Жизнь была жестокая, но с магнетическим шармом. В этот момент я подумал: ''ах, был бы я сейчас в Армии, вот именно сейчас, таким, каким я есть сегодня. Королем наверно был бы в части я''.

И это все при том, что я – уличный хулиган – никого никогда не бил кулаком в лицо. Мог дать жирную пощечину, пинок в живот или в зад, швырнуть в сторону, но заехать ''по русски'' кулаком по лицу – под глаз, в челюсть, в зубы – чтобы было больно, я так и не научился.

От одного моего вида многие шарахались, тушевались, шли на попятную, а некоторые даже плакали. Были и те, которые падали в обморок.