Читать интересную книгу Мустанкеры - Ник Одинцов

– Нет. – Женщина потупилась. – Николай считает, что значимость доктрины Крейцера… сильно преувеличена.

– Вот как? – протянул француз, и его брови удивленно поползли вверх. – Нужно было вашему супругу сегодня выступить. Вместе мы бы раздавили председателя.

– Муж сейчас на Луне. Стажировка… – вздохнула женщина.

– А! Значит, вы свободны этим вечером. Как насчет того, чтобы отметить нашу маленькую победу?

– Вы так уверены, что победили, – проговорила собеседница и в сомнении покачала головой.

– Я не уверен, ма шерри, – провозгласил Дюлак и провел ладонью по глазам. – Я чувствую!

МоскваТихон Дежнев

Предчувствие. Это как заглянуть в конец книги и против воли узнать финал. Неправильное, тревожное ощущение. Тихону Дежневу, восходящей звезде Красных танковых боев, была знакома эта тревога. Иногда она спасала от поражения в поединке, иногда накатывала мутной волной и уходила без следа. Но сегодня у предчувствия было направление: оно толкало его домой! Скорее домой!

Тихон, словно в тумане, вышел из дверей танкобара на Сретенке, оттеснил возмущенных людей на остановке и вскочил в отбывающую капсулу струнника. Серебряные нити-струны и система постоянно курсирующих пассажирских капсул заменили большую часть общественного транспорта в послевоенной Москве. Смысла восстанавливать всю уличную сеть не было: слишком много еще не разобранных завалов, воронок от снарядов и бомб. В некоторые кварталы и заходить-то страшно. Что там обитает, в заросших бурьяном и папоротником опустевших дворах, – одному богу известно. Куда проще проскочить над опасными местами в уютной капсуле и выйти в спокойном районе.

Тихон рассеянно следил, как плавно проплывают под ним кварталы старой Москвы. Вот показалась Лубянка, затем Тверская, яркая зелень лип над Бульварным кольцом и уродливый кратер на месте здания ТАСС.

Капсула сместилась вправо, прошла над Большой Никитской и устремилась к Новоарбатским высоткам-книжкам. Их осталось всего две: в одну врезался боевой самолет, две другие не пережили бомбежек. А вот и старый Арбат!

Тихон вышел из лифта и сразу попал в вечное арбатское многолюдье. «Поэмы из самого сердца!» – возвещал нахальный стихомант с рыжей бородой. Из его груди брызгала фальшивая кровь, на лету превращаясь в бабочек и бутоны роз. «Гадание по старым книгам!» – неслось справа. «Разоблачение лживых предсказаний! Недорого!» – кричали слева. «Принимаю ставки на одиночные бои КТБ! Шалый против Громилы! Кому достанется победа?»

– Купи цветок во имя пророка нашего святого Монтана. Всего пол-энерго. Найдешь, что ищешь.

Тихон посмотрел вниз. Полненькая карлица с татуировкой Церкви Новых Монтанистов протягивала поднос, полный ярких бутонов клон-роз.

Технология аватаров давала и такие невинные отростки. Цветы, животные, насекомые, купленные за небольшие деньги, радовали глаз от часа до суток, а потом растворялись, оставляя аромат духов или пару аккордов из популярной песни.

Тихон заплатил, взял цветок и поспешно свернул в переулок. За его спиной кто-то крикнул: «Желтуха!», и тут же послышались шорох и характерное щелканье: это Арбат расцвел зонтами.

Тихон глянул на небо. Желтые дожди шли все реже, раза два в месяц, не больше, но в воздухе было еще много едкой пыли. Попадание капель на открытую кожу не смертельно, вон деревья и те как-то приспособились, но зуд и волдыри вполне можно заработать.

В дворовом арбатском детстве Дежнев с друзьями-сорванцами на спор выходил под желтуху, а потом прикидывался больным и пропускал занятия в школе. Отец переживал, укладывал его в постель. Давал дефицитные лекарства, поил чаем с баснословно дорогим земляничным вареньем. Как-то раз даже позвонил матери в орбитальный город.

Ольга Аркадьевна редко появлялась дома. Всегда казалась недоступной, слишком совершенной для холодного и грязного мира. Отец относился к ней с благоговением, а Тихон – равнодушно. Особой печали от того, что мама далеко, он не испытывал. Только легкую досаду, как в магазине, когда не можешь купить слишком дорогую игрушку.

Дежнев набросил капюшон, нацепил очки-визоры. Вещица эта была винтажная, довоенная. Старый сервер, встроенный в очки, выдавал прежние названия улиц, магазинов и кафе, которых давным-давно не было, и от этого казалось, что идешь по допотопной беззаботной Москве XXI века.

Встроенный в капюшон плеер тихонько заиграл старую мелодию.

Все пораженья и победы суть плацебо,Все то же небо надо мной, все то же небо… —

выводил давно забытый рок-идол.

Но небо было уже не то. Низкие грязно-бурые тучи изливали на раненый город потоки разбавленного яда. Словно ненависть и горе Серых десятилетий вдруг стали желтоватым раствором и теперь стремились вниз, чтобы утопить мир.

Под дождем Тихон пробирался по переулкам, переходил по мостикам провалы, на дне которых пузырились желтые лужи. Старики говорили, мол, скоро желтуха промоет карстовое нутро Первопрестольной и Москва уйдет под землю, но в это никто не верил.

Вот, наконец, и старый дом № 10 в Плотниковом переулке. Дряхлый робот-консьерж по прозвищу Нилыч приветствовал Дежнева и пожелал ему доброго дня.

Семья Дежневых по сравнению с другими жила неплохо, даже богато. Отец работал на консорциум «Алатырь», восточное крыло транснациональной корпорации «Эбис». Помимо производства источников энергии, «Эбис» контролировала технологию аватаров, занималась развитием систем связи и вооружений. Николай Николаевич Дежнев – один из ведущих специалистов в области тонких коммуникаций, имел приличный доход и большую квартиру в центре. Ему не раз предлагали переехать жить на орбиту, но упрямый ученый не уступал. «Меня интересует взаимодействие людей. Понимаете? Людей! А какое, скажите на милость, взаимодействие в орбитальных городах? Один смех, да и только!» Дежнев-старший отчего-то недолюбливал надоблачных жителей, называл их странным словом «курортники» и, уж конечно, никогда не использовал подобострастное обращение «хевенма» и «хевенпа».

Тихон быстро поднялся по ступенькам на второй этаж, пристально вглядываясь в каждую трещинку старых стен, каждую неровность пола, словно там мог затаиться ответ, разъяснение его тревоги.

Железная дверь в коридор была открыта. Это ничего, отец может забыть, он рассеянный. Вот и вход в квартиру. Индикатор блокировки не горит. Значит, и охрана вся отрубилась. А вот это уже плохо. Дверь, установленная специалистами «Алатыря», напичкана электроникой. Она закрывается автоматически и может выдержать любой удар.

Дежнев напружинился, сжался и медленно вошел в темную прихожую. Привычный запах дома был нарушен незнакомой примесью. Тихон подошел к журнальному столику. Там стоял раритетный дисковый телефон, отец любил разные старинные диковины. Осторожно он отсоединил трубку от аппарата и намотал провод на руку. Медленно вошел в гостиную. Никого. Дальше по коридору, до кабинета отца.

Едкие капли стекали с плаща, вгрызались в паркет. Вот и знакомая дверь, на которую Тихон смотрел снизу вверх, когда карапузом осваивал просторы такого невозможно огромного мира. Где-то тут на стене должны быть отметины роста. Дежнев-старший по старинке прикладывал ладонь к макушке сына и отчеркивал новый рекорд карандашом.

Тихон сверился с показаниями датчика – еще одна обесточенная преграда. Слепо поблескивает мертвая оптика камер. Дверь приоткрыта, и за ней кто-то стоит спиной ко входу.

Дежнев медленно открыл тяжелую створку и бросился на человека, повалил на пол, преодолевая неожиданно слабое сопротивление, накинул провод на шею врага, принялся душить. Вдруг отступился резко, словно вынырнул из-под воды: под ним хрипел Вертолетчик, сосед по лестничной клетке. Он часто приходил к Дежневым, просил взаймы на бутылку, но тихий, безобидный алкаш никак не мог преодолеть защиту дома.

– Тих… Тишка? Ты? – прохрипел Вертолетчик, тяжело поднимаясь. – Ты не подумай. Я ничего такого… Позвонил, смотрю – дверь открыта, дай, думаю, шкалик у Николаича займу.

* * *

– Я это, за шкаликом я, значит, – вздыхал за спиной Вертолетчик. – Николаич всегда добрый был… наливал. В шашки, бывало, играли… Как же нам теперь-то, а?

Тихон не слушал, во все глаза смотрел на отца.

Доктор Дежнев сидел на старом диване, откинув голову. Седенькая бородка топорщилась сухим ковылем, открывая тонкую шею. По обе стороны от острого кадыка синели темные пятна. Пестрый китайский халат распахнулся, открывая седую грудь, и на ней тоже были пятна.

Инъекции… его кололи. Пытали! Тихон рванулся вперед, наклонился, проверяя пульс. Отец был жив! Нужны лекарства!

Тихон беспомощно огляделся. Он не знал, где отец держит аптечку. Танкиста от ран и хворей лечит бот-ресуректор, после его инъекций и мертвый оживет, а Дежнев-старший вообще никогда не болел. Может, лекарств и вовсе нет или они просроченные? Что же делать?