Другой пример: мировая экономика развивается как симбиоз цивилизационных и исторических традиций. В США ориентация делается на англосаксонскую модель экономических рисков и экономического индивидуализма. Здесь может быть быстрый успех и резкий сбой, связанный с негативной экономической или политической новостью. Американская инновационная экономика зависит от рынка акций, механизмов венчурного финансирования и инвестиционных потоков. Правовая система США, претендующая на мировой эталон, призвана обеспечить функционирование англосаксонской модели. Правила и нормы Всемирной торговой организации, Организации экономического сотрудничества и развития, Международной продовольственной и сельскохозяйственной организации, Международного валютного фонда, Всемирного банка и других, подтверждают данный тезис. Влияние мировой и в первую очередь американской финансовой элиты на эти организации бесспорно.
Судите сами: из 82,7 тыс. транснациональных корпораций, имеющихся в мире, 142 ТНК контролируют 30 % мирового производства, 35 % мировой торговли, более 50 % научных открытий лежат в их сейфах.[10]ТНК через свои филиалы могут оказывать воздействие на все стороны жизни зарубежных стран. Попытки упорядочения деятельности ТНК через структуры ООН результата не дали.
Самая значимая сфера – это контроль над мировыми финансовыми потоками. Зоны влияния там тоже поделены между несколькими кланами. Не последнюю роль в этом процессе играет семейная корпорация Ротшильдов и их инвестиционный центр «Goldman Sachs» (Голдмен Сакс), который перенёс свою операционную базу в КНР ещё в 2005 году. Ротшильды специализируются на ссудном капитале, контролируют перераспределение благородных металлов, драгоценных камней и антиквариат, формально они владеют 12 млрд. долл., а неформально контролируют 16 трлн. долл. Ротшильды являются совладельцами ФРС.
Свою лепту в этот процесс вносит инвестиционный центр Рокфеллеров «Мерил Линч», которому во время кризиса 2008 года помог банк Рокфеллеров «Бэнк оф Америка». Рокфеллеры специализируются на операциях, связанных с обменными курсами, контролируют нефтяные ресурсы, ВПК, поставки муки и свинины. С 1941 года офис Стратегических служб США располагается в Нью-Йоркском центре Рокфеллеров. Данная семья контролирует финансовые потоки в несколько трлн. долл., также являются совладельцами ФРС.
Ещё более значимым кланом среди мировых ФПГ является инвестиционно-финансовая корпорация Морганов-Варбургов, представляющая интересы англо-саксонской аристократии. Только финансовая корпорация JP Morgan Chase раскинула свою сеть в 60 странах мира, её активы официально превышают 1,8 трлн. долл., реально же этот клан контролирует в несколько раз более значимые средства.
Фоновую защиту данной системы обеспечивают вертикально-интегрированные конгломераты масс-медиа (индустрии развлечений) и интернет. Их по уровню влияния в мире не более 10. Наиболее крупными из них являются News Corporation, TimeWarner, Disney, Bertelsmann, Viacom, TCI. К ним примыкают 30 крупных международных компаний и несколько сотен более мелких национальных компаний. Совокупный оборот этих структур достигает нескольких триллионов долларов. Они же осуществляют манипуляцию общественным мнением, опираясь на разработки подконтрольных научных центров, жонглируя понятиями демократии, политкорректности и толерантности.
Вольно или невольно в этом процессе участвуют религиозные организации, корректирующие ментальные представления человека не бескорыстно, а поглощая, в свою очередь, из мирового ВВП триллионы долларов.
В Европе доминирует германская модель, ориентированная на принципы стабильности, лояльности, надёжности и осторожности. Здесь не приветствуется англосаксонский оппортунизм, агрессивность, риски. Государство, а не частные компании, активно участвует в венчурном финансировании, уделяет внимание росту производства, производительности и качеству. В отличие от США в континентальной модели социальные обязательства определяются бюджетом.
Российская модель организации экономического пространства во многом повторяет германскую версию, следовательно, роль и значение государства в управлении национальной экономики должна возрастать. Данную объективную закономерность правовая наука должна обеспечить соответствующими правилами и нормами. Но, на самом деле не так всё однозначно. Германская модель (государственность, контроль, социальная защищённость граждан), требует одних действий, а функционирование национальной экономики осуществляется по американским лекалам (приоритет крупных корпораций, эгоизм частного предпринимательства) и требует иных правовых обоснований. Например, обоснования принципов и норм, обеспечивающих приоритет таких понятий как собственность, индивидуальные права и свободы, экономический человек и его потребности и т. д. В этом симбиозе пока побеждают экономические потребности.
Президент Российской Федерации В.В. Путин в своём Послании Российскому Федеральному Собранию сделал акцент на значимости важнейшей конституционной нормы: взаимной ответственности государства, общества, бизнеса, каждого гражданина.
К сожалению такого взаимодействия пока не наблюдается, его надо формировать, руководствуясь принципом государственного императива. В настоящее время частный бизнес набрал за рубежом долговых обязательств на сумму 624 млрд. долл. США, направляет в оффшоры более 60 % получаемой прибыли, слабо участвует в инвестиционных проектах внутри страны. Для сравнения: из США в оффшоры уходит 4 %, из ЕС – 7 %.
Китайская модель неотделима от принципов плановой экономики, на базе которой развивается новая национальная экономика, ориентированная на сбалансированную модель роста. Её цель – КНР должна стать, вернее уже стала, мировом лидером в промышленном производстве. То же можно сказать об индийской модели, только в Индии другая задача – стать мировым лидером в сфере услуг. Оба государства свои задачи пока решают успешно, стремятся сочетать экономические и социальные задачи.
Закономерно возникает вопрос о целевой экономической политике России. Похоже, она была изложена в программной статье С.Ю. Глазьева «О политике опережающего развития в условиях смены технологических укладов».[11] В ней отмечалось:
• нужна национальная финансово-инвестиционная система, которая обеспечит переток капитала в развитие новых технологий;
• следует создать систему стратегического планирования, выявляющую перспективные направления экономического роста;
• создать научно-производственные комплексы и соответствующие макроэкономические условия для их функционирования;
• сформировать новые высоко интегрированные технологии управления, включающие в себя автоматизированное проектирование и автоматизированное управление.
Со всеми этими положениями любой экономист согласится. Говоря о возможностях технологического прорыва, С.Ю. Глазьев подчёркивает: «наше государство взяло на себя функции интеллектуального информационного центра регулирования и стратегического планирования развитием экономики». То есть мы видим, что российская модель экономического развития предполагает жёсткий государственный императив, обеспечивающий неразрывную связь экономики и права.
В современных условиях, может быть, следует обратиться к опыту прошлых эпох, дать полную свободу малому и среднему бизнесу, создать поощрительные фонды для эффективных предприятий, сократить административный аппарат, усовершенствовать многие подзаконные акты и т. д.
Когда производство в развитых странах сокращается, когда растут объёмы услуг и финансовых спекуляций, когда печатные станки продолжают раздувать мировой эмиссионный мешок до запредельных объёмов, а потребление развитых стран в 2–5 раз превышает производство, следует говорить о серьёзном дисбалансе мировой экономики и о надвигающихся экономических проблемах.
В условиях, когда развитые страны мира потребляют значительно больше, чем производят, когда передовые страны мира живут в долг, говорить о преодолении стагляционных явлений в мировой экономике абсурдно. Именно поэтому усиливается роль государств в управлении экономикой.
Мировая экономика как бы застыла в ожидании замены существующей Ямайской валютно-финансовой модели, но это событие из года в год отодвигается благодаря существующей сетевой структуре управления мировой экономикой. Она представляет собой многослойную и многоуровневую сетевую структуру организации мирового экономического пространства, которая находится под контролем нескольких сотен семей. Они тесно взаимодействуют между собой, объединены в союзы и корпорации. В случае если одна, несколько или даже большая часть ячеек в этой сетевой структуре даёт сбой, контроль над мировой экономикой не утрачивается, происходит целевое перераспределение нагрузки, как в электрических сетях, в нужные зоны и сектора мировой экономики.