Читать интересную книгу Щекочу нервы. Дорого (сборник) - Андрей Дышев

Мила перевернула очередную страницу буклета. Она запуталась, затерялась в галерее неправдоподобно ярких фотографий, где море, пальмы, отели, двуспальные кровати и сервированные столы почти не отличались друг от друга, но все еще не сдавалась, все еще пыталась найти компромисс.

– Кипр, Эмираты, Турция, Греция, Италия, Чехия, Черногория, – перечисляла она, будто играла в морской бой и, отчаявшись точечно попасть в цель, перешла к ковровой бомбардировке.

– По-моему, тебе все равно, куда ехать. Ты хоть знаешь, где находятся эти страны?

– Зачем знать? – отшутилась она. – Самолет довезет.

– Так может говорить человек, который не знает цен и не зарабатывает.

– А что ты хочешь? – мягко вспылила Мила, что редко могла себе позволить. Она захлопнула буклет и кинула его на столик.

– Чего-нибудь нового! Необычного! Чтобы удивило! Чтобы продрало до спинного мозга! А валяться на пляже я больше не хочу!

Юдин захватывал новый плацдарм свободы. Он подводил жену к выводу о необходимости впредь отдыхать врозь.

– Тогда лети в космос, – предложила Мила.

– Космос – слишком дорогое удовольствие, – с полной серьезностью заявил Юдин. – Если бы ты подарила мне двадцать миллионов долларов, то я бы полетел.

Она не могла подарить ему даже более-менее приличного галстука. В НИИ, где она дописывала диссертацию по проблеме уменьшения числа Кнудсена с одновременным утончением пограничного слоя в сопле Лаваля, денег не платили, помещения не отапливали, а позже отключили воду в туалете, и туда приходилось ходить с ведром. Не желая мириться с тем, что она, без пяти минут кандидат наук, обладательница двух высших образований, материально зависит от мужа, Мила стала лихорадочно искать новую работу с достойным заработком, но ей либо вовсе не платили, либо ставили грабительски-невыполнимые условия. Окончились долгие поиски тем, что подруга устроила Милу оператором во вневедомственную охрану.

Она сидела на телефоне, ставя и снимая с сигнализации квартиры. Ей сообщали пароль и код квартиры, а она отвечала: «Сняла Юдина!» Юдин насмешливо спрашивал, правильно ли понимают ее клиенты, когда слышат, что она что-то «сняла». Деньги Мила приносила какие-то смешные. Юдин знал, зачем она с таким упорством ходит на службу – чтобы частично выбить из его рук главный козырь. Оставаясь единственным добытчиком, Юдин напрочь игнорировал какие-либо семейные обязательства, мотивируя тем, что у него был тяжелый рабочий день. Теперь же и Мила, вернувшись с работы, хоть и вяло, но все же могла парировать: «И у меня был тяжелый рабочий день!»

Он долго думал, как распорядиться ее зарплатой, и наконец закрепил за ней обязанность снабжать семью туалетной бумагой…

Мила дулась в дозволенных ей рамках. Юдин с тонко поставленной гримасой рассматривал едва отросшие волоски на мускулистых икрах Милы. Они молчали, но по-разному. Молчание Юдина означало: «Мне все надоело – и ты, и твои замызганные курорты. Хочется свежих, ярких и острых ощущений». Молчание Милы, болезненно опущенные глаза и искривленный скрытой мукой рот говорили: «Тебе деньги достаются задарма, ты получаешь их не напрягаясь, тебе платят за твой толстый живот и заплывшие веки. Ты с жиру бесишься, пресыщенный боров!» Пресыщенный боров – это не было фантазией Юдина. Этот фразеологизм сорвался с губ Милы после того, как она узнала, что Юдин регулярно посещает массажный салон, где его умело принуждают «расплескаться» три голые девицы (две с Украины, одна из Адыгеи. Все страшно «гыкают» и «шокают»). Богу и царю негоже было оправдываться, и Юдин, ухмыляясь, заявил, что напрасно она моральничает, потому как супружеской измены с его стороны не было, а имел место своеобразный способ релаксации, физиологического облегчения, ибо уже ничто другое – ни водка, ни боулинг, ни бильярд – не восстанавливает его нервную систему. Тогда Мила позволила себе невиданную дерзость и скомканным от обиды голосом ответила: «Конечно, ты уже все испытал в жизни. В семье тебя уже невозможно удивить, возбудить или обрадовать. А мне что теперь делать? Я для чего тебе?» И выдала тот самый оскорбительный фразеологизм. Юдин не ударил ее, не выставил за дверь. Но четко дал понять жене, что это оскорбление полностью развязывает ему руки и окончательно освобождает от каких бы то ни было моральных обязательств. И подытожил: «Уж, конечно, ты со своей дрожжевой внешностью и подкожным холодцом не возбуждаешь во мне интереса». Мила, кусая губы, чтобы не выплеснуть слезы на паркет, ушла, хлопнув дверью. Но через несколько часов вернулась. Ей ровным счетом некуда было идти. Мать не пустила бы ее на порог своего дома, обозвала бы дурой и приказала бы терпеть, терпеть и еще раз терпеть ради материальных благ. «Сколько раз парк обошла? – издевательским тоном поинтересовался Юдин, надкусывая копченое куриное крылышко и отхлебывая пиво из бокала. – Небось представляла, как я кидаюсь тебе в ноги?»

Милу как током ударило. Она в самом деле представляла себе нечто подобное, что помогло ей выплакать все до последней слезинки. Однако сдержала порыв снова выйти из квартиры, неслышно прошла в спальню и там притихла, как нагулявшаяся и озябшая кошка.

А Юдин про себя отметил, что планка терпимости Милы повысилась еще на несколько пунктов и теперь можно наглеть пуще прежнего. Никогда она от него не уйдет, что бы он ни творил! Никому не нужна стареющая бесплодная женщина. Нет у нее ничего за душой и не будет. Даже квартиру в случае развода разменивать не придется, так как по документам она принадлежала фирме, которую возглавлял брат Виктор. «Не дуйся так!» – примирительно прошептала Мила, когда Юдин забрался под одеяло и начал кряхтеть и чесаться. Юдин понял, что может нечаянно сойти с захваченного плацдарма, на примирение не поддался и буркнул: «От тебя пахнет потом». Мила пулей выскочила в душевую, долго плескалась там, натирая мочалкой где только могла достать. Когда она – раскрасневшаяся, скрипучая от чистоты – вернулась в кровать, Юдин притворился спящим. Ему не хотелось признавать, что супруга теперь благоухает.

И в этот раз они сразу затихли в кровати, старательно сдерживая дыхание и не шевелясь, словно враждующие лазутчики на нейтральной территории. Юдин жадно удерживал захваченные позиции. Этим отпуском он распорядится сам, от первого до последнего дня. Он выгребет всю завоеванную в трудных боях свободу до последней капли. Он позволит себе то, что даже в голову не приходило его избалованным коллегам по работе. Юдин поедет на Тибет к буддийским монахам! Или совершит восхождение на Эверест… Нет, он опустится в батискафе на дно Марианской впадины! Или проедет по сельве на джипе! Ведь Юдин – крутой, молодой и сильный мужик! Ему все по плечу! Он супермен! Он звезда первой величины!

Правда, звезда первой величины недавно перешла условно-психологический барьер и теперь весила сто двадцать килограммов (по утреннему замеру, после посещения). Это несколько портило тот имидж, в который Юдин себя старательно упаковывал. Конечно, в его рыхлом животике виновата жена. «Кипр, Эмираты, Турция, Греция…» По ее прихоти ему приходилось часами валяться на пляжах, а потом обжираться в ресторане, через силу впихивая в себя бесконечный all inclusive. Он передавил, как клопов, пляжные шезлонги всех континентов (исключая Антарктиду, так как холод Юдин не переносил) и полностью выбрал весь спектр однообразных туристских предложений. И потому утром Юдин в ультимативной форме объявил жене, что нынешний отпуск они проведут раздельно, каждый по своему усмотрению.

Мила восприняла это решение едва ли не как безоговорочное желание Юдина расторгнуть брак. Она даже всплакнула в ванной, там же умылась, просушила феном ресницы и накрасила их заново.

– Ты хочешь поехать на море с любовницей? – не то спрашивая, не то утверждая, сказала она.

– Что ты, динозаврик мой! – снисходительно ответил Юдин, целуя женин кончик уха. – Ты навсегда отбила у меня интерес к женскому полу.

Она с испугом взглянула на него:

– Ты что ж, теперь интересуешься мальчиками?

Дура дурой! Он так ей и сказал. Мила, частично соглашаясь с этим утверждением, глупо хихикнула и стала подбирать с паркета листочки фикуса. Зеленое лохматое чудовище, вымахавшее почти до потолка, вдруг стало осыпаться. То ли лето выдалось очень жарким, то ли разросшимся корням стало тесно в глиняном греческом горшке. Юдин смотрел, как жена ползает по полу, складывает в пакет жесткие глянцевитые листья, словно рассыпанные доллары, и думал о том, что отправлять жену на курорт и при этом не испытывать страхов и сомнений – редкое и ценное явление, которое надо лелеять и холить.

– Я дам тебе триста… нет, даже четыреста долларов, – сказал он, удивляясь своей необыкновенной щедрости. – И можешь выбирать страну.

– Я буду по тебе скучать, – пообещала Мила, протягивая ему рекламный буклет, на обложке которого был запечатлен загорелый парень с впалым животом и серфингом под мышкой.