Читать интересную книгу Как стать контрабандистом. 4. Суд - Арест Ант

Тут раздались шаги по коридору и остановились у моей двери. Я присел на кровать и вытянул вперёд руки. Света от уличного фонаря должно хватить, чтобы вертухай в глазок смог меня разглядеть и от страха не начать дёргаться. Точно. Он долго сопел у двери, прежде чем открыть. Дверь толкнул осторожно, без всякого желания зайти. В камеру ворвался узкий клин яркого света из коридора.

– Скотофобия! Вспомнил! Точно скотофобия! – я от нахлынувшей радости хлопнул себя по коленям и гордо добавил, – А также никтофобия! Специально же запоминал, что «под солнцем никто не скот».

Вертухай всё же дёрнулся, но сдержался и медленно процедил:

– What does it mean? (Что это значит?).

– I am fearing the darkness… very greatly (Боюсь темноты… очень-очень), – по инерции сболтнул я, уже понимая всю очевидную глупость сказанного, да при этом ещё подавляя неудержимо рвущийся наружу смех. Присмотревшись к озадаченному вертухаю, я совершенно отчётливо понял, что тут требуется исключительно простое и краткое разъяснение, – No light! Too uncomfortable! (Света нет! Слишком неудобно) – и тут я вспомнил совершенно тупой анекдот в тему: «Лампа горела, но света не давала. Штирлиц потушил лампу и Света дала». Пришлось срочно сесть на кровать и забулькать, заглушая гнусное хихиканье.

Вертухай покачал головой, сделал шаг в камеру и пару раз щёлкнул выключателем.

– Out of operation (не работает), – после долгого раздумья вынес он свой глубокомысленный вердикт и преспокойно удалился.

Ещё час я ждал продолжения, медленно, но верно наливаясь уже вполне обоснованной злобой. Потом не выдержал и стал давить на кнопку интеркома, выбивая SOS. Три коротких – три длинных – три коротких.

– What? (Что?)

– Some virgin paper and pen, please! (Немного чистой бумаги и ручку, пожалуйста).

– What for? (Зачем?).

– What for? Потому, что мухомор! – рявкнул я, уже не сдерживаясь, – Заяву Ивану накатаю… I’ll make a complaint to your boss about these disorders. (Я направлю жалобу Вашему боссу об этих беспорядках).

– I didn't get it! (А я её не получал)!

Интерком издал невнятный хрип и отрубился.

Не успел я набеситься, как раздались гулкие шаги по коридору. Явно пара, а то и тройка сторожевых псов сорвалась с насиженных мест. На всякий случай я отодвинулся поближе к окну, а то эти и покусать могут.

Дверь распахнулась, и явила невероятное зрелище вертухая со стремянкой в руке и запасной лампой под мышкой. За ним замаячил второй вертухай со всеми моими пакетами, а дальше переминалась ещё парочка потревоженных бездельников. Это непродуманное построение моментально создало в камере пробку. Стремянка, упираясь в стол, просто не оставляла никакого прохода.

Я затаился, боясь спугнуть такое зрелище. Просто бесплатный фильм ужасов про казарменный интеллект. Освещённый коридор, как экран в маленьком кинотеатре, а на нём застыли растерянные вурдалаки, вынюхивающие свою жертву.

Жаль, но долго это не продлилось. Дала себя знать знаменитая финская смекалка. Первый со скрипом раздвинул стремянку и полез к потолку.

– «Да будет свет, – сказал электрик, засунув в жопу провода», — как бы невзначай сообщил я ему такой безбожный, но пока никем не опровергнутый детский совет.

Второй с сомнением посмотрел на щель между стремянкой и стенкой. Даже сделал движение головой, будто примериваясь, сумеет ли она там пройти.

– Давай-давай, — азартно подзадорил я его, стараясь, чтобы только не вышло слишком громко, – С прижатыми ушами точно пролезешь! Дерзай, служивый.

Недобро покосившись на меня, вертухай поставил пакеты на пол и выскочил из камеры. Неужели полиглот? Хотя для его пятидесятого размера головы весьма сомнительно. А уж если вычесть волосы и толстый череп, то вообще странно, что он до сих пор на двух ногах передвигается. Явно там всё на рефлексах завязано.

Поблямкав, помигала, а потом ровно засветила лампа.

– Thank you, (Спасибо) – поблагодарил я.

Вертухай не удостоил меня ответом и сложил стремянку. Пятясь задом, он наступил на один из моих пакетов. Ни хруста, ни звона разбитого стекла не последовало.

– Thank you very much, (Большое спасибо) – поблагодарил я его снова. Теперь уже почти искренне.

– Medicine, – под посторонние хрипы сообщили из коридора.

Я встал и, осторожно лавируя между пакетами, подошёл к двери. Один из этой парочки был смутно знаком. На всякий случай я кивнул и улыбнулся. Он хмыкнул и протянул мне стаканчик с таблетками:

– Русские книги нужны?

– Очень.

– Сейчас соберу.

Они проследили, что я полностью проглотил таблетки, и только потом слегка прикрыли дверь.

Знакомый вертухай вернулся буквально через несколько минут. Он сначала сунул мне небольшую стопку книг, а потом постельное бельё. Немного помялся, но спросил:

– Когда суд?

– В пятницу утром.

– Да, и вот ещё что… тюрьма не место для улыбок.

– Учту. Спасибо.

– Здесь очень опасно. Особенно для некоторых… – он задумался, но уточнять не стал.

– All prisoners are equal, but only guards are more equal than others, – задумчиво перефразировал я великий жизненный постулат, очень надеясь, что он будет тут уместен, – Все заключённые равны, но только охранники равнее других.

Вертухай укоризненно покачал головой и решительно захлопнул дверь.

– И вообще, я не такой как все. Даже значительно больше себе нравлюсь, – но это высказывание было мной сделано исключительно для очистки совести.

Я допивал вторую чашку чая, когда блуждающий взгляд затормозил на свежей карандашной надписи, сделанной над столом. Опять наши русские люди развлекались матерной загадкой о местном паравосудии. Пришлось почесать ухо прежде чем в голову пришёл правильный ответ. И почему нас с детства всякой фигне учат3? И это навело на вполне здравую мысль. До предварительного слушания ещё два полных дня. Книги я уже все ещё раньше перечитал, и пока нет никакого особого желания вызубривать их на радость авторам. Значит, попробуем систематизировать накопленные впечатления и оставить их как правильный ответ мечтателям о человеческой справедливости. Вытащил из пакета и сложил вместе несколько чистых листов бумаги и покосился на оставшуюся там авторучку. Вздохнул и приступил…

ОСНОВНЫЕ ПРАВИЛА

подготовки и ведения судопроизводства

в уездном городе L.

Сторона государственного обвинения выбирается только из наиболее достойных местных кадров. Их выводы и аргументы всегда исключительно взвешены и не требуют никаких дополнительных доказательств, а истинность и объективность им достаточно гарантировать своим честным словом.

Каждый ответчик, особенно иностранный, изначально виновен. Любые сомнения в обратном служат неоспоримым подтверждением, что вскрыты далеко не все эпизоды его преступной деятельности, а сами истоки криминальных наклонностей скрыты в недемократическом прошлом. При полном отсутствии доказательств следует незамедлительно переводить таких подозреваемых в разряд особо опасных преступников, специально подготовленных соседним диктаторским режимом, никак не обозначенным здесь из соображений государственной безопасности.

Ввести выборочную мотивацию, ускоряющую замену недобросовестных наёмных адвокатов исключительно надёжными и высококвалифицированными государственными защитниками. Это решит проблему занятости в регионе и послужит делу дальнейшего торжества демократического правосудия, неуклонно подтверждающую изначальную правоту обвинения.

Доводы и доказательства со стороны ответчиков направлены только на бесконечное затягивание рассматриваемых дел в безуспешных попытках воспрепятствовать честному и беспристрастному вершению правосудия. Все аргументы ответчика должны приниматься исключительно в письменном виде для последующего умеренного архивирования.

Примечание. Каждый раз доводить до сведения ответчиков, что использование скрепок и иных инородных предметов категорически запрещено муниципальными службами, отвечающими за сбор и утилизацию вторичного сырья.

Обвинительные приговоры не должны отличаться от требований прокуроров, представляющих исключительно интересы государства, кроме случаев ужесточения наказаний, в назидание адвокатам ответчика за их бесцельную и бесполезную активность.

Обвинительные приговоры обязаны включать в себя максимально возможное количество инкриминируемых злодеяний с общими формулировками, без всяких привязок к месту, времени и совершённым деяниям. Все ссылки на законы давать однозначно сводно и только в специальном приложении, удобным нарастающим порядком, для снижения потока беспредметных и недобросовестных апелляций.