Г. Б. Ваша мама читала книги своего брата?
В.С. Не знаю. Мама не особенно много читала. А вот дедушка, Герман Кафка, книг сына вообще не признавал — бумагомараньем настоящему мужчине на хлеб не заработать. Когда Франц принес ему свою первую книгу, дедушка якобы сказал: «Положи на мой ночной столик». В нашей семье это была крылатая фраза. Еще одна семейная присказка гласила: «Nicht vor dem Vater — главное, не при отце». Плохие отметки, разбитое колено — всякое могло случиться, но «nicht vor dem Vater». Бабушка Юлия старалась не давать дедушке поводов для гнева. Когда она чувствовала: все идет к тому, что я собираюсь похвастаться какой-либо проказой, то незаметно подавала мне знак и шептала испытанное заклинание.
Г. Б. Ваш сын Войтех несколько лет назад заново перевел «Письмо отцу» Кафки, выбрав обращение «милый папа» вместо «дорогой отец».
В.С. Кафковеды по этому поводу страшно кипятились, хотя один выдающийся германист признал правоту Войтеха. Войтех перевел верно. Насколько я помню, в семье говорилось или «Vater», или «папа». «Отец» никто бы не сказал.
Г. Б. Отец Кафки действительно производил такое грозное впечатление, как это следует из известного письма Франца?
В.С. Я никогда не видела его в ярости, но орать он, без сомнения, умел. Однако ни разу не поднял руки на своих детей. Он обожал их и гордился ими. Все вспоминали о нем с любовью. Несколько лет назад каким-то горе-специалистам взбрело в голову, что дедушка был грубияном и скрягой. Ерунда! Если бы он хотел приспособить Франца к семейному бизнесу, то не позволил бы ему изучать право, а сразу поставил за прилавок.
Г. Б. Но строгим он все-таки был.
В.С. Мы с мамой ходили за покупками к торговцам, которые у дедушки выучились, а потом открыли собственное дело. Они рассказывали, что хозяин был строг, но справедлив. Требовал усердия и аккуратности. Когда стало ясно, что торговца из Франца не получится, дедушка продал свой галантерейный магазин на Староместской площади и купил трем дочерям дом на Вилковой улице в Старом городе.
Г. Б. Чем он занимался после этого?
В.С.Постоянно высчитывал, выгодно ли продал магазин и по хорошей ли цене купил дом. Дедушка толком не умел ни читать, ни писать, но был математическим гением. За обедом развлекал нас, внуков, тем, что свободно складывал в уме семь многозначных чисел. Мы старались давать ему сложные примеры, но едва успевали произнести последнюю цифру, как он уже выдавал результат.
Г. Б. Показывал ли он внукам, как в свое время детям, шрамы от обморожений?
В.С.Когда кто-то из нас ныл, что не может доесть суп, он засучивал штанину и показывал шрамы. Напоминал, что мы должны ценить все, что у нас есть. Дедушка сделал колоссальную карьеру — из коммивояжера своим трудом превратился во владельца магазина оптовой торговли. Он родился пятым ребенком в семье еврейского мясника из Большого Осека и с малых лет вынужден был помогать зарабатывать на жизнь — продавал по окрестным деревням шпильки, ленты, булавки. Ходил босиком, вот и отморозил ноги.
Г. Б. Вам нравилось навещать дедушку с бабушкой?
В.С. Очень. У них вкусно готовили, я обожала их отменные белые соусы. На праздники подавали мацу и яблочный компот. Дома у них говорили так же, как и в других пражских еврейских семьях, — по-чешски, вставляя немецкие выражения. Дедушка радовался, когда мы собирались все вместе. У него было шесть внучек — Герта, Лотти, Марианна, Ханна, Геленка и я — и один-единственный внук, Феликс. Когда у тети Элли родился Феликс, дедушка был на седьмом небе от счастья. Это было непривычно — дедушка ради семьи был готов на все, но ни с кем особо не нежничал, а наоборот, над всеми подшучивал. Дедушка умер, когда мне было десять. Бабушка — через три года. Им повезло: они умерли в своей постели. Три сестры Кафки — Элинка, Валинка и моя мама — погибли в концлагере. Нацисты убили и Феликса, и мою любимую кузину Ханну.
Г. Б. Вас и вашу сестру от концлагеря спасло то, что ваш отец был арийцем. А где ваши родители познакомились?
В.С. В Хотковых садах, в Праге. Мама ходила туда гулять с сестрами и гувернанткой. Папе она понравилась, потому что напоминала ему одну актрису. Папа изучал право, у него была императорская стипендия, а чтобы немного подзаработать, он сопровождал показы немых фильмов игрой на пианино. Когда он увидел барышню Кафкову, то подсунул ей записку с приглашением на свидание. У мамы не было при себе карандаша, время встречи она нацарапала на бумаге булавкой. Потом разразилась Первая мировая война, папа писал с итальянского фронта любовные письма. После войны они поженились — по любви, однако брак был неудачный. Очень уж несхожие у них были характеры, да и происхождение тоже.
Г. Б.Каким был ваш отец?
В.С. Папа был патриот, сокол[3] из бедной семьи. Его отец, Антонин Давид, был церковным сторожем в храме Святого Вита. Дедушка был простым необразованным человеком. Ненавидел евреев и немцев, как и его жена — бабушка Мария. С тех пор как однажды — уже во время протектората — она погрозила пальцем и сказала: «Жиды это заслужили, они онемечились», — больше я к ним не приходила. Им, должно быть, нелегко было перенести, что единственный сын женился на еврейке. У папы был сложный характер. Он был вспыльчив и сварлив. В приступе гнева крушил все, что попадалось под руку. Краснел, на лбу набухала жила. Однажды его разозлило, что я плохо играю на пианино. Он захлопнул крышку инструмента — прямо мне по пальцам, а потом два часа рыдал и раскаивался в содеянном… Он был ужасно экономным, мама обязана была записывать каждую покупку, а папа вечером проверял, сколько потрачено. Когда я чистила картошку, он всегда заглядывал в мусорное ведро — даже заплесневелые картофелины надо было обрезать, а не выбрасывать. Папа вечно был чем-то недоволен. В семь часов вечера ходил пить пиво. Мы ждали, пока за ним закроется дверь, и с облегчением вздыхали.
Г. Б. Франц Кафка о своей младшей сестре — вашей маме — восторженно написал, что она «искренна, честна, последовательна… кротость и гордость, впечатлительность и стойкость, самоотверженность и самостоятельность, робость и смелость в равной мере».
В.С.Когда мы с сестрой были маленькими, мы думали, что 28 октября[4] флаги развеваются в честь нашей мамы, которая отмечала день рождения днем позже, чем республика. Мама у нас была замечательная. Добрая, теплая, ласковая. Ее сестры Валли и Элли были нежными созданиями, а мама — решительной и энергичной. Умела настоять на своем. Например, во время Первой мировой войны убедила дедушку, что будет присматривать за имением брата ее зятя в деревне Сиржем. Подумывала, не отправиться ли в Палестину. Советовала Францу, который был вегетарианцем, чтобы тот поберег здоровье и вновь начал есть мясо, а его обязательство она возьмет на себя. И перестала есть мясо, а ей так его хотелось! Свой обет она соблюдала и после смерти Кафки. Когда мы заходили в колбасный магазин, Геленка съедала сосиску, я тоже, а мама даже не притрагивалась. Она водила к нам домой обедать бедняков с улицы, но от папы приходилось прятать их в каморку для прислуги.
Г. Б. Как вы отмечали Рождество?
В.С.Комната, в которой раздавали подарки, была два дня заперта на ключ, который папа носил с собой. Он закрывался там и наряжал елку высотой до самого потолка. Иногда за ним проскальзывал наш фокстерьер и разбивал одну из драгоценных игрушек. Ну и скандал же был! В сочельник в шесть вечера приходила моя двоюродная сестра Ханночка Германова, которая жила этажом выше, и ей вручали подарок от Иисуса[5] — как-то раз это была кукла. Она же, в свою очередь, брала меня с собой в еврейскую общину, где на Хануку раввин раздавал детям сладости. Иисусу было все равно, еврей ты или не еврей, раввин тоже не спрашивал, но для папы это имело значение. Однако Ханночка, которая была старше меня на полтора года, была моей лучшей подругой, и невозможно было мне дать подарок, а ей нет. Мою куклу звали Марушка, Ханночка дала своей имя Руженка. Моя сестра Геленка называла свою куклу Пиделия.
Г. Б. Куда вы ездили отдыхать?
В.С.Я ездила в лагеря, которые устраивала Бела Фридлендерова[6]. Мы с Геленкой ходили к ней в гостиницу «АХА» на шведскую гимнастику. Папа, сокол-инструктор, хотел, чтобы мы вступили в ряды соколов, но мама посчитала, что для девочек больше подходит гимнастика. Когда я была классе в шестом, папа купил загородный дом недалеко от Храста-на-Сазаве. Я ненавидела туда ездить. Соколы, чьи летние лагеря находились там же, косо поглядывали на маму. Занятия у Белы Фридлендеровой очень мне помогли во время войны. Когда закрыли высшие учебные заведения, Бела взяла меня на работу инструктором. Вам не помешает, если я закурю?