отпуск и увидит, что твое сердце разорвано, он рассердится, весь отпуск пойдет насмарку. Ведь папа же доктор! – добавил он, свысока глядя на госпожу Банток. – Он всегда все замечает!
– Не говори глупости, – приструнил его Штефан. – Разрыв сердца – это не болезнь, это просто выражение такое.
– Но папа его все равно сразу бы заметил, – стоял на своем Томас и даже разозлился. Вообще-то он неплохо уживался со старшим братом и даже иногда гордился им. Но порой Штефан бывал таким подлым, какими могут быть только старшие братья по отношению к младшим. Он тогда важничал и делался таким взрослым, что Томас, хотя всего на четыре года младше, казался себе глупым младенцем. А с тех пор, как Штефан начал изучать латынь, то есть два года назад, он совсем отдалился от Томаса, для которого школа была не так важна: кататься на роликах он любил больше, чем исписывать тетрадки каракулями.
– Я как подумаю, – сказала госпожа Морин госпоже Банток, – что в других странах сейчас дети спокойно спят в своих кроватках и видят мирные сны!..
– Про марципан, – вставил Томас.
– И где, например? – спросил Штефан. – Я имею в виду, в каких странах? В Террании?
– Да хотя бы и в Террании, – сказала госпожа Морин. – Там нет войны.
– А почему бы нам не поехать туда? – спросил Томас.
Никто ему не ответил. Взрослые устало улыбались, а госпожа Банток выглядела так, будто хотела сказать: «О боже, маленький дурачок».
Томас терпеть ее не мог, потому что она постоянно ему запрещала съезжать вниз по перилам лестницы и потому что от нее воняло нафталином, да и вообще она была противная старая тетка.
И тут Штефан проявил великодушие и взял сторону младшего брата.
– А ведь Том прав, – сказал он. – Почему бы нам не поехать в Терранию? Я имею в виду: нам, детям, мамуль! Если мы напишем письмо президенту и попросим его организовать у себя собрание терранских родителей, у которых дети могут ночами спокойно спать! Пусть он их спросит, не поставят ли они у себя еще по паре кроватей, да пусть бы по одной, чтобы здешние дети снова могли отоспаться! Как ты думаешь? – Он смотрел на мать вопросительно. У Томаса горели уши от восторга. Но окружающие вяло молчали. Госпожа Банток фыркнула и сказала:
– О боже, какую глупость ребенок несет!
Но тут мать мягко положила руку на плечо Штефана и ответила:
– Ты придумал, ты и напиши письмо терранскому президенту!
Тут госпожа Банток поднялась, хотя еще не было отбоя воздушной тревоги, и покинула бомбоубежище со строгим отсутствующим выражением лица. И даже ее удаляющаяся спина выражала оскорбленность, будто говоря: «С матерью, которая поддерживает своих детей в подобного рода глупостях, я даже сидеть рядом не желаю».
На следующий день, придя из школы, Штефан помог матери помыть посуду, а потом сел за стол и вырвал из середины своей тетради двойной листок.
– Потому что здесь еще не разлиновано, – сказал он Томасу, стоящему рядом. – Нельзя президенту Террании писать в линеечку!
– А почему нельзя? – спросил Томас.
– Потому что это по-детски, и он не станет читать такое письмо, – поучительно сказал Штефан. И написал в верхнем левом углу дату, а в правом углу – «Тема: Dormire necesse est!»
– А что это значит? – спросил Томас. – И что такое «тема»?
– Ты так много спрашиваешь, что я не успеваю отвечать! Все порядочные письма пишутся на какую-то тему. Тогда сразу видно, о чем пойдет речь.
– Ага, – сказал Томас, пытаясь сделать понимающее лицо, хотя ответ мало его вразумил. – А что значит это дор-мире? Это по-латыни?
– А ты думал, по-китайски, что ли? – высокомерно ответил Штефан. – Это означает: «Необходимо спать!» Я сам это придумал. Вообще-то древние римляне говорили: Navigare necesse est, это означало «мореплавание необходимо», но тут это не подходит.
– Почему же не подходит? – возразил Томас. – Если мы хотим в Терранию, нам как раз придется плыть на корабле. Через океан! – Это он добавил очень кстати и растянул губы от удовольствия, что наконец-то сказал что-то умное.
– Но в письме речь пойдет не об океане, а о сне, – сердито сказал Штефан, – и если ты сейчас не оставишь меня в покое, то вылетишь отсюда пулей!
После этого Томас притих и только смотрел, как его брат пишет:
Многоуважаемый господин президент!
Поскольку мой отец майор (во Втором полку) и поэтому почти не бывает дома, то написать Вам это письмо моя мать поручила мне.
– А при чем здесь то, что папа – майор? – спросил Томас.
– Отстань со своими глупыми вопросами! Заткнись, будь добр.
– Мама говорит, «заткнись» – плохое слово, – заметил Томас таким нежным голоском, будто он фарфоровый принц. – И к тому же неправда, будто она тебе «поручила» написать письмо, она всего лишь…
– Вон!!! – взревел Штефан. – Пошел отсюда!
И он вскочил, схватил Томаса за шиворот и прямо-таки вышвырнул его за порог. Когда он снова сел и взял ручку, дверь осторожно приоткрылась, и Томас, зануда, закончил свою фразу через дверную щель:
– …она только и сказала, что сам придумал, сам и напиши! А больше ничего!
Штефан взял со стола свой латинский словарь и прицелился им в дверь. Словарь был толстый – и щель моментально закрылась. Снаружи Томас дружелюбно спросил как ни в чем не бывало:
– Прочитаешь мне, когда напишешь, или отошлешь без меня? Я хотел бы приписать внизу свой привет.
Не получив ответа, он поскакал к матери в гостиную. Она штопала носки и поэтому была не особенно разговорчива. Ведь Томас был рекордсменом семьи по дырам в носках.
– Мама, – важно сказал он. – Штефан пишет письмо. Ну, ты знаешь, про которое шел разговор в убежище. И ему нельзя мешать. Поэтому я пойду на улицу, поиграю.
– Но там дождь, ты вымокнешь!
– Ну и что? – сказал Томас. – Это пустяки.
И вот он скатился по перилам на животе и выбежал во двор. Сунул два пальца в рот и свистнул. На третьем этаже из окна высунулась кудрявая голова и спросила:
– Ты чего?
– Спускайся, – крикнул Томас. – И мяч прихвати.
– Да ведь дождь! – крикнула девочка.
– Ой, размокнешь, кукла сахарная! – презрительно крикнул Томас.
Из окна вылетел мяч, и вскоре во двор выбежала его хозяйка. Томас был не особенно рад ей, но она была лучше, чем ничего.
– Меня не пускают в комнату, – важно сказал он. – Мой брат пишет там письмо президенту Террании.
– Врешь ты все! – сказала девочка.
– Нет, правда, – заверил Томас. – Настоящее письмо с «темой», и всё по-латыни!
Дело же было не в том, узнает она полную правду или неполную. Главное