политики и военные. Ушли от ответственности те, кто руководил их действиями, кто был подлинным сценаристом трагедии. В первую очередь это относится к тогдашним руководителям крупнейших японских монополий.
К сожалению, в период подготовки Токийского процесса предложения советского обвинителя о предании суду владельцев предприятий военной промышленности, магнатов авиационной промышленности, министров вооружений и других были отклонены.
И в этом ничего удивительного нет, ибо 1946 год открыл новую эру — американская администрация Гарри Трумэна вместе с Уинстоном Черчиллем взяла курс на «холодную войну» с Советским Союзом.
Анализ политической ситуации того времени позволяет сделать вывод, что американские правящие круги во главе с Трумэном сожалели, что в Нюрнберге на скамье подсудимых оказались глава мощного немецкого концерна Густав Крупп и директор Рейхсбанка Ялмар Шахт.
Генерал Дуглас Макартур, возглавлявший военную администрацию в Японии, действуя в строгом соответствии с полученными из Вашингтона указаниями, не повторил «нюрнбергских ошибок»: 30 августа 1947 г. своим приказом он выпустил на свободу главных военных преступников крупнейших японских монополистов. Таким образом, Макартур фактически узурпировал судебную и административную власть в Тихоокеанском регионе и по закулисным политическим соображениям нивелировал решения следственно-судебных органов. Своими действиями американская администрация фактически вручила судьбу японских головорезов послевоенному правительству Японии.
Тем не менее многочисленные факты, установленные предварительным расследованием и судебным следствием, касающиеся роли банкиров и крупнейших монополий, были настолько шокирующими, что даже зарубежные судьи, располагающие десятью голосами из одиннадцати, не решились о них умолчать и обойти стороной. Они фактически пренебрегли давней юридической традицией, согласно которой в приговоре упоминается вина только тех лиц, которые преданы суду. В приговоре, пусть и обезличенно (поскольку ни один из преступников не попал на скамью подсудимых), все же неоднократно фигурируют «промышленники», «банкиры», «дзайбацу» (финансовая клика).
Мировая общественность тогда мало что знала о преступлениях японского военно-промышленного комплекса на краю далекого Азиатского субконтинента. А решение Макартура на Западе вообще замалчивалось, как и то, что агрессивная людоедская война была поставлена монополиями во главу угла всей внешней политики Японии.
В этих условиях советское руководство приняло решение организовать новый судебный процесс над японскими военными преступниками, затеявшими производство бактериологического и химического оружия, над извергами, с легкой руки которых их пособники хладнокровно уничтожали и пытали людей, проводили над ними бесчеловечные опыты.
Во время своих жутких экспериментов они заражали живых людей, которых им «поставляла» японская армия и разведка. Как это делалось?
Плацдармом для агрессии против СССР, как известно, стала оккупированная японцами Маньчжурия, на территории которой находился город русских эмигрантов Харбин. Это была закрытая территория. Даже у проезжавших мимо поездов специально занавешивали окна, чтобы пассажиры ничего не могли увидеть. Никто не знал, что там происходит.
А происходило вот что. В окрестностях города постоянно исчезали люди. Японские жандармы задерживали на улицах мужчин и женщин якобы по подозрению в разных преступлениях, но в тюрьмы они не попадали… По Харбину ползли жуткие слухи…
Как показал на Хабаровском процессе генерал-майор медицинской службы Киеси Кавасима: «В оккупированной Маньчжурии мы не испытывали недостатка в людях, предназначенных для экспериментов. Ежегодно в порядке “особой отправки” в отряд поступало приблизительно 600 человек».
В центре комплекса находилось двухэтажное бетонное сооружение, которое считалось «адом бревен». А «бревнами» здесь называли людей, на которых проводили опыты. Садисты просто приравняли их к обычному расходному материалу, они не видели разницы между человеком, бревном или кирпичом…
Снабжение 731-го отряда «бревнами» было хорошо продумано и осуществлялось по тщательно разработанному плану. Людей не просто отлавливали как попало, чтобы доставить на базу для экспериментов, — нет. Повторим: это была четко регламентированная военная процедура, которую невозможно было провести без разрешения командования. Эта система называлась «особые поставки».
Сотрудник отряда рассказывал, что даже после войны никак не мог забыть один случай. Из окна его лаборатории, которая находилась на втором этаже, было видно тюрьму и внутренний двор. И когда он смотрел в окно со своего второго этажа, то всегда видел женщину с дочкой, которые грелись на солнышке. Но однажды девочка с мамой пропали.
Есть свидетельства, подтверждающие, что над женщиной и ее дочерью был поставлен опыт с ядовитыми газами. Там была комната со стеклянными стенами, в нее заводили людей и пускали отравляющее вещество. А «врачи» стояли и наблюдали за ходом эксперимента: что будет, если впустить столько-то литров газа, а потом еще и еще… Мать и дитя были похожи на птиц. Мама- птица обняла своего птенца, и так, обнявшись, они умерли…
Среди принявших мучительную смерть были русские, китайцы, корейцы, монголы, представители многих других национальностей.
* * *
Предыстория Хабаровского процесса связана с тем, что в 1945 году, на завершающем этапе Второй мировой войны, в результате разгрома Квантунской армии в плен было захвачено несколько сотен тысяч японских военнослужащих. В ходе проведенных допросов была получена информация о действовавших на территории Маньчжурии центров по разработке бактериологического оружия.
Советские органы государственной безопасности провели большую работу по «фильтрации» огромной массы японских военнопленных и выявлению среди них лиц, имевших отношение к исследованиям в области бактериологического оружия. В советских лагерях для японских военнопленных активно проводилась «оперативная работа по выявлению и допросу сотрудников противоэпидемических отрядов Квантунской армии». Постепенно стала проступать масштабная картина преступной деятельности специальных подразделений бывшей Квантунской армии. Вскоре был определен круг свидетелей — 36 военнопленных. В него вошли и будущие обвиняемые Хабаровского процесса.
В это время и возникла идея проведения в СССР самостоятельного судебного процесса над японскими военными, причастными к разработке бактериологического оружия. Помимо справедливого наказания преступников процесс мог бы послужить весомым аргументом в обострявшейся идеологической и политической борьбе с Соединенными Штатами. Уже стало ясно, что бывшие союзники решили использовать японских военных преступников в своих интересах и освободить их от ответственности.
C инициативой проведения суда в СССР официально выступил министр внутренних дел Сергей Никифорович Круглов, направивший 19 февраля 1948 г. в МИД соответствующее письмо. Пятого сентября 1949 г. министр иностранных дел Андрей Вышинский направляет В. М. Молотову письмо, в котором предлагает приступить к подготовке процесса. Ознакомившись с письмом, Молотов поручил вынести этот вопрос на обсуждение ЦК, и уже 7 сентября 1949 г. был подготовлен проект секретного постановления Совета министров СССР, в котором поручалось МВД, Министерству юстиции и Прокуратуре СССР «организовать в Хабаровске открытый судебный процесс над руководящими работниками так называемого противоэпидемического отряда № 731, занимавшегося изысканием бактериальных средств и способов их применения в войне против Советского Союза и Китая».
Тридцатого сентября, после согласований, И. В. Сталину был направлен проект постановления ЦК ВКП (б) и Совета министров СССР, утвержденный затем на заседании Политбюро ЦК 8 октября 1949 г.