Читать интересную книгу Суд и ошибка - Энтони Беркли

— Согласен с вами, — подтвердил мистер Читтервик, словно благодаря за то, что ему помогли определиться с решением. — Но лучше все-таки выбрать государственного деятеля, подталкивающего свою страну к войне.

Мистер Тодхантер повернулся к священнику.

— А что скажете вы, Денни?

— Я?… Едва ли можно рассчитывать, что я окажусь сторонником насилия. Нет, я предложил бы себя клинике для опасных экспериментов, которые можно проводить лишь на том, кому грозит неминуемая и скорая смерть. Убежден, таким способом я принес бы гораздо больше пользы своим ближним, чем все вы, кровожадные дельцы из мелодрам.

Мистер Тодхантер живо заинтересовался:

— Любопытная мысль!

Похоже, никто не заметил, что свою точку зрения мистер Тодхантер так и не изложил.

— Опять вы заблуждаетесь, Джек, — вмешался Феррерз. — Во-первых, могу поручиться: ни одна клиника вас не примет — если эксперимент окажется слишком опасным, общественный резонанс будет чересчур силен, чтобы так рисковать. К тому же эксперименты на вас принесут либо ничтожную пользу, либо вообще никакой. Сомневаюсь, что вообще найдутся эксперименты, для которых нужен человек и никакие подопытные кролики не годятся.

— Вы в этом уверены? — озабоченно спросил мистер Тодхантер.

— Абсолютно!

Священник пожал плечами.

— Я просто предположил. Чисто теоретически.

— Конечно, — охотно согласился мистер Тодхантер. — И все-таки не кажется ли вам любопытным тот факт, что из пяти опрошенных четверо оказались сторонниками насилия, то есть того, что я называю "движением в отрицательном направлении": они сочли, что уничтожение зла принесет гораздо больше пользы, чем преумножение добра. Другими словами, они высказались в пользу убийства. А мы вернулись к тому, с чего начали, — к святости человеческой жизни, мистер Тодхантер налил себе еще портвейна и пустил графин по кругу. Жены у него не было, поэтому он мог позволить себе засиживаться за столом с друзьями как угодно долго, тем более что сегодня среди присутствующих не было дам. К тому времени как графин вернулся на прежнее место, гости пришли в благодушное настроение. Приятная академическая тема для неспешной беседы найдена, портвейн хорош, нетерпеливые дамы никому не докучают.

— Прекрасно! — заявил Феррерз. — Чтобы вернуться к самому началу, повторю: святость человеческой жизни излишне преувеличена. А тех, кто не согласен со мной, я попрошу объяснить, в чем заключается ценность существования алчного ростовщика, шантажиста, сифилитика, соблазняющего юных девушек, начальника-самодура, который покровительствует подхалиму, но вышвыривает на улицу порядочных, трудолюбивых людей, обремененных женами и детьми… — в голосе Феррерза неожиданно зазвучала горечь. Он обвел взглядом сидящих за столом и сумел взять себя в руки. — И, если хотите, даже неизлечимых душевнобольных, безнадежных идиотов. Так что же, Джек?

— Вы хотите сказать, вы готовы назначить себя верховным судьей, присвоить себе право даровать жизнь или смерть? — нанес ответный удар священник.

— Почему бы и нет? Из меня получится отличный судья.

— И вы поставите перед собой цель уничтожать всех этих людей вместо того, чтобы перевоспитывать их?

— Если сочту их неисправимыми.

— Значит, вы будете не только даровать жизнь или смерть, но и определять, сколько зла и добра в человеческой душе?

Этот вопрос не обескуражил Феррерза.

— Конечно. Взвесить их не так трудно, как вам кажется.

— Мне бы вашу убежденность!

— Вам мешает обрести ее только ваша профессия. Вам приходится верить или притворяться, что вы верите, — в то, что даже шантажисты, ростовщики и соблазнители небезнадежны. А мне — нет. И даже если бы можно было их перевоспитать, эта затяжная игра не стоила бы свеч по сравнению с благом всего общества.

— Значит, вы твердо убеждены, что величайший подвиг, какой только может совершить человек в вышеупомянутых обстоятельствах, — уничтожить источник зла? — со свойственной ему обстоятельностью уточнил мистер Тодхантер.

— Источник бед или несправедливости, — поправил Феррерз. — Мне нет дела до абстрактного зла. Да, убежден. Абсолютно убежден. От любого организма от политической системы до человеческого тела — надлежит отсечь все дурное, чтобы преумножить полезное. Поступить наоборот значит свести на нет все усилия. Вы согласны со мной, майор?

— Да, согласен. Это звучит логично.

— Совершенно логично, — высказался чиновник.

Все посмотрели на мистера Читтервика, и тот густо покраснел.

— Боюсь, и мне придется согласиться с вами. С одной стороны, все это выглядит угнетающе, но мы должны принимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким хотим видеть его.

— Итак, к одному выводу мы уже пришли, — подытожил мистер Тодхантер. — С соответствующими пунктами, а именно: что из правила святости человеческой жизни есть исключения и что величайшую пользу человек может принести обществу, уничтожив выбранного им злодея, со смертью которого прекратятся беды большой или маленькой группы людей. Все со мной согласны?

— С одним уточнением, — решительно вмешался священник. — Вы нашли весьма обоснованную причину совершить убийство, но против нее можно выдвинуть неопровержимый довод: убийство невозможно оправдать — никогда, ни при каких обстоятельствах.

— Полно вам, сэр! — махнул рукой майор. — Какой же это довод? Просто утверждение, подкрепить которое нечем. С тем же успехом можно заявить, что в некоторых случаях убийство можно оправдать. Это тупик.

Глаза Феррерза вспыхнули.

— Вы хотите сказать, майор, что лишь сейчас поняли, что девять десятых доводов Джека — не что иное, как ничем не подкрепленные утверждения? Но что еще остается бедному священнику, когда приходится защищать постулаты, доказать которые не в состоянии никто? Только заученно повторять то, что он считает аксиомами. Но поскольку мы отказываемся признавать их аксиомами, спор заходит в тупик.

— Для вас будет лучше признать хотя бы некоторые из них, Лайонел, дружелюбно посоветовал священник.

— Вряд ли. Но вы, конечно, были обязаны так сказать.

— Да, — вмешался мистер Тодхантер. — Итак, мы пришли к выводу, что самым полезным делом, какое может совершить человек, которому осталось жить несколько месяцев, будет убийство вышеупомянутого вида. Вы действительно так считаете?

— Я привык называть вещи своими именами, — улыбнулся Феррерз. — Да, я верю, что таким делом будет убийство — или уничтожение, как вам будет угодно.

— В таком положении человек в состоянии совершить оправданное убийство, не так ли? — отважился высказаться мистер Читтервик. — А если он правильно рассчитает время, ему не придется опасаться того, что обычно отрезвляет потенциального убийцу, — палача.

— И это совершенно верно, — с интересом подхватил мистер Тодхантер. — Но если мы остановили выбор на убийстве, каким должно быть этот убийство? Двое из нас высказались в пользу политического убийства с целью изменить к лучшему весь мир или хотя бы одну страну, еще двое — в пользу, так сказать, частного убийства. Было бы любопытно выслушать аргументы обеих сторон.

— Беру обратно слова насчет Муссолини, — объявил майор Баррингтон. — О нем я заговорил, не подумав. И кроме того, мне бы не хотелось брать на себя такую ответственность: решать, отвечают ли Муссолини или Гитлер потребностям современного мира — хотя бы потому, что все познается в сравнении. Другими словами, я, подобно Феррерзу, не верю в политические убийства.

— А вы, Дейл?

— Что ж, если майор отвергает кандидатуру Муссолини, то и я готов отвергнуть мою. Хотя, должен признаться, я был бы счастлив узнать, что кто-то перестрелял всех бесчестных политиков этой страны.

— Тогда бы в стране вообще не осталось политиков, — усмехнулся Феррерз.

— Как же так? — запротестовал священник. — Стенли Болдуин?

— И его трубка.

— Ах да, трубка мира.

— Мира любой ценой — даже за полтора миллиарда фунтов. А его свиньи! Вот кто займет вакантные должности в кабинете. Никто и не заметит разницы.

— Не заметит? Как бы не так! — ухмыльнулся майор. — Свиньи не станут подписывать возмутительные соглашения с французскими премьер-министрами и выставлять нас на посмешище перед всем миром, а потом публично отказываться от этих соглашений. От свиней был бы толк.

— Верно, — кивнул мистер Тодхантер. — Значит, политическому убийству решено предпочесть частное. В таком случае было бы интересно узнать, смерть какого частного лица принесла бы наибольшую пользу его ближним.

— Владельца газеты, который в корыстных целях обманывает читателей, внес предложение майор.

— Значит, к этой категории относятся владельцы всех издательств? — с неожиданным цинизмом уточнил мистер Читтервик. Феррерз болезненно поморщился.