У Саруна была феноменальная память на внешность и лица, а также способность исключительно быстро запоминать объёмную информацию, в том числе: отдельные слова, числа, даты и точное восприятие большого по объему материала. Поэтому он без труда воспроизвёл в памяти образы девушек. Но ни одна из них не была высокого роста, и было ещё что-то такое в стоявшей перед ним девушке… Скорее всего – внутренняя суть. Она выражалась в блеске смотрящих на него глаз, в чуть приподнятых уголках губ, во вздёрнутом носике и бурлящей вокруг неё необыкновенной силы магии. Но магия, как и её хозяйка, искрилась счастьем и добротой.
Гивский сделал шаг вперед, подхватив прохладные пальчики девушки, коснулся их губами.
– Мне жаль, что тебе пришлось столько пережить. Феникс для своего спасения выбрала достойную и сильную душу, и я рад вновь увидеть тебя – странница, – произнёс канцлер, смотря в лукаво искрящиеся глаза.
Смерти девушек промелькнули в закоулках разума, но не вызвали у Вики душевной боли.
Увидев потухший взгляд зеленых глаз девушки, Гивский понял ее внутреннее состояние.
– Прости, если мои слова вызвали тяжелые воспоминания.
Виктория высвободила ладонь из горячей руки канцлера, которую он с неохотой отпустил.
Имран хмурым взглядом окинул Ир Гивского и сильнее прижал к себе Викторию. Чёрные глаза молодого человека гневно сверкнули, а широкие губы мгновенно застыли в напряжении.
Аронд без слов понял нервозность сына, одной рукой схватил главу тайной канцелярии за шиворот камзола, другой – подхватил воротник рубашки, но уже Орланда.
– А не пойти ли нам, сиятельные господа, туда, куда вы так упорно спешили? Вино в бочках скоро закипит в ожидании вас.
Дружный смех троицы разнесся по округе.
Молодая чета проводила взглядом скрывшиеся в ночной темноте, высокие, атлетического телосложения фигуры.
Имран подхватил жену на руки, улыбаясь, понёс её в дом. Так хотелось коснуться губами обнаженного тела жены, но он сдерживал себя, понимая, что ей пришлось пережить.
Всю дорогу, пока Имран нёс Викторию на руках, она чувствовала себя неловко и несколько раз пыталась вырваться из захвата, но он лишь улыбался, смотря на неё со смешинками в глазах.
Когда её ноги коснулись пола их спальни, она вздохнула с облегчением.
– И совсем необязательно было нести меня на руках столько времени. Я и сама умею ходить.
Вика нервничала, сама не понимая, почему. По внешнему виду Имрана было видно, что он не устал и не запыхался, но всё-таки было неловко от мысли, что она немало весит.
От вида расстроенного лица жены Имран усмехнулся. Заключил в обхват крепких рук желанное тело любимой, прижав к себе, с наслаждением вдохнул запах её волос. Уловив сладкие нотки чайной розы, закрыл глаза в блаженстве.
– Вика, не сердись… – наклонившись к её ушку, прихватив губами мочку, шепнул: – Привыкай... мы, Акронские, очень часто своих любимых девушек на руках носим.
От лёгкого прикусывания Имраном мочки уха жар волнующих мурашек прокатился по телу девушки и свернулся клубочком томления внизу живота. Ресницы вмиг стали тяжелыми, сомкнулись, закрывая взор от мира, сосредотачивая внимание организма лишь на желании близости. Но Виктория немного страшилась. Близость с мужчинами у неё была, и эти моменты резко вынырнули из недр памяти.
Губы Имрана нежно исследовали от мочки уха ее шею, коснулись обнаженного плеча, задержались и с неохотой отстранились.
– Я в ванну схожу, а ты пока можешь переодеться во что-то более лёгкое, – вновь коснувшись губами её обнаженного плеча, он поспешил удалиться.
Вика стояла и пыталась успокоить взволнованное дыхание и дрожь желания в теле. Она сама себя не понимала и сейчас была благодарна Имрану за то, что он не продолжил. Его настрой упирался ей прямо в заднюю мягкую часть, и если признаться себе самой, то она испытывала трепет перед первой с ним близостью.
Если учесть его рост и телосложение, то несложно догадаться, что у него там, в штанах, поэтому и замирала в страхе. Разобравшись в своих метаниях и страхах, Вика вздохнула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«И чего ты, дурочка, испугалась? Ты ведь уже всё на себе испытала – и насилие, и страсть. Понимаешь, как это всё происходит. Да, понимаю… но боюсь. Как так у феникса получилось создать меня из всех тел девушек, в которых находилась моя душа? Когда впервые почувствовала свое родное тело, чуть не разревелась. Но когда увидела своё отражение в зеркале, ненадолго застыла. Чувства были смешанными: от счастья до боли в сердце. Счастья, потому что жива. Боли, потому что всю жизнь я буду видеть в себе черты лица умерших девушек».
Вика скинула платье, сорочку, перешагнула через них и подошла к зеркалу. С трепетом в груди рассматривала своё отражение. Заметив родинку возле пупка, прикоснулась к ней дрожащими пальчиками.
«Не моя. А у кого из девушек была? Не помню. Слава Богу, грудь моя, конечно, не такая красивая, как у Виттории, но зато не так будут резать сердце воспоминания о Нариме. Хотя, если прислушаться к себе, то душа по нему не болит. Скорей, мне неприятны сами воспоминания обо всех тех молодых людях, с которыми были знакомы девушки, а потом и я.
Хадийю тоже предали. Любовь всей её жизни воткнул нож в живот.
Кстати, талия тоже не моя. У меня тело состояло из сплошных мышц, а сейчас такие завлекательные формы. Получается, кроме моего роста, ножек и некоторых черт лица, во мне ничего моего нет…»
Виктория замерла, не дыша. В груди всё сжалось от душевной боли, глаза заволокла пелена слёз, и через неё она ненадолго увидела себя истинную. От этого видения её рот чуть приоткрылся, от взмаха ресниц по щекам скатились слезинки, но вместе с ними исчез любимый, родной сердцу образ. Услышав приближающиеся шаги к двери ванной комнаты, Вика в испуге заметалась.
Так увлеклась воспоминаниями и разглядыванием своего тела, что совсем забыла про мужа.
Метнувшись к валяющейся на полу одежде, успела схватить её и прикрыться, во все глаза смотря на стоявшего перед ней обнаженного Имрана. Узкие бедра и то, что так пугало Вику, сейчас скрывало полотенце. Но вот разворот широких плеч и гладкая, оливкового цвета кожа, кубики пресса почему-то вызывали волнение в груди.
От вида испуганного, любимого взора жены сердце Имрана сжалось от боли, черные глаза заполнились тоской. Он обнял Вику, прижал к голому торсу, с нежностью прошёлся рукой по её рыжим волосам.
– Вика, девочка моя… прошу, не бойся меня, – грудь Имрана поднялась и опустилась от тяжкого вздоха, – я буду ждать.
Отстранив её от себя, он наклонился, коснулся уголков притягательных губ, с чуть грустной улыбкой и с любовью в глазах развернул жену и направил в сторону ванной комнаты.
– Ступай, обмойся, на тумбочке лежит твоя ночная сорочка. Когда ты вернёшься, я уже буду спать.
Имран последовал к кровати, услышав, как быстро захлопнулась дверь ванной комнаты. Покачал головой от воспоминания распахнутых от страха глаз любимой, вновь вздохнул и улыбнулся с грустью во взгляде. Размотав полотенце, скинул его на прикроватную тумбочку, лёг на кровать, накинул одеяло на ту часть тела, что так смущала Викторию. Засунув руки под голову, закрыл глаза и стал дожидаться любимую.
Виктория некоторое время стояла в нерешительности, прислушивалась в желании угадать, что делает Имран? Но толстые каменные стены не пропускали ни единого звука. Осознав, что она смешна в своих страхах и подозрениях, Вика бросила вещи в корзину для белья. Подойдя к ванне, потрогала воду, приготовленную для неё, от заботы мужа в груди разлилось тепло.
Быстро обмывшись, она надела ночную сорочку и, подойдя на цыпочках к двери, ненадолго замерла. Отругав себя за нерешительность, толкнула створку, пробежав босыми ногами по мягкому ворсу ковра, расстеленного на полу, оказалась возле кровати, юркнув под одеяло, замерла в ожидании.
Не увидев от Имрана в её сторону поползновений – ухмыльнулась.
«Вика, ты точно дурочка. Ведёшь себя, как невеста-девственница в первую брачную ночь. Не невеста и не девственница, а уже жена. И мне всего девятнадцать лет. Но близость с собственным мужем почему-то страшит и волнует. Он безумно мне нравится. И это мои родные чувства, ведь в этом теле моя душа. И мне хочется любить и отдаться полностью этому ощущению».