Читать интересную книгу Валентин Серов - Екатерина Алленова

Портрет Валентины Семеновны Серовой. 1880.

Рисунок Государственная Третьяковская галерея, Москва

Портрет Ольги Федоровны Трубниковой. 1885.

Рисунок. Частное собрание, Москва

В Париже юный Серов оказался фактически предоставленным самому себе. Занятия с Репиным и самостоятельное рисование были единственным его развлечением. Постепенно Серов становился замкнутым и угрюмым - черты характера, сохранившиеся в нем на всю жизнь.

В 1875 году Серовы - мать и сын - вернулись в Россию. Однако Валентине Семеновне не сиделось на одном месте, и кочевая жизнь для Серова продолжалась. В 1878 году он возобновил систематические занятия у Репина, вернувшегося к тому времени из Парижа и поселившегося в Москве.

Серов жил у Репина почти на правах члена семьи, сопровождая его во всевозможных поездках на этюды, а в остальное время рисуя с гипсов, с натуры и копируя репинские холсты.

Академию художеств, куда Серов поступил в 1880 году, он без сожаления покинул в 1885, попросив об отпуске «по состоянию здоровья» и не вернувшись обратно. Как вспоминал один из мемуаристов, Серову в Академии попросту «надоело. - Что надоело? - Стены вот, коридоры...» Целью Серова при поступлении в Академию было попасть в класс профессора Павла Чистякова, через руки которого прошли Суриков, Поленов, Репин, Врубель. Чистяковская педагогическая манера была весьма жестокой: он воочию умудрялся доказать ученикам их бессилие перед натурой, заставлял рисовать детские кубики, подвергая насмешливой беспощадной критике каждый неточный штрих.

Серов беспрекословно подчинялся Чистякову - его мнение было для него даже дороже репинского. Но и Чистяков любил Серова и гордился им. Он был первым, кто открыл Серову сокровища Эрмитажа и начал говорить о необходимости изучения старых мастеров. Влиянию Чистякова Серов обязан и своей «вдумчивой» манерой письма: Чистяков не терпел легкости и приблизительности в запечатлении натуры. В дальнейшем серовская чересчур медленная и кропотливая работа порой вызывала удивление. «Иначе писать не умею, - говорил он на это, - виноват, не столько не умею, сколько не люблю».

Флоренция. Улица Торнабуони. 1 904

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Набережная Скьявони в Венеции. 1 887

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Черт, вылезающий из корчаги. Ваза. 1890-е

Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево»

Круг друзей Серова сложился помимо Академии. С семьей Мамонтовых он познакомился еще в 1875 году, когда Валентина Семеновна гостила в Абрамцеве знаменитого мецената, а к моменту выхода из Академии Серов уже был одним из деятельных участников абрамцевских предприятий, всеми любимым «Антошей» (это домашнее прозвище стало вторым именем Серова - близкие друзья его иначе и не называли).

В Абрамцеве процветал культ театрального искусства; в домашних спектаклях Мамонтовых Серов был неподражаем: он обладал незаурядным дарованием комического актера и обожал изображать всяческих зверей, - глядя на его «льва» или «игрушечного зайчика», публика покатывалась от хохота, сам же Серов оставался невозмутим.

Среди увлечений художников абрамцевского кружка было увлечение народными ремеслами, в частности керамикой. Своего рода памятный знак этих пристрастий - поливное блюдо, изображенное в Девочке с персиками. Чуть позже была организована гончарная мастерская, где Врубель исполнял свои знаменитые майоликовые скульптуры. Что касается Серова, то от него осталось лишь одно произведение в этом роде - ваза Черт, вылезающий из корчаги.

Памятник, выразительный именно этой своей единственностью, целиком в духе серовского тонко иронического ума - словно это однажды вскользь брошенная реплика по поводу «фольклорных» забав взрослых детей: «Чертовщина все это».

Благодаря Савве Мамонтову, устраивавшему Серову заказы на портреты, художник писал оперных знаменитостей-гастролеров, и один из этих портретов, экспонированный на выставке Московского общества любителей художеств в 1886 году - первой выставке с участием Серова, - был замечен и одобрен.

Портрет Саввы Ивановича Мамонтова. 1879.

Рисунок Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Ели. 1890

Харьковский художественный музей

Девочка с персиками и Девушка, освещенная солнцем сделали Серова знаменитым. Среди молодых живописцев нового поколения он сразу оказался впереди других. Врубель в годы создания этих серовских картин был далеко от столиц, в Киеве, и долгие годы, до триумфального «бенефиса» в 1896 году на нижегородской выставке, его творчество было известно лишь очень узкому кругу художников и меценатов, в первую очередь окружению Мамонтова. В мамонтовский кружок в 1889 году Врубеля привел именно Серов. Но, по свидетельству мемуариста, «Врубель не нравился тогда: находили его диким, непонятным, а именно Серова признавали». «Непризнанным» в то время был и Константин Коровин. Характерна в этом смысле дневниковая запись Владимира Аркадьевича Теляковского, директора императорских театров, иллюстрирующая ситуацию на «художественном рынке» 1880-1890-х годов: «Нет сомнения, что за Мамонтовым большая заслуга собрать вокруг себя целую плеяду художников. Казалось бы, он их и любить и уважать должен, между тем качества русского купца-савраса часто давали себя чувствовать.

Например, за обедом, когда знаменитый Врубель потянул руку за вином, Мамонтов его остановил при всех и сказал: “Погодите, это вино не для вас” и указал на другое, дешевое, которое стояло рядом. Коровина зачастую Мамонтов заставлял дожидаться в передней. Вообще те из художников, которые были без положения и бедные, должны были часто переносить многое... Бедными были Врубель, Коровин и Головин... Испанок ... Мамонтов купил у Коровина за 25-рублевое пальто. Врубелю Мамонтов заказал панно за 3000 р., а когда панно было готово и Врубель пришел за деньгами,

Прудик. Абрамцево. 1886

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Зима в Абрамцеве. Церковь. 1886

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Мамонтов сказал ему: “Вот 25 р., получай”. Когда же Врубель запротестовал, Мамонтов ему сказал: “Бери, а потом ничего не дам”. Приходилось брать - у Врубеля гроша денег не было».

Итак, Серов, чьи первые работы сразу же были высоко оценены не только художниками, но и коллекционерами, уже в начале пути оказался лидером. Его стали ценить, от него ждали новых «солнечных» полотен, похожих на портреты девушек, которые так понравились. Но Серов, однажды доказав, что область пленэризма в его всевозможных модификациях ему целиком подвластна, все время и последовательно усложняет картинные задачи, не желая повторяться, а если и возвращается к темам и приемам этих ранних картин, то словно лишь'затем, чтобы убедиться, что он не забыл, как это делается.

В ноябре 1911 года, незадолго до смерти Серова, первый его биограф Игорь Грабарь и Серов рассматривали в Третьяковской галерее Девушку, освещенную солнцем. «Он долго стоял перед ней, - вспоминает Грабарь, - пристально ее рассматривая и не говоря ни слова. Потом махнул рукой и сказал, не столько мне, сколько в пространство: “Написал вот эту вещь, а потом всю жизнь, как ни пыжился, ничего уж не вышло: тут весь выдохся”».

Действительно, эта работа - признанный и бесспорный шедевр. Но реплика Серова может показаться удивительной, потому что, зная все дальнейшее творчество художника, мы не увидим в нем попыток «пыжиться», чтобы сохранять и бережно воспроизводить из картины в картину то, что было найдено в Девушке, освещенной солнцем, как прежде в Девочке с персиками.

Да и в этих портретах Серов как бы устраивает диалог с самим собой. Девушка, освещенная солнцем (портрет Марии Яковлевны Симонович), созданная в Домотканове (имении друга Серова Владимира Дервиза), написана совершенно по-иному, чем Девочка с персиками. Здесь иной возраст модели, иной темп жизни, иная пластика и другая живопись - не стремительная и подвижная, а плотная и густая. Игра цветовых пятен в картине напоминает мозаику - так живописную форму любил строить Врубель, а Серов тогда как раз находился под обаянием его творчества и в какой-то мере стремился повторить врубелевскую манеру письма. Девочка с персиками - совершенный образец импрессионистической живописи. Девушка, освещенная солнцем - шаг в сторону постимпрессионизма с его любовью к длительным состояниям человека и природы. Эти картины, подобно живописным аллегориям, любимым искусством классических эпох, соотносятся, как весна и лето или как утро и полдень человеческой жизни. Среди прецедентов в русской художественной традиции это весьма напоминает мизансцену, разыгранную, и тоже при начале творческого пути, двумя парными друг другу произведениями Брюллова - Итальянское утро и Итальянский полдень. Серов вполне отдавал себе отчет в иной, непортретной специфике своих «портретов». Что, кстати, подтверждено традицией: забытыми оказались имена изображенных моделей и остались «девочка - девушка», влекущие к представлению об общих ступенях человеческой жизни. «Мою Верушу портретом как-то не назовешь», - писал художник в одном из писем. И в следующих произведениях он как будто решил, сохранив ту же живописную манеру, разгадать тайну портретности.