пор слушали.
— А ты ничего нового не слушаешь? Ну вот про малиновую ладу?
— Не зна-знаю такого, — отмахнулась девочка.
Да и Фатима теперь стала не такой гостеприимной, и на лице её было беспокойство и растерянность. Она даже бросила расписывать чашки. Мотя тоже всё чаще сидела под кроватью.
Раз мама зашла на кухню и обнаружила, что Мишка стоит у плиты на табурете и мешает ложкой молоко в железной чашке.
— Миша!
Плита выключена, молоко снято, мальчик чешет затылок.
— Ты чего тут удумал?!
Мишка пожал плечами.
— Хотел сделать сладкое молоко...
Мать, готовившая было гневную тираду, вдруг передумала кричать и вместо этого спросила:
— Тебе его действительно так хотелось?
Мишка кивнул.
— После того как появилась эта Ярослава, Фатима теперь не очень радостная и не готовит сладкое молоко.
— Вот как?
Мишка вместо ответа шаркнул ногой по плитке.
— А кто такая эта Ярослава? Я что-то её во дворе не вижу.
— А она не выходит, когда там другие ребята гуляют. Она дома сидит, музыку слушает или на флейте играет. Она вообще не хочет со мной разговаривать. — Мишка устремил на маму свои чистые васильковые глаза. — Мам, а знаешь, мне её почему-то жалко. Её как будто кто-то обидел, очень сильно.
Дождь зарядил с самого утра. Мишка весь день сидел один дома, а под вечер не выдержал, взял зонтик и вышел во двор. Было пусто, даже куры не гуляли.
Ярослава сидела на лавочке. Как обычно в чёрных чулках, юбке и футболке с "Королём и Шутом". Без зонта. Обратив лицо в небо. Пресные капли дождя стекали по её щекам, скользили вниз с подбородка на шею и исчезали под футболкой. Мишке показалось, что она плачет, как дождевая тучка.
Глаза Ярославы были закрыты. Она открыла их, когда почувствовала, что на неё больше не капает. Мишка стоял перед ней, высоко подняв худенькую ручку с зонтом.
— Да-да ты че-чего, не-не надо...
— Ты промокнешь, — просто сказал Мишка.
— Ни-ничего. Мне при-приятно что-то чу-чувствовать.
— Если промокнешь — заболеешь. Так говорит моя мама. Лучше иди домой, и Фатима даст тебе горячего сладкого молока.
— Я не-не хочу. Ко-когда ещё по-пойдёт такой тёплый до-дождь?
Мишка задумался.
— Наверное, на следующей неделе. Или в следующем году. Но когда-нибудь точно пойдёт. А так ты простудишься.
Ярослава задумалась.
— А когда дождь, ребята не гуляют? И Стёпка тоже?
— Стёпка в дождь с отцом на рыбалку ходят. У них лодка есть, она здесь, но они её не берут.
Ярослава тут же встрепенулась и посмотрела в лицо Мишке, глаза её загорелись.
— Лодка, говоришь, есть?
— Ага. Надувная, в сарае. Стёпкин папа его эллингом называет.
Девочка вскочила.
— По-подожди, я сейчас.
Она забежала в подъезд и вскоре вышла оттуда, в кармане юбки у неё что-то звенело.
— По-пошли посмотрим на-на лодку.
— Но Стёпкин папа...
— Не-неважно, за спрос де-денег не берут! Ну, ты-ты идёшь и-или струсил? — Она легонько пихнула мальчишку локтем в плечо.
Настроение у Ярославы улучшилось необыкновенно, и Мишка был рад этому, потому и пошёл за ней, чтобы она снова не расстроилась.
— А вот здесь призрак девочки живёт, Стёпка говорил, — сообщил мальчик, когда они прошли мимо курятника.
— А-ага, — сказала Ярослава. — Только там де-дед. Слы-слышал?
И она напела:
"Был дед да помер,
Слепой и жутко злой,
Никто не вспомнил
О нём с зимы холодной той.
Соседи не стали
Его тогда хоронить,
Лишь доски достали,
Решили заколотить
Дверь и окна…"
— Страх какой! — поёжился Мишка.
— "Мне больно видеть белый свет, мне лучше в полной темноте!" — жутко взвыла Ярослава. — "Я очень много-много лет мечтаю только о еде!" На-нашёл о чём ме-мечтать!
Они были уже у "эллинга", и девочка ковырялась чем-то в замке.
— Это у тебя ключ? — спросил Мишка.
— Д-д-да-да, клю-ключ...
Они вошли в сарай, и Ярослава включила фонарик. Лодка стояла надутая, накрытая брезентом, который девочка тут же сдёрнула.
— Кла-классная ло-лодка! Тыщ три-тридцать наверное сто-стоит! — прокомментировала она.
Мишка пытался закрыть зонтик.
— Там четыре человека может уместиться. Только Стёпка никому не разрешил, он всем нам по башке надавал.
— Ни-ничего, мы ему по-по башке дадим. Как ци-цировала бабу-бабуля: "Если у тебя есть фонтан, заткни его, дай отдохнуть и фонтану". Ко-козьма Прутков вро-вроде.
Мишка разглядел в руках Ярославы ножик. Мгновение — и на бортике зияет дыра. Девочка проткнула ещё в нескольких местах.
— Во-вот и не-нет у них ло-лодки, — довольно сказала она.
Мишка смотрел на неё раскрыв рот.
— Но ведь это плохо! Так нельзя поступать!
— А ты, ес-если тебя не спросят, мо-молчи, а если спро-спросят, скажи, что-что я сделала! — Ярослава залезла в сдувающуюся лодку и попрыгала в ней. — Хо-хочешь — за-залезай, я раз-разрешаю!
От такого приглашения сложно было отказаться, и Мишка полез в лодку, а Ярослава прыгала и пела:
"Бешеный ветер рвёт паруса,
Старый моряк стоит у руля.
Завтра утонут три корабля:
Обычное дело для моряка!"
— Мне кажется, нам лучше уходить, — тихо сказал Мишка.
— Ну, ра-раз кажется, то ухо-уходим.
Ярослава накрыла сдувшуюся лодку брезентом.
Мишка не помнил, чтобы они ставили на место замок.
Фатима, видимо, дремала весь день, поэтому Мишка старался сидеть тихо. Мотя пристроилась на подоконнике, который как раз был ей по размеру. В ванной слышался звук льющейся из душа воды.
Мальчик разглядывал флаконы из-под духов, и ему показалось, что они как будто стали как новые, даже в воздухе появились ещё не растворённые во времени ароматы. Скрипнула дверь: вышла Ярослава, завернутая в полотенце. Сушившиеся под потолком вещи, похоже, были у неё единственными, поэтому она нашла себе один из старых маленьких халатов Фатимы.
— Ка-как думаешь, мне по-пойдёт?
Мишка взглянул на халат.
— Не, не пойдёт. Это халат бабушкин, а ты девочка.
— Ну и ла-ладно.
Ярослава начала натягивать халат, и тут с неё упало полотенце. Не успел Мишка сообразить, как тут же получил по щеке. Правда, совсем не сильно.
— Ты чего дерёшься? — спросил он её.
— А не-нечего пя-пялиться, ко-когда девочка пе-переодевается! — Щёки у Ярославы покраснели.
— Тогда извини, я больше не буду, — спокойно ответил Мишка.
И тут из своей спальни вышла Фатима.
— Замёрзли небось, птички мои? Сейчас молоко поставлю.