верят и меня швырнули в двери,
И забрали из карманов барахло
Что за странная картина — здесь армяне и грузины,
Проститутки не дороже ста рублей.
И больной туберкулезом и хохол с разбитым носом,
И до смерти перепуганный еврей»,
песню «Обезьянник» поёт блатной певец Гриша Заречный.
Жил был пёс, как говорится.
А ещё говорится — первый блин всегда комом. Вот и первый шаг по реализации задумки сколотить собственную ОПГ Пельмень-Малой вышла боком. Ну и накрылась медным тазом.
Чем там Саня думал — хрен его на самом деле знает, но даже не задницей, как принято говорить в таких случаях. Ибо думая задницей, Пельмень получил бы куда более годные мысли, вот честно. У задницы какая никакая, но логика есть.
А теперь за попытку подмотать самогонный аппарат у местного алконавта уголовника Пельменю и Малому грозит десятка — разбойное нападение.
Статья 162 УК — привет.
В лучшем случае часть вторая.
А дальше — как у следака, который возьмётся шить дело фантазия сработает. Лепи че хочешь.
По предварительному сговору.
С применением оружия.
С проникновением в помещение со взломом.
И так далее, и тому подобное.
Потому как затея отвести от себя внимание вышла боком. Сейчас то Саня понимал, что у ментов теперь куча свидетелей и мужичок с соседского гаража… как его звали Пельмень начисто забыл, но речь о кенте бати Малого и бывшем его коллеге — этот первым укажет на Пельменя пальцем, как на угонщика Мерседеса. И легко опознаёт во время следственных действий.
Вот тебе и раз.
Сука, а ведь сразу Сане этот хмырь не понравился. Хватило же тяму связаться!
В общем, надо на ходу придумывать легенду и тереть ей по ушам следаку. Глядишь прокатит.
Да уж.
А так… все в жизни приходится переживать впервые.
Первый трах.
Первое убухивание в сопли.
Первые успех и неудачу.
И первое задержание вкупе с поездкой на заднем сиденье ментовского бобика, с наручниками больно впивающимися в задницу.
Попал так попал.
Все бы ничего, но с ростом за метр девяносто и весом сто тридцать килограмм, сидеть в скворечнике равно бобике — стремно. А когда в жопу допопцией вдавливается Сёма, прижатый наглухо к дверке своей щекой, так стремно вдвойне…
И ощущения обостряются пониманием, что закрыли тебя по уголовке. Это не пописать в гаражах, если че. Штрафом не отделаться.
Менты курили, полоскали языками с делом и без. Самые обычные пэпсы, несколько воодушевленные задержанием двух мелких бандюков.
Ну и ехали в отделение, дабы там передать задержанных своему дежурному и далее к уже следаку. Удобно ли пацанам сзади, не давят ли наручники (а они сука давят — у Пельменя натерло запястья так, что слезятся глаза!) никто разумеется не спросил. А ещё Пельмень ритмично бился башкой о крышу бобика, стоило автомобилю найти первую попавшуюся неровность.
Короче…
Вот в таких условиях Саня думал как выгребать из полного дерьма, в котором он с Малым оказались. И ничего толком не надумал, когда бобик скрипя колёсами, остановился у отделения.
Пэпсы закруглили базар.
Хрустнул ручник, напарники заглушили бобик и высыпали наружу.
— Выходим!
Резко открылась дверь и Сёма зажатый Пельменем вывалился из салона, больно ударяясь об асфальт локтем.
— Ай, — зашипел пацан. — Предупреждать же надо!
Пэпсы заржали.
Подняли Малого на ноги, вытащили чутка подзастрявшего Саню, тоже едва того не уронив. И повели к отделу.
Внатуре как зэков, заламывая скованные браслетом руки за спиной.
Отдел оказался обрыганным, с выцветшими надписями, с полузавленным забором и жутко скрипучими ржавыми воротами.
На выходе из здания на посту стоял молодой автоматчик сержант, занимавшийся тем, что стрелял шкорками от подсолнечных семян в голубей. Птиц набралась целая стая и голуби, видя упавшую шкорлупку семечки ломились к ней, а поняв, что обломились — разбегались в стороны, курлыча на разный лад.
Ну а сержантик с автоматом громко ржал.
Делать то особо не хрен. Ну а развлекается настолько, насколько хватает мозгов.
Завидев пэпсов, один из которых был целым младшим лейтенантом, сержантик прекратил маяться дурью, сунул семена в карман и выдавил лыбу.
— О! Товарищ лейтенант, гостинцев привезли!
Гостинцами надо полагать были Саня и Сёма, задержанные и стоящие раком. Ну зашибись начало, когда тебя «гостинцами» называют.
Один из пэпсов, рядовой, остановился возле сержантика и стрельнул сигарету, закурил.
— Я покурю минуточку, а товарищ лейтенант?
— Кури уже, сам справлюсь.
Летеха, провёл обоих задержанных в отделение.
— Заходим, чего встали.
Входная дверь оказалась не менее скрипучей, чем ворота. Удивительно, что никому из ментов не пришло в голову смазать петли.
Внутри ментовка выглядела ничуть не лучше, чем снаружи. Оказавшись у будки дежурного (пока лейтенант базарил о чем то с ним и заполнял документы), Саня огляделся. Облупленная краска на стенах, пол с порванным линолеумом, как будто здесь прошёл комбайн, а пол был полем с пшеницей. Побитые стёкла на окнах, подлатанные малость отсыревшей фанеркой. Зато вон бюст Ленина висит, напидоренный до блеска. Коммунисты, блин, через год здесь уже будут висеть портрета других героев.
А дедушка Ленин наверное в гробу переворачивается от новой реальности, постигшей его некогда великую страну. Ну так то бывают в жизни огорчения.
— Слышь, толстый, пойдёшь в обезьянник посидишь, — заявил лейтенант, закончив с дежурным. — А ты пацан здесь подожди, тебе же нет шестнадцати?
Мент обернулся к дежурному.
— Слышь, Борь, ты найди телефончик его родителей, да свяжись. Поставь в известность.
— Как у него фамилия? У тебя протокола задержания нет.
— Забыл… — пэпс летеха обернулся к Малому. — Зовут как, бандит?
Пацанёнок ничего не ответил на вопрос мента, но поежился. Слово пацана держит. Похоже Сёма все ещё воспринимал происходящее как увлекательный трип или тупо очередную приколюху.
И похоже, что куда как больше посыкивал батю, чем ментов.
— Ладно, идём, посидишь подумаешь над своим поведением, а потом и поговорим.
По итогу Сему повели в один из кабинетов, сейчас пустующих. Сняли наручники, каким-то хреном предложили чай, как будто Малой в отделение в гости пришёл, а его не привезли в бобике пэпсы.
Ну ну.
Сане же устроили шмон, а только потом, когда ничего не нашли, проводили в обезьянник — небольшую клетку, где из удобств была одна единственная лавочка. И та занятая двумя утырками по типу дяди Витали, но в два раза моложе.
— Повернись, браслеты сниму, — велел мент.
Саня не ослушался, повернулся. Оттопырил руки, дабы лейтенанту пришлось проще наручники отпирать.
Пэпс ловко снял наручники. Очень вовремя, запястья натерли настолько, что ну его на.
— Мне