уже, скоро тридцать. Тьфу ты, противно-то как. До дурноты, хоть и лет прошло кучу. Одно дело, мужик симпатичный красивую бабу трахает, и совсем другое — твой бывший муж. В животе холодеет и бурлит, а к горлу подкатывает липкая тошнота. Мы были молоды, он первым у меня был, мы любили друг друга горячо и безумно и столь же безумно ссорились и скандалили.
Гордо волосы за уши убираю. В состояние равновесия себя привожу. У меня всё хорошо. Я привлекательная блондинка с голливудской волной на волосах, всё ещё молода, у меня свой бизнес, небольшой, но довольно прибыльный. И пусть мне ещё не встретился тот самый, но мне не о чем жалеть.
Ртом дышу, медленно разворачиваясь на каблуках, сверкая красными подошвами туфель. Мне воздух нужен. Всё это больше не кажется возбуждающим, волнительно-запретным. Это грязно. И стоны чужие и бабы сплошь голые. Я не собиралась во всём этом участвовать. Я как-то не задумывалась, что кто-то может захотеть поиметь меня на столе, стуле, потолке или золотом унитазе. Это было, как поход в кино или на познавательную экскурсию. Ирка — моя подруга, и раз уж ей было надо, я пошла. А сейчас понимаю — ужасно всё это и отвратно. А самое главное, похоже, мой бывший муж завсегдатай этого бл*дства.
— Таня, ты чего? — Смотрит Ира туда, куда только что смотрела я.
Бывший натягивает свою черную маску. А в моей голове звучат мощные залпы ракет. Не могу всё это понять и принять, сознание за сменой картинок не успевает.
— Знакомое лицо, — хмурится Ирка, — это случайно не…
— Я что-нибудь покрепче выпить хочу. — Кручусь вокруг себя, в поисках голожопой официантки.
— Это Тимур, что ли? Бывший твой?
— Ага, почти как в супермаркете встретились. Тут витрина с фруктами, там витрина с молочкой, а вот — твой бывший муж, на глазах у всех, трахает юную блондинку, ну классно ведь? — Хватаю я с подноса бокал чего-то там шестьдесят седьмого года и выпиваю залпом.
Теперь мы на Айвазова пялимся вдвоём. Пока он с друзьями, такими же извращенцами, о проблемах мирового масштаба беседует.
— Напомни мне, почему вы так рано поженились?
— Нам было по двадцать, и мы находились в состоянии аффекта.
— Это что значит?
— Это когда дуреешь друг от друга.
Ирка на Никиту отвлекается. Хихикая и краснея, они чей-то глубокий поцелуй обсуждают. А я как-то раньше не задумывалась, что они могут начать «этим» при всех заниматься. Да и Тимура может на новый круг «любви» потянуть. Сейчас он в штанах, и на том спасибо. Бежать, наверное, надо. А смысл какой? Ух-х как паршиво-то внутри, словно горькую таблетку хватанула, застряла она в горле, не проглотить. Но если подумать логически? Мы давно свободные люди. Что хотим, то и делаем. Отдельно друг от друга.
Награждаю его надменным взглядом, разворачиваюсь и иду интерьеры разглядывать. Старательно не обращая внимания, как колотится кровь в висках.
Но уже через секунду на моё предплечье тяжелая рука ложится, она меня разворачивает, а ещё через мгновение, вторая — сдирает с лица маску. Не то, чтобы очень галантно. «Своей» он ручки целовал, а мне клок волос выдрал. Так и стоим, сверлим друг друга взглядами и молчим.
— Это ты? — усмехается Тимур. — Я тебя по ощущениям узнал. Ненавидел этот твой фирменный, ледяной взгляд. Под ним я всегда чувствовал себя виноватым. И вот, пожалуйста, восемь лет прошло, и я снова виноват.
— Ты бы хоть руки вымыл, что ли. — Вытягиваю локоть и в глаза смотрю с неприязнью.
И то, что ситуация отвращение вызывает, никак не помогает усмирить бешеный стук сердца. Ладошки странно холодеют. Это всего лишь бывший муж черт знает чем только что занимался. Это ведь не моё дело. Бывший, на то и бывший. С ним и общаться-то не обязательно. Судя по его взгляду и интонации, он тоже не слишком рад меня видеть.
— Неплохо выглядишь. — Осматривает прическу, короткое платье, ноги, возвращается к лицу, фокусируясь на красной помаде. — С каких это пор мозгоклюек, вроде тебя, стало интересовать настоящее веселье?
Смотрю за его спину, где «отлюбленная» девица уже смеется в компании другого «кошелька». Перевожу взгляд на его лицо, на щеке остался след от помады, и я не могу… Снова подкатывает тошнота. Пристрелите меня, если я когда-нибудь захочу к нему обратно.
— С тех пор, как у тебя перестал вставать один на один с женщиной, — улыбаюсь, забираю у него свою маску, надеваю, аккуратно завязывая на затылке. — Скоро тридцать лет, нужны зрители, Тимур Назарович?
Он смеётся, качая головой. Бывшие муж и жена — самые близкие чужие люди из всех возможных. Это как клеймо. Его не смоешь.
— Я и забыл, какая ты гадкая, Татьяна.
— Я вообще не помню, какой ты.
Оборачиваюсь, ищу глазами Ирку. Никита куда-то отошёл. А лучшая подруга на то и подруга, чтобы уметь читать мысли с полувзгляда. К ней возвращается её мужчина, она что-то шепчет ему на ухо, он смеётся и… Идёт к нам.
— И что прям трахаться на людях будешь? — Никак не угомонится бывший.
— Милая, пойдем, — обнимает меня за талию Никита, вытаскивая из этого неприятного разговора, — внизу шоу начинается.
Я так сильно любила его. Я с ума по нему сходила. Сейчас он совсем другой. Холеный, избалованный, богатый, распущенный и как будто жестокий. Чужой, порочный, грязный. Не знаю отчего мне так отчаянно хочется наговорить ему гадостей. Почему из мыслей никак не уходит то, что я только что увидела? Почему меня всё это волнует? Отчего меня трясет от этой встречи? Вспоминая наш недолгий брак, я запомнила одну непреклонную истину: никогда, слышите, никогда нельзя растворяться в мужчине, он всё равно не оценит.
Глава 3
Таня
В дальнем углу «прелестного» коттеджа я обнаруживаю бар. Здесь звучит приятная тихая музыка, а стоны и шлепки слышны гораздо меньше. Полностью одетый, к моей радости, бармен протирает стаканы без намека на какой-либо интим. Я заказываю лёгкий коктейль и, закидывая ногу на ногу, наслаждаюсь одиночеством. Подол короткого платья оголяет резинку плотных чулок. Но там, наверху, я видела женщину в корсете с вырезанными дырками на груди, мои прелести вряд ли вызовут большой ажиотаж.
— Чулки, лабутены, красная помада…
Вздрагиваю от знакомого голоса. Мой бывший. Вот уж принесла нелёгкая. Он садится за барную стойку, через один стул от меня, оставляя между нами приличное расстояние.
— Ты изменилась, — осматривает, делая знак бармену, — я помню тебя в пижаме с зайцами.
— Слушай, — раздражаюсь его неожиданным появлением. — То,