Читать интересную книгу Марион: история ведьмы (СИ) - Крыж Эллин

Марион решительно покачала головой:

— Сына я заберу.

— Да что ж его с собой тащить, он тут привык… Я только как тебе лучше хочу, с ребенком-то, знаешь, на работу трудней устроиться, могут не взять. А тут ему ничего не грозит, вы с Жаком всё-таки венчались, честь по чести. В Сан-Квентин. Все видели.

— Да мало кто помнит. Нет, куда бы я ни пошла, Рене будет со мной. Он уже взрослый, поможет мне.

— Взрослый! В семь лет-то, чем он поможет?

— Всё равно. Он поддержит меня если что. С ним я выживу, так — пропаду.

— Ты бы подумала, как ему лучше, — увещевала мамаша.

Марион выпрямилась:

— Я так решила.

Это означало, что дальнейшие уговоры безрезультатны. Со вздохом Анна взяла молодую невестку под руку и, постояв на могиле Жака, они не спеша побрели домой.

* * *

На следующее утро Марион шла по дороге в Париж. Она держала за руку мальчика похожего на неё и, не оглядываясь, быстро шагала на северо-восток. Мысленно она вызывала в памяти голос своей свекрови, чтобы придать себе бодрости на этом пути.

"До Парижа каких-нибудь восемь миль, а может, и того меньше. Через несколько часов будешь в Медоне, а оттуда через Шатильонские ворота и… Париж. Будешь еще до вечера. Удачи тебе, дочка".

Находясь между двумя своими жизнями, старой, с которой покончено, и новой, которая еще не началась и неизвестно что ей сулит, Марион старалась думать лишь о том, что сын — ее единственное сокровище — здесь, с ней, она держит его за руку. А что дальше будет, то будет. Нечего загадывать наперед.

Она шла по широкой проезжей дороге, шлепая по грязи и мечтая, чтобы никто им не встретился, ни добрый, ни злой.

Моросил мелкий холодный дождик, освежая лицо и не проникая сквозь одежду, оседая на ней. По обочинам дороги тоже начинала зеленеть трава и текли ручейки, уничтожая следы их ног на склонах Ивелины. А вместе с дождем растворялась и память…

2. ПАРИЖ

Задержавшись в Медоне и пообедав в придорожном трактире, путники к четырем часам вечера вошли в Париж.

В округе Мансара, куда вели ворота Шатильон, не нашлось недорогой гостиницы, отвечающей средствам беженцев. Пришлось продолжить поиски в самом Париже. В квартале примыкающем к Люксембургскому дворцу они нашли маленькую комнатку под самой крышей. Хозяин посмотрел на пришельцев крайне подозрительно, но видимо остался доволен и принялся уверять молодую даму, что лучшего вида из окна ей не найти во всем Париже, по крайней мере за такую цену: сто ливров в месяц. А что для такой красавицы сто ливров, это же смешно! Марион вежливо поблагодарила и с осторожностью, неожиданной для провинциалки, не стала платить за месяц вперед, а, оставив вещи в комнате, ушла вместе с сыном гулять по Парижу.

Старинный, овеянный легендами город радовал их разнообразием своих масок.

Кривые бедные домики окраины Латинского квартала вдруг сменялись великолепием Люксембургского сада с белым дворцом в центре и массой кружевных мраморных арок. Летом здесь, должно быть, прелестно. Все строения утопают в зеленой листве. А сейчас черная вуаль веток позволяла заглянуть вглубь сада и видеть спрятанные там беседки и павильоны.

Роскошные старые особняки квартала Сен-Жермен примыкавшего к Латинскому, гордо возвышались над маленькими домиками, подавляя их своим величием. Несмотря на то, что полуразвалившиеся особняки стояли большей частью пустыми, а в жалких, по их мнению, соседних домах жили люди. Но гордые развалины этим нисколько не смущались. Заброшенная Нельская башня, строение мрачное, служившее по слухам убежищем ворам и убийцам, гордо взирала на расплывчатую в сумерках подкову Луврского дворца, возвышающегося напротив неё, на другом берегу Сены. Лувр горел огнями, а старая башня смотрела на него своими черными пустыми окнами. Смотрела презрительно и насмешливо, видимо считая Лувр своим отражением по ту сторону реки.

Полюбовавшись издали королевским дворцом и тонувшим в лучах заката дворцом Тюильри, Марион обернулась к острову Нотр-Дам, где среди воздетых к небу тонких веток деревьев рисовались готические шпили острых башенок собора Пресвятой Девы. А весь силуэт собора, совсем черный сейчас, с причудливыми скульптурами и химерами на фасаде казался замком кого-то из великих волшебников древности.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Солнце садилось. Отложив более обстоятельное изучение Парижа на завтра и порядком устав с дороги, Марион с сыном вернулись в свою комнатку, из окна которой им был виден Люксембургский дворец.

Хозяйка принесла им поужинать, но малыш заснул только вернувшись, и Марион не хотела его будить. Хозяйка была не прочь поболтать с новой жилицей и наставляла молодую женщину, где ей лучше искать работу, если она вздумает пойти в услужение к богатым господам. Они проговорили бы не один час, но сразу после ужина Марион почувствовала, что у неё слипаются глаза. Пожелав им спокойной ночи, хозяйка ушла и оставила Марион наедине со своими мыслями. Мысли эти были не слишком радужны, но, несмотря на это, молодая женщина быстро заснула и во сне чувствовала, что ее ждет много удивительного и нового. Иначе в этом городе и быть не могло.

Наутро, вместе со своим сыном Рене, вдова Жака Шарантона отправилась на поиски работы. Вопреки совету квартирной хозяйки, говорившей, что ей следует постучать в двери Люксембурга и соседних особняков, Марион направилась к рынку. Не к Малому Рынку, а к настоящему, огромному, на правом берегу Сены. "Чрево Парижа", как называли его горожане, это было то самое место, где можно узнать за один час все новости в городе, и там мог найтись ключ к любой загадке века.

Марион, честно сказать, не собиралась становиться горничной в богатом доме. Ее больше радовала перспектива вступить в корпорацию цветочниц или трактирщиц, поступив к одной из уважаемых на рынке хозяек. На беду, была суббота, время большого оживления на рынке. Перед воскресным днем все делали покупки, привозили в Париж из предместий свой лучший товар и такая суматоха, благоприятная для карманников и торговцев, совсем не подходила тому, кто ищет работу. Хотя Марион была незнакома с городской жизнью и несколько наивно полагала, что найти работу будет совсем легко, она была не глупа и быстро поняла, что надо запастись терпением.

Дожидаться окончания торгового дня было бессмысленно. Она решила обойти близлежащие кафе и трактиры, предлагая свои услуги для помощи на кухне. Заодно, это давало возможность погулять по городу и изучить его получше.

Сначала она направилась вправо от Рынка, в сторону предместья Сент-Антуан. Но, дойдя до угла Гревской площади, увидела толпу сбежавшуюся посмотреть на казнь, и тут же передумала продолжать поиски в этом направлении. Крепко держа сына за руку, ведьма ускорила шаг, стараясь как можно скорее очутиться подальше от места казни. Такая чувствительность была несвойственна парижанам. Презрительно поглядывая на Марион, они толкали ее, пробираясь на площадь, и тут же забывали о ее существовании, поглощенные интересным зрелищем.

Не очень хорошо ориентируясь в сплетениях улиц и переулков, Марион выбирала те, что вели подальше от Гревской площади, и удалялась от верного ориентира — Сены. Выйдя на широкую улицу Сент-Оноре она прошла ее до конца и, свернув в паутину переулков, обогнула Пале-Рояль — королевский дворец, еще так кажется недавно называвшийся Пале-Кардинале и бывший резиденцией великого герцога де Ришелье, первого министра при французском короле. Так недавно… Не прошло и ста лет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Переулки закружили Марион и вывели ее на Монмартр. Не на гору мучеников, где в давние времена римляне казнили первых христиан, а в веселый квартал, расположенный в окрестностях этого холма. Кафе, еще кафе, трактир… Тут работы на весь день только чтоб обойти эти заведения и постучаться в каждую дверь. Марион старалась выбирать те, что поприличней выглядели, но всюду ей отвечали отказом. Либо говорили, что она не нужна, так как у них хватает работниц, либо отвечали, что такая мадам вряд ли действительно умеет работать на кухне, а раз так, пусть не морочит им голову и убирается. Либо… ей предлагали работу, но немножко не ту, которая бы ее устроила. И она шла дальше, с ужасом думая, что не знает обратной дороги.