Верить в это не хотелось. Да, наша жизнь изменилась и сильно, но воровство – это то, чего я не простила бы ни за что. Какие бы причины на него ни толкнули.
– Я не вор! – мгновенно залившись краской, возмутился Грегори.
– Тогда откуда у тебя это?
Я постучала пальцем по приглашению, глядя ему прямо в глаза.
– Нашел!
– Неужели? – усмехнулась я, скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку скрипучего стула. – И где же, интересно, разбрасываются таким сокровищем как приглашение на самый знаменитый королевский бал?
– На улице! Шерри, клянусь, я не крал. Оно само выпало! – выдал Грегори и, тут же захлопнув рот, испуганно посмотрел на меня.
– Та‑а‑а‑ак, – кровожадно улыбнулась я. – И из чьей же сумочки выпало это приглашение?
– Не скажу!
– Грегори!
– Это тебе оно должно было прийти! Тебе, а не той дурочке. Если бы ты знала, как она хвалилась перед своими подругами, размахивая этим конвертом! Как задирала свой длинный нос!
– Ты немедленно вернешь приглашение Агнесс Уилоби, – поднимаясь, велела я.
Конечно же, я догадалась, о ком именно говорил младший брат.
– Нет!
Упрямо сжав губы, Грегори исподлобья уставился на меня.
– Это не обсуждается.
– Агнесс недостойна столь щедрого дара! – продолжил с жаром убеждать Грегори. – Высокомерная, жадная и невоспитанная девица, из которой даже ты не смогла сделать что‑то достойное. В ней нет грации леди, нет манер и достоинства.
– Грегори, невежливо так говорить о девушке.
– Если бы ты знала, что она о тебе говорит! Обо всех нас!
Я знала. И гораздо больше, чем он думал.
– Меня это не волнует. И тебя не должно волновать, – отрезала я, подходя к большому тазу на колченогом стуле и приподнимая край полотенца.
«Отлично! Тесто подошло, и можно лепить пирожки, которые так любят близнецы».
– Как злорадно смеется, тыкая пальцем!
– Пусть делает, что хочет, – равнодушно произнесла я, посыпая край стола мукой.
– Мы же де Вальт! Древний род!
– От которого никого, кроме нас четверых не осталось.
Закатав рукава, я выложила тесто на стол, притрусила его мукой и принялась методично замешивать.
– Ты ведь не забыла, как мы жили раньше, Шерри? Какие балы и приемы устраивала мама. Как сиял яркими огнями наш особняк, звучала музыка, слышался смех, а небо раскрашивалось яркими красками от фейерверка, – грустно продолжил Грегори.
– Нет, не забыла, но и вспоминать не хочу. Все это в прошлом. Нет больше нашего особняка. Точнее, он есть, но он уже давно не принадлежит нам. И балы там устраивает кто‑то другой. Прошлое нельзя вернуть, Грегори.
Смахнув упавшую на лоб прядь волос, я потянулась за деревянной скалкой с глубокой щербиной посредине.
– И теперь дочь герцога де Вальт месит тесто в крохотном, продуваемом всеми ветрами домике на самом краю столицы, – скривив губы в злой ухмылке, добавил брат.
Однако меня это не обидело.
– Что поделаешь, слуг у нас больше нет, а кушать хочется, – усмехнулась я. – И мне есть чем гордиться: за эти годы я научилась готовить ничуть не хуже нашей кухарки.
– А должна была блистать на балу дебютанток, ловя восхищенные взгляды мужчин. Уверен, сам принц захотел бы с тобой танцевать.
– Мы этого не узнаем, потому что ты сейчас же отнесешь это приглашение Агнесс Уилоби. Это она будет блистать на балу дебютанток. И ее, возможно, пригласит на танец сам принц.
– Пф! Ну нет.
– Что нет?
– Я не верну ей приглашение, – упрямо заявил братец.
– Грегори Эмирон Фауст де Вальт! – грозно начала я, упираясь кулаками в бока. – Не заставляй меня ругаться. Скоро вернутся близнецы с бабушкой. Они этого точно не должны видеть.
– Вот и прекрасно! Может, вместе мы сумеем тебя уговорить. Почему ты упрямишься, Шерри? Это же такой шанс!
– Шанс!? – горько усмехнулась я, перестав скрывать свои чувства. – Какой шанс, Грегори? Зачем мне окунаться в мир, двери которого навек закрыты для нас? Чтобы вновь испытать боль разочарования? Или ты думаешь, никто не догадается?
– На тебе будет маска, – неуверенно заметил он. – На всех дебютантках маски. Это традиция.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Маска? – рассмеялась я. – Ты действительно думаешь, что мне это поможет?
Я отошла от стола на пару шагов, раскинула руки и крутнулась на пятке, давая возможность рассмотреть себя со всех сторон.
– Взгляни на меня, братец. Подходящий наряд для бала? – Я приподняла подол старой юбки, на которой красовался уже десяток пестрых заплат, открывая щиколотки, обтянутые серыми носками и потертые тапочки. – А туфли как тебе? Я молчу уже про украшения, которых нет.
– Шерри… – беспомощно прошептал Грегори.
– Ты на руки мои посмотри, – продолжила я, вытягивая их вперед. Огрубевшие от работы, с мозолями на покрасневшей коже. Имелись на них и уродливые ожоги от старой печки, которую я долго училась зажигать. Насколько далеки они были от изнеженных ручек аристократок с нежной, словно бархат, молочно‑белой кожей! – Так должна выглядеть юная и наивная дебютантка, мечтающая о выгодной партии?
– Ты все равно красивее, элегантнее и аристократичнее, чем Агнесс Уилоби.
– Но на бал дебютанток пойдет именно она, а не я. Если ты не собираешься относить Агнесс приглашение, то это сделаю я.
Подойдя к столу, я быстро подхватила конверт и положила его в карман юбки.
– Шерри, – простонал брат.
– Я все сказала, Грегори. Понимаю, ты хотел как лучше. Но та жизнь навеки закрыта для нас. И давно пора забыть о том, что было.
– Если бы отец не…
– Грегори! – прикрикнула я, грозно сведя брови на переносице. – Не смей.
Существовали темы, которые мы никогда не обсуждали. Ни при каких обстоятельствах. И проступок папы был первым в списке таких тем.
Я вернулась к столу и продолжила лепить пирожки с картошкой и луком. Ловко раскатывая лепешку, добавляла начинку и быстренько защипывала края. А дальше укладывала в стройный рядок на тяжелый противень.
Бабушка с близнецами вернулись через полчаса. Наш крохотный двухэтажный домик, состоящий из большой кухни‑гостиной на первом этаже и двух комнат на втором, согреваемых лишь за счет большой печи с широким дымоходом, огласили радостные крики и смех.
– Шерри, представляешь… – выдохнул вбежавший первым в комнату Саймон.
– Дай я расскажу! – крикнул Бенедикт, возникая за спиной брата и отталкивая его в сторону.
– Нет, я!
Саймон не остался в долгу и тоже толкнул близнеца. Да так, что тот едва не упал.
– Ты чего?
– А ты чего?
Они выглядели абсолютно одинаково: непокорные каштановые кудри, которые вечно торчали в разные стороны, светло‑карие глаза и курносые носики, украшенные крохотные веснушки, которые сейчас на весеннем солнышке смотрелись особенно ярко.
– Стоп! – прикрикнула я, пока их потасовка не закончилась самой настоящей дракой. – Успокоились. Мыть руки и есть. Я суп разогрела, и пирожки вот‑вот подойдут.
– Но мы хотели рассказать… – забормотал Бенедикт и, не удержавшись, ткнул брата в бок.
Тот зашипел и нанес руку для ответного удара.
– Я кому сказала! Прекратить. Иначе останетесь без пирожков!
– Опять с картошкой, – вздохнул Саймон.
– Зато вкусно и сытно.
На большее у нас попросту не хватало денег.
Я бы очень хотела испечь с ягодами. Сейчас как раз начался сезон земляники. Ах, какой дивный аромат леса и солнца витал над нашим небольшим рынком вчера утром, когда я проходила мимо пузатой плетеной корзины, доверху наполненной крохотными красными ягодками. Но даже одна горсточка стоила столько, что мы бы потом неделю голодали.
– Ну‑ка слушать сестру, хулиганье! Марш мыть руки. И умыться не забудьте!
На кухню степенно вошла леди Амелия. Пусть она и была одета в поношенное платье серо‑голубого цвета, но стать, гордый поворот головы и профиль – все буквально кричало о том, что перед нами не обычная горожанка, а самая настоящая леди.
– И что случилось на этот раз? – спросила я, когда близнецы бросились на улицу к кадушке мыть руки. – Чем они так хотели поделиться?