Господи, как же ей хотелось быть любимой! Чтоб все окружающие неустанно оказывали ей внимание, изливали на нее теплые волны нежности, все время говорили комплименты ее красоте, восхищались ее умом и утонченностью, осыпали дорогими подарками, предупреждали все ее самые безумные желания…
Нельзя сказать, что совсем уж ничего из этого набора Света от мужа не получала. Иногда, особенно когда свекровь со свекром уезжали на несколько месяцев в заграничную командировку, они жили с Савицким душа в душу. Она могла, не боясь поймать ироничный взгляд свекрови, называть его Генусиком, неожиданно бросаться к нему на шею с поцелуями, смотреть на него восхищенными глазами, когда он, сидя рядом с ней на кровати, читал ей вслух по-английски или прямо с листа переводил с украинского. Пара лет прошли в любовном чаду незаметно, еще год пролетел в написании курсовых и подготовке к госэкзаменам.
Савицкий, никогда особенно не стремившийся облегчить Светино существование помощью по хозяйству, стал и вовсе невнимателен, сух и раздражителен, перестал хотя бы из вежливости поддерживать разговоры об их невероятной, неземной любви, позволял себе огрызаться и требовать, чтобы она отстала от него со своими объятиями-поцелуями и прочими лирическими благоглупостями.
Света с ужасом поняла, что и в замужестве по горячей любви она не получила того, что желала, — столь же горячей взаимности и, как следствие, стремления посвятить ей всю жизнь без остатка. Напротив, Генка так и не взял на себя хлопоты по устройству ее беспечной жизни, дорогими подарками отнюдь не баловал, а обожание принимал как должное. В один прекрасный день, раздраженный ее упреками в том, что «он ее не любит», он влепил ей такую затрещину, что бедная Света отлетела на два метра и, упав, получила хоть и легкое, но все-таки самое настоящее сотрясение мозга.
Выйдя из больницы, Света принялась бороться за любовь мужа испытанным российскими бабами способом — написанием жалоб в уже потихоньку отмиравшие парткомы, профкомы и завкомы. Слушая советы подруг и доброжелательниц, она стряпала длиннющие заявления в товарищеские суды, детально и со вкусом описывая издевательства мужа. Беднягу затаскали по разным заседаниям и комиссиям, и Света, уже давно переехав назад к родителям, сладострастно внимала новостям о Генкиных неприятностях. Света просто упивалась мыслью о том, как дорого обойдется любимому, нет, даже не та первая оплеуха и не все щедро отвешенные последующие, но то, что он не оценил ее пламенного чувства и не сумел ответить на него.
Основной помощницей в борьбе за моральное и служебное изничтожение Савицкого была Светина главная покровительница, Анна Павловна Луценко, начальник самого большого на фирме подразделения, эдакого государства в государстве. Знала Анна Павловна Свету с первых ее шагов на предприятии, всегда покровительствовала ей и понимала ее, тем более что тоже была по гороскопу Раком, эмоциональным и живущим исключительно чувствами человеком.
Анна Павловна вообще ухитрялась служить жилеткой-промокашкой практически всему женскому персоналу фирмы. Это значило, что более или менее регулярно у нее на груди рыдало до шестисот хронически несчастных баб и для всех у нее находились и неподдельное сочувствие, и дельный совет. Вняв рассказу о том, как Савицкий колотил тарелки о бедную Светину головку, она отказалась дать ему характеристику в партию, и, следовательно, о дальнейшем продвижении по служебной лестнице ему можно было не беспокоиться.
Вся эта длинная и нудная история окончилась закономерно: Савицкий перевелся в филиал предприятия и подал на развод. Это повергло Свету в отчаяние. В глубине души настоящего разрыва она совсем не желала. Она хотела дожать мужа до слезного раскаяния и до того, чтобы он, наконец, осознал свою вопиющую неправоту и начал любить ее так, как ей хотелось, — страстно, самоотверженно и безоглядно. Но события вытанцовывались совсем не так, как были задуманы, и, согласно типичной любовной схеме, Света решила покончить с собой.
Весь вечер короткой рабочей пятницы Света ходила по разным аптекам, прося дать ей упаковку снотворного без рецепта. Где давали, где не давали, но к вечеру у нее была сотня таблеток. Она пришла домой, забросила в себя все лекарство разом и легла умирать от любви. Мама обнаружила ее в коматозном состоянии и вызвала «скорую».
В больнице Свете через зонд промыли желудок и на сутки оставили в стационаре под наблюдением. Врачи не выказали ей никакого сочувствия и даже не спросили, зачем она это сделала. Толстая растрепанная санитарка, шумно ворочая палкой-ленивкой под ее кроватью, пробурчала: «С жиру бесятся, пожили бы, как мы в войну, голодные-холодные, научились бы жизнь ценить…»
Эта тетка не понимала, что жизнь — это не тарелка щей и не теплая батарея, это любовь, любовь, любовь!.. А этого-то у Светы как раз и не было…
В понедельник Света, голубоватая с лица, шаткой походкой притащилась на работу, где рассказала всем подругам о своем поступке в надежде, что эта история дойдет до Савицкого, и он, наконец, раскается и вернется к ней, страстно любящий. Однако ни раскаяния, ни тем более возвращения не последовало, а последовал его следующий, третий по счету брак и неприлично быстрое рождение его второй дочери. Это особенно оскорбило Свету — с первой и третьей женой он детей завел, а она у него что — только за бесплатную домработницу шла, кухарку-прачку?! За женщину он ее не держал?
Ощутив себя существом самого распоследнего сорта, не способным даже как следует наложить на себя руки, Светлана кинулась искать себе новый объект для обожания.
Она искала по принципу «от противного» и нашла его в лице простого водителя с десятилеткой и пролетарской грязью под ногтями. Он был на год моложе, доселе неженат, давно занимался боксом, вследствие чего в двадцать четыре года был покрыт разнокалиберными шрамами и не имел ни одного неотбитого и здорового органа, кроме разве что одного-двух. Мозги, по-видимому, в это число не входили, так как он мучился жуткими, до рвоты, головными болями.
Света влюбилась сумасшедше, отчаянно, сгорая он нежности и жалости. Она разрывалась между выпускными экзаменами в институте, работой и больницей, куда ежедневно таскала Толе Евсееву свежие пирожки и густые бульоны. Света мечтала о том, что этот простой и незамысловатый, как лопата, работяга будет любить ее со всей неистовой, неистраченной на предыдущие браки силой, ценить за образование, полученное в престижном вузе, гордиться ее нежной, тонкой красотой, умением себя вести и, главное, будет вкалывать день и ночь, чтобы обеспечить ей достойное существование.