Не люблю я этот район… Осень, наряжающая деревья в золото, не смогла придать ему очарования; здесь даже стало мрачнее.
Дюк свернул на другую улицу, куда более оживленную, встречающую нас цветастыми вывесками и яркими огоньками. Увидев ресторан, где у нас был заказан столик на сегодня, я вздохнула про себя.
Сегодняшний вечер должен быть особенным!
Бюро сверхъестественных услуг располагалось в одном из тех старых строгих зданий, которые были выстроены во времена свирепствующей Инквизиции. Сохраняя все внешние атрибуты готического сурового особняка, здание это, к счастью, не имело давящей атмосферы неприглядного прошлого.
Бюро работает до восьми, а сейчас начало девятого, так что когда я вошла, посетителей в холле не увидела. Показав охраннику пропуск — я здесь на полставки работаю — свернула в коридор, куда дозволялось заходить только работникам. Дойдя до узкой крутой лестницы, поднялась на второй этаж и дошла до двери, ведущей в приемную рина Эдгара Кинберга, потомственного друида, специалиста по ритуаловедению и по совместительству моего дяди. Взявшись за ручку, собралась открыть дверь…
Дверь открылась сама, да так успешно, что засадила мне по лбу. Я охнула от неожиданности и, не удержав равновесия, упала. Раздался чей-то раздраженный вздох.
Я тронула рукой пострадавший лоб и, когда звездочки перед глазами перестали водить хороводы, увидела мужчину, замершего в дверях приемной. Пренеприятного с виду мужчину, кстати, да еще и рыжего. Вместо того чтобы рассыпаться в извинениях и помочь подняться, он уставился на меня так, словно это я перед ним провинилась.
— Может, поможете встать? — едко предложила я.
Нагнувшись, он схватил меня за руку и дернул вверх. Проделано это было грубо и неэтично, будто он вещь упавшую поднял.
— Благодарю, — процедила я, оказавшись на ногах, и наградила рыжего типа убийственным взглядом. — Вы очень добры. — «Что треснули меня дверью по лбу», — закончила я мысленно.
Этот тип так и остался стоять в дверях, и руку мою не выпустил. Глядя снизу вверх, он внимательно разглядывал мое лицо. Будь я увереннее в себе, красивее и без наливающегося синяка на лбу, решила бы, что он так очаровался моей прелестью, что растерял все мысли и позабыл правила поведения в обществе. Которые, между прочим, диктуют очень уважительно относиться к рини и не держать их за руки без разрешения.
— Может, вы меня пропустите?
Он будто не услышал меня; его светлые невыразительные глаза все так же изучали мое лицо… волосы… шею… плечи… когда взгляд рыжего коснулся скромного декольте, я решила, что с этим пора заканчивать, и резко вырвала руку.
Тогда рин очнулся. Усмехнувшись чему-то своему, он быстро ушел. Удивленная, я проводила его взглядом до поворота, и, потирая лоб, вошла в приемную.
Секретарша дяди, рини Торн, всплеснула руками при моем появлении и воскликнула:
— Магари! Что с тобой, девочка?
— Какой-то рыжий рин дверью ударил. Даже не извинился.
— А-а, чтоб он провалился, проклятый! Всю кровь нам выпил! Четыре часа рина Эдгара мучил, мы все тут чуть с ума не посходили.
Я прикрыла дверь и подошла к столу секретарши.
— Четыре часа пробыл? Чего хотел?
— Он из холмов, человеческий представитель сидхе. Искал дАру для своего господина, и ни одна из кэнтонских красавиц ему не понравилась. Мало того, что въедливый до ужаса, так еще и неприветливый… и тебе синяк вон какой поставил. Ты подожди, я сейчас что-то холодное раздобуду, приложим.
— Спасибо, рини, не беспокойтесь. А про этого типа забудьте — люди из холмов все такие кичливые и противные.
— Да я уже забыла про него.
Рини закопошилась в шкафу, разыскивая для меня что-то холодное.
— Не беспокойтесь, — повторила я, потирая лоб. — Шишка пройдет. Дядя как, не сильно взвинчен?
— Рин Эдгар никогда не бывает взвинчен, — с гордостью за своего начальника ответила секретарша.
— Это верно, — улыбнулась я. — Я зайду к нему ненадолго.
— Иди-иди.
Я быстро оправила платье и с сожалением посмотрела на красные, насоветованные бабулей туфли. Если бы не эти высоченные каблуки, не упала бы я от столкновения с дверью…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Собравшись с духом (а сила духа мне пригодится, ведь просить я собираюсь о кое-чем особенном), я вошла в дядин кабинет.
Как и всегда, оказавшись внутри, я испытала чувство, похожее на благоговение. Это не просто комната, где друид-распорядитель принимает посетителей, а место силы. Мебель из заговоренного дуба, ковер с руническим сложным узором, артефакты друидов на полках, эльфийские амулеты, печати демонов — все имеет свою собственную ауру. Здесь даже дышится иначе, чем в приемной, здесь пахнет магией. Сегодня, в частности, еще и недурным мужским парфюмом.
— Ма-а-гари, — удивленно проговорил дядя. — Что с тобой?
— Да так, упала, — быстро сказала я, не желая загружать его ценнейшее время объяснениями о рыжем типе.
— Немудрено. На таких ходулях только циркач и удержится, — неодобрительно проговорил друид, поглядев на мои туфли.
— Да брось, — отмахнулась я, и присела на стул для посетителей. — Дядя Эдгар, у меня к вам дело, серьезное. Я хочу провести кое-какой ритуал.
— Слушаю, — с серьезным видом сказал он.
Его вид так подействовал на меня, что я растеряла все слова. Неудивительно, ведь он умеет внушать оторопь.
У дяди выгодный для друида тип внешности: он крепкий, рослый, заметный, черты лица у него крупные, глаза черные, брови густые, словно нарисованные. Нынче друиды бороды не носят — непрактично, но, как и прежде, отращивают длинные волосы. Дядины черные волосы всегда либо заплетены в косу, либо убраны в низкий хвост; распускает он их только во время ритуалов. В свои пятьдесят три года Эдгар не имеет ни единого седого волоска, морщин и лишнего веса, но моложе не выглядит. Помню, он упоминал, что и в двадцать пять лет казался зрелым мужчиной.
Самое замечательное в дяде, помимо характера, — это голос. В обычной жизни его голос приятен, ласкает слух, но ритуальный его голос могуч, властен и требователен. Я много раз была свидетелем ритуалов, которые проводил дядя, и ни разу не слышала, чтобы он запнулся, перепутал слова или проглотил хотя бы один звук. Дядин голос — сам по себе магия. Не всякий друид столь хорошо владеет силой слова.
— Мага, — назвал он меня ласково, по-домашнему, — что за ритуал?
— Сердечный.
Друид так удивился, что, будь у него борода, она непременно отвалилась бы.
— Сердечный? — повторил он, не веря своим ушам.
— Да. Я не хочу ничего никому внушать, просто… — я замялась, не зная, как объяснить свою ситуацию. — Мы с Дюком уже год вместе, а он и не помышляет о свадьбе. Я думала, он так же, как и я, о нашем будущем мечтает, а он все о работе своей. На сегодня он заказал столик в ресторане, пригласил меня, намекая, что собирается сказать что-то важное. Я разгорелась надеждой, зарплату отдала вот за это платье, с прической возилась два часа, чуть не убилась на этих опасных туфлях, и все ради того, чтобы при виде меня у него в голове щелкнуло — моя будущая жена! Но Дюк и не заметил, как я выгляжу. В ресторане он объявил, что его переводят в Солн, и добрых три часа радостно рассказывал, какой там чудесный морской климат, какие перспективы… А как же я?
— Ма-а-ага, — улыбнулся дядя, — ты зря переживаешь. Вместе вы не «уже» год, а «всего». Не придумывай ничего, не раззадоривай себя. Дай мальчику разобраться с работой. Поверь, как только он почувствует себя твердо стоящим на ногах, сразу сделает тебе предложение.
— Мне двадцать шесть, а я до сих пор живу с бабушкой. Не могу больше ждать!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— И это говорит особа, которая однажды дала торжественное обещание, что никогда не выйдет замуж, потому что брак — это оковы и пережитки прошлого?
— Мне было шестнадцать.
— Я в тебе и ныне вижу все ту же шестнадцатилетнюю девчонку. Только девчонка может решиться наложить на человека запрещенные чары.
— Нет-нет, ничего запрещенного! Помнишь рина Ногорта? Того самого, у которого после аварии случилась амнезия? Ты провел сердечный ритуал, после которого он вспомнил все важное в своей жизни. Так вот и я хочу, чтобы Дюк не забыл в Солне, что я — важная часть его жизни.