Царствовавший после императора Людовик XVIII мог бы рассматривать сокровища, собранные во Франции одним из его предков, как ее национальное достояние, но, в надежде исправить поколебленные корсиканской бурей отношения между Францией и Испанией, предпочел вернуть их в Мадрид. К несчастью, вещи были небрежно упакованы и многое разбилось или было повреждено во время транспортировки. Хуже того: дюжина уникальных предметов исчезла. В том числе и агатовая чаша, украшенная двадцатью пятью рубинами и девятнадцатью изумрудами.
Идентифицировав таким образом свое приобретение, Альдо подумал, что было бы справедливо уступить его испанской короне, чтобы чаша воссоединилась с другими, уцелевшими после стольких перипетий реликвиями, хранившимися теперь в Прадо. Он написал королю Альфонсу XIII и в ответ получил приглашение.
Разумеется, с финансовой точки зрения это была невыгодная операция: короли всегда неохотно раскошеливаются, особенно если речь идет о покупке предмета, который, по их мнению, им и так принадлежит. Испанец не составил исключения: он притворился, будто чаша – это подарок, расцеловал князя в обе щеки с волнением, которое выдавала скатившаяся по его внушительному бурбонскому носу слеза, пожаловал ему орден Изабеллы II и, в конце концов, допустил «в свой круг». Иными словами, Морозини отныне считался другом короля, он сопровождал его величество в нескольких безумных поездках на мощных автомобилях, которые монарх страстно любил, и самое главное – был приглашен на королевскую охоту. Там Альдо имел возможность убедиться в особых талантах Альфонса XIII, обладавшего глазом орла и редкостной скоростью стрельбы. Охотясь влёт с тремя ружьями и двумя заряжающими, его величество нередко ухитрялся в считанные мгновения поразить сразу пять целей – две спереди, две сзади и пятую... где придется. Воистину это был лучший стрелок Европы. Так что же, получив столько привилегий, предъявить монарху счет, словно Альдо – простой лавочник? Морозини списал чашу в убыток и двинулся в Севилью в свите Виктории-Евгении, счастливый оттого, что снова встретится с семьей Мединасели и увидит Каса де Пилатос – одно из самых красивых творений из камня, воздвигнутых под небом Испании.
Выдержанный в средневековом мусульманском стиле, хотя строительство было начато уже в конце XV века, дворец, окруженный суровыми стенами, включал в себя два пышных сада с поющими фонтанами, несколько различающихся по стилю зданий, главный двор и восхитительный внутренний дворик (тот самый, где теперь выступал юный певец), ажурные галереи. При отделке отдали предпочтение мавританской манере, а во главу угла поставили разнообразие азулехос. Их было даже слишком много на вкус Морозини: такое изобилие разрисованных и раскрашенных изразцовых, плиток, казалось ему, несколько портило впечатление, хотя в умеренных количествах они были очень хороши. Впрочем, в целом ансамбль был, безусловно, очарователен.
Что же до названия – «султанский» дворец носил имя знаменитого прокуратора Иудеи, – им он был обязан дону Фадрику Энрикесу де Рибейра, первому маркизу Тарифа, который, совершив паломничество в Святую Землю, пожелал, чтобы его обиталище напоминало хоромы Пилата. Возможно, это была легенда, но ей охотно верили, и ежегодно во время Страстной недели именно отсюда брал начало «крестный путь», протекавший затем по улицам Севильи, которая, надо отметить, в своей средневековой части чрезвычайно походила на Иерусалим: белые, замкнутые в собственном пространстве дома с потайными садами и дворами, утопавшими в тени.
...Тишина взорвалась громом аплодисментов, и певец с гитаристом удалились, предварительно удостоившись чести быть представленными королеве. Морозини воспользовался паузой и тоже потихоньку скрылся – ему давно хотелось познакомиться поближе с картиной, висевшей в маленькой гостиной зимних апартаментов, картиной, которую до тех пор он видел лишь мельком.
Тонкие подошвы лакированных туфель Альдо позволили ему бесшумно подняться наверх. Достаточно просторная лестничная клетка была обильно разукрашена цветной мавританской керамикой, подобранной под вкусы Ренессанса. Князь добрался до нужной комнаты и застыл на пороге с гримасой разочарования: кто-то опередил его, кто-то уже стоял перед портретом королевы Испании Хуаны, матери Карла V, которую прозвали Безумной.
Изумительное полотно мастера, создавшего «Легенду о Магдалине», было написано в ту пору, когда дочь их католических величеств короля и королевы Испании была еще совсем юной и слыла одной из самых прекрасных принцесс Европы. Роковая любовь, приведшая ее к безумию, еще не увлекла девушку. Что же до женщины, стоявшей перед картиной и гладившей раму, ее силуэт странно походил на силуэт той, что была изображена на портрете. Наверное, потому, что она была одета и причесана так же – по моде XV века.
Морозини подумал было, что незнакомка постаралась одеться пооригинальнее – ведь вечер был посвящен Гойе. Наряд дамы был поистине роскошен: платье и головной убор пурпурного бархата, шитого золотом, – одеяние, достойное принцессы. Сама же она показалась князю молодой и красивой.
Тихонько придвинувшись поближе, Альдо заметил, что длинные ослепительной белизны пальцы уже оставили раму и теперь прикасались к драгоценности на шее Хуаны – неограненному рубину в ажурной золотой оправе. Незнакомка ласкала камень, и наблюдателю почудилось, что он слышит стон. А ведь именно ради этого украшения князь-антиквар и оставил праздник – формой и размером рубин напомнил ему другие камни...
Заинтригованный, придя в сильное волнение, Альдо двинулся было вперед, но тут незнакомка услышала его шаги и обернулась. Это было одно из прекраснейших лиц, какие князь когда-либо видел: совершенный овал, удивительная матовая бледность, непостижимая глубина огромных темных глаз, таких больших, что, казалось, незнакомка носит маску. И эти глаза были полны слез.
– Мадам... – начал Альдо.
Но разговору не суждено было продолжиться: вздрогнув от испуга, женщина метнулась в самый темный угол этой большой, но скудно освещенной комнаты. На мгновение князю показалось, что она растворилась в сумерках, но он все же отважился двинуться по ее следам.
Выйдя на лестницу, князь обнаружил, что незнакомка остановилась на середине пролета и как будто поджидала его.
– Не уходите! – попросил Альдо. – Я бы хотел поговорить с вами.
Не отвечая, она проворно заскользила по ступенькам вниз, направляясь к главному двору. И снова остановилась, теперь – у портала.
Альдо поманил одного из слуг, спешившего в патио с подносом, заставленным бокалами с шампанским.