Читать интересную книгу Страницы Миллбурнского клуба, 5 - Слава Бродский

И это было такое счастье, что трудно в него было даже поверить. И мне все время снились сны, что на самом деле у меня ботинки с дырками. А когда я просыпался, то было так здорово, что это был только дурной сон.

Сейчас у меня со снами все наоборот. Я просыпаюсь утром и сразу же начинаю думать: «А вдруг у меня штаны не заштопаны, и это был просто дурной сон?» И, к сожалению, оказывается, что это совсем не сон.

И я часто лежу еще несколько минут с закрытыми глазами и думаю о том времени, когда я стану взрослым. Я не сомневаюсь в том, что дырок у меня тогда не будет. Но каким образом это все получится, что дырок у меня не будет, я пока еще не знаю.

Хоккейная клюшка

Сегодня мы играли в хоккей. Зимой мы очень часто в хоккей играем. Потому что зимой это самое интересное, что можно придумать. А зима у нас длинная. Почти полгода у нас зима. С ноября по март. Да и в октябре, и в апреле снег тоже может идти.

На самом-то деле, это, конечно, не совсем хоккей. Играем мы не на льду, а на снегу. Поэтому мы играем без коньков. Мы просто бегаем в ботинках, а чаще – в валенках. И если мы бегаем в валенках, то мы на них, конечно, калоши надеваем.

Иногда у нас заливают каток. Но, во-первых, это очень редко бывает, а во-вторых, мы все равно в валенках бегаем. А бегаем мы в валенках, потому что каток неровный. На коньках по нему трудно ездить. Да и коньки далеко не у каждого есть.

Сегодня каток у нас не был залит. Но все равно мы так затоптали снег, что шайба по нему шла нормально. Очень здорово она по нему шла. Почти что скользила. А скользила она по снегу потому, что шайба у нас очень хорошая.

Мы делаем ее из консервной банки. Но не из высокой банки, конечно. Мы делаем шайбу из плоской консервной банки. И самая лучшая консервная банка – это такая, которую открыли только на четверть или на треть, не больше. Если в нее натолкать что-нибудь для тяжести и жесть обратно загнуть, то получается совсем неплохая шайба. И возни с ней мало. Припрятываем мы ее прямо где-то во дворе. И никогда она у нас не пропадала. Наверное, потому что она больше никому не нужна.

И еще у нас есть одно отличие от хоккея. Мы играем без клюшек. Но не потому, что у нас их нет. Кое у кого клюшки есть. Мы жестью прикрепляем к палке продолговатый кусок фанеры. И получается канадская клюшка. Но клюшки такие есть не у всех. А когда кто-то с клюшкой, а кто-то без клюшки, то для клюшки это очень плохо заканчивается. Когда она встречается с валенком, то сразу же ломается. По этой причине мы и опасаемся играть клюшками. Хотя тот, у кого клюшка есть, все-таки выносит ее во двор. Но выносит он ее во двор только для того, чтобы потренироваться. А когда мы на счет начинаем играть, то тогда каждый уже знает, что клюшку лучше в сторонку отложить.

А вот ворота у нас – настоящие. Ну, почти настоящие. Мы забиваем голы под скамейку. Шайба должна пройти между ножками скамейки под ее сиденьем. Вот это как раз то самое место, где клюшки чаще всего и ломаются. Потому что, когда ты пропихиваешь шайбу под скамейку своим валенком, ни одна клюшка устоять не может. К концу декабря скамейку уже заносит снегом. Тогда мы что-то другое придумываем.

А сегодня один мальчик из нашего двора решил клюшкой на счет играть. Ну и мой друг Глеб Парамонов, с которым мы с первого класса за одной партой сидим, тут же ему клюшку и сломал.

Беда еще состояла в том, что клюшка была не самодельная. Это была настоящая покупная клюшка. Я такую клюшку первый раз в жизни видел. Тот, кто ее принес, сказал, что эта клюшка – для русского хоккея. Внизу она была не прямой и тонкой, как канадская клюшка, а была она изогнутой и толстой. И она казалась такой прочной, что никто не думал, что она сломается, да еще так быстро.

Ну и тот, кто принес эту клюшку, в драку полез на Глеба. А когда он полез на Глеба в драку, пришлось мне напомнить, какие у нас тут правила. У нас их все знают. Если ты решил играть клюшкой, а я твою клюшку сломал, то я за нее не отвечаю. Ну, конечно, я за нее не отвечаю, если я сделал это не нарочно. Это у нас такой закон. А то, что Глеб сделал это не нарочно, это все видели.

Ну и, конечно, домой я после этого хоккея сегодня пришел весь мокрый. И мама была очень недовольна. Мама вообще всегда недовольна, когда я прихожу мокрый. А после хоккея не мокрым быть нельзя. А поскольку после хоккея не мокрым быть не получается, мама не любит, когда я в хоккей играю. Она все хочет меня на что-нибудь другое переключить.

В прошлом году мама повела меня в бассейн — в секцию плавания записать. Но в бассейне сказали, что она меня очень поздно привела. Тогда мама спросила, а в котором же часу надо приходить. И ей ответили, что они имели в виду совсем другое. Они имели в виду, что олимпийский чемпион из меня уже не получится. Надо гораздо раньше начинать. И сказали маме, что надо приводить ребенка, когда ему пять лет.

Мама с ними заспорила и попросила записать меня в секцию для начинающих. Но маме ответили, что начинающих у них нет. А когда мама стала настаивать, ей сказали: «Ладно, оставляйте ребенка. Но если он у нас утонет, мы за это отвечать не будем». Ну и мы тогда ушли оттуда.

Я продолжал играть в хоккей. А мама все сердилась, когда я приходил мокрый. И сегодня мама тоже была недовольна, что я пришел мокрый. Она сказала мне, что сегодня еще вторник, а я выгляжу таким грязным, как будто сегодня уже суббота. И в самую пору уже разжигать колонку, чтобы меня мыть. А мое постельное белье теперь придется, наверное, менять каждую неделю – как за границей в лучших гостиницах. И что она еще посмотрит сейчас, высохла ли моя вчерашняя майка. Еще мама сказала, что если меня вовремя не позвать домой, то я могу, наверное, там во дворе прямо над консервной банкой умереть.

Вчерашняя майка оказалась сухой. Но мама все еще не могла успокоиться. И она мне сказала, что надеется, что я не буду раздеваться в подъезде, чтобы просушить свою мокрую одежду. А если я буду делать такую глупость, то запросто могу простудиться.

Когда же я призадумался над ответом, мама пришла в ужас и сказала, что теперь она просто не знает, что ей делать. И, наверное, ей не надо меня ругать за мокрую спину. Потому что при таком неразумном моем поведении я могу подхватить воспаление легких. Ну и мне пришлось пообещать маме, что я не буду доводить дело до того, чтобы приходить домой с мокрой спиной. Тогда мама наконец успокоилась, а я засел за уроки.

А когда я делал уроки, то перед глазами у меня все стояла эта поломанная клюшка. Еще до того, как она сломалась, я подержал ее немного в руках. Конечно, она была ужасно красивая. Края у нее не были острыми. Они были закруглены. И клюшка вся была покрыта каким-то чудесным лаком. А изгибы у нее были такими, что у меня все холодело внутри. И я подумал, что мне очень повезло в том, что у нас есть двор, где можно поиграть в хоккей. И что мне повезло, что у нас многим нравится эта игра. И я подумал, что все это очень здорово.

А мамина идея насчет мокрой спины, ну насчет того, чтобы раздеваться в подъезде и сушить свою мокрую одежду, мне очень понравилась.

Американская тушенка

Война уже давно закончилась, а взрослые всё про нее вспоминают. Как соберутся у нас, так сразу начинают вспоминать, как было во время войны. И всё говорят и говорят об одном и том же.

На самом-то деле, про саму войну никто не рассказывает. Все только вспоминают о том, как они жили во время войны. А не рассказывает никто про саму войну, потому что некому про нее рассказывать: одни еще были слишком молодыми, а другие уже старыми для фронта. Тех же, которые по возрасту подходили бы для фронта, я у нас в гостях не видел.

Только мой папа мог бы рассказать, что там было на войне. Но он гостям нашим ничего не рассказывает. А когда я как-то попросил его рассказать, то он сказал, что там было совсем не так, как в кино показывают.

Еще папа сказал мне, что каждый боялся, что его убьют. Все думали только об этом: убьют или не убьют. И вообще там было страшно. А когда я спросил у папы, боялся ли он, что его убьют, то он сказал, что ему тоже было страшно. Но он сказал, что всем по-разному было страшно. Например, ему как-то поручили проводить куда-то одного офицера из штаба. И вот когда папа его повел, то офицер лег на живот и всю дорогу полз. И папа сказал, что ему было очень неловко за этого офицера.

А еще я как-то спросил, было ли такое, чтобы папа убил кого-то. И папа сказал, что один раз у него был такой случай, что он мог кого-то убить. В те дни никто не знал толком, в каком доме наши, а в каком доме немцы. И папа как-то из окна дома увидел во дворе немцев. Они были очень близко. Тогда папа схватил винтовку. Но она оказалась в песке, и у папы ничего не получилось. Тогда папа схватил другую винтовку, но она тоже оказалась в песке.

А еще папа рассказывал, как он тащил в госпиталь своего раненого командира. Папе показалось тогда, что командира еще раз ранило, пока папа тащил его. Но папа не был в этом уверен.