— Алло, это похоронная контора «Зеленый дол»? Вас беспокоят из имения Брейлингов. Не затруднит ли вас прислать карету? Да, прямо сейчас, незамедлительно. Мой брат Чарльз. Да. Благодарю. Искренне, сердечно вам благодарен.
Погружая тело усопшего в катафалк, служащие бюро ритуальных услуг деликатно поинтересовались, не будет ли каких-либо дополнительных распоряжений.
— Обычный гроб, — малость поразмыслив, ответил разом помолодевший Ричард. — Никакой панихиды. Самая простая и строгая сосновая домовина, без всяких там финтифлюшек да инкрустаций. Покойный Чарльз всегда и во всем придерживался сугубо спартанского стиля. До скорого свидания, господа.
— Ну а сейчас, — спровадив посетителей и восторженно потирая ладони, объявил сам себе Ричард, — можно и полюбопытствовать, что же там наворотил мой дражайший родич! Не думаю, чтобы покойничек заметил подмену своего «уникального» приюта. Ха-ха!
И по-хозяйски неспешно прошествовал в мастерскую.
Удивительный гроб-исполин, опираясь роликовыми опорами на просторный верстак, покоился перед единственным во всю стену окном мастерской. Своей прозрачной крышкой, аккуратно запертой на все защелки, гроб смутно напоминал старинные швейцарские часы с маятником, в несколько раз увеличенные и неведомо для чего взгроможденные на стол.
Впрочем, длина внутренней полости, как разглядел сквозь стекло Ричард, оказалась аккурат в шесть футов, как гробу и полагается. Стало быть, и в изголовье, и в изножье оставалось по добрых три фута потайного пространства. Трехфутовые тайники с каждой стороны, замаскированные липовыми торцевыми панелями, секрет которых ему и предстоит теперь раскусить. Что же именно удумал схоронить за ними покойник?
Ну разумеется, денежки! Это было бы как раз в духе старого скупердяя — прихватить капиталец с собой в могилу, лишь бы родного брата без гроша ломаного оставить. Вот же сквалыга хренов!
УКАЗАНИЯ ПО ПРИМЕНЕНИЮ: ПРОСТО ПОМЕСТИТЕ ТЕЛО В ПОЛОСТЬ УСТРОЙСТВА…
ПРОСТО ПОМЕСТИТЕ ТЕЛО В ПОЛОСТЬ УСТРОЙСТВА — И ЖДИТЕ, ПОКА НЕ ЗАИГРАЕТ МУЗЫКА.
— Не может этого быть! — взвился Ричард. — Только вот мозги мне пудрить не надо! Неужто все эти хитроумные прибамбасы лишь для того, чтобы, лежа в гробу, наслаждаться музычкой?..
Он выскочил из мастерской и окликнул садовника, который, как всегда, корпел над цветочными грядками в оранжерее:
— Эй, Роджерс!
Тот немедленно высунулся из стеклянных дверей.
— Который теперь час? — спросил Ричард.
— Ровно двенадцать, сэр, — отозвался садовник.
— Отлично. В двенадцать с четвертью поднимешься в мастерскую и проверишь, все ли в порядке!
— Слушаюсь, сэр!
Помедлив, Ричард вернулся в мастерскую. «Разберемся, вот уж разберемся…» — задумчиво бормотал он себе под нос.
Никакой особой опасности в его намерении улечься в этот мудреный ящик вроде бы не просматривалось. Ричард внимательно изучил ряд аккуратных вентиляционных отверстий по сторонам. Даже если крышка и захлопнется наглухо, удушье не грозит. А там и Роджерс, глядишь, подоспеет. Просто поместите тело в полость устройства — и ждите, пока не заиграет музыка! Нет, ну до чего же был он наивен все-таки, этот старый брюзга Чарли! Аккуратно подтянув наутюженную брючину, Ричард задрал на верстак левую ногу.
Он чувствовал себя словно голый человек, забирающийся в ванну под чьим-то неусыпным и недобрым надзором. Поставив ногу в сияющем ботинке на атласное дно и что-то буркнув, как всякий, не вполне довольный температурой, Ричард преклонил колени, сперва неуклюже скорчился на боку, а затем перевернулся на спину. Не слишком-то просторно, но удобно и мягко, отметил он про себя и, скрестив руки на груди, глуповато хихикнул. Чертовски забавно воображать себя усопшим, окруженным толпой скорбящих родных и близких, в зыбком свете поминальных свечей, а мир с твоим уходом как бы застывает навечно. С трудом подавив очередной приступ смеха, Ричард придал лицу приличествующее случаю отрешенно-скорбное выражение и — «смежил очи». Пальцы рук, сплетенные на груди, он постарался представить себе прохладно-восковыми.
Зви-ирр! Щелк! Что-то вдруг прошелестело за стенками ящика. Баммм!
Крышка гроба звучно захлопнулась над головой.
Если бы в этот момент кто-то вошел в мастерскую, то с перепугу решил бы, что в ящике неистово бьется запертый орангутан — настолько диким был грохот ударов и бешеными крики внутри гроба. Все смешалось в них: всхлипы, стоны, скрипы, треск рвущейся ткани, контрапункт множества невидимых флейт и предсмертный хрип. Затем раздался вопль подлинного отчаяния. И наступила мертвая тишина.
Лежащий в гробу Ричард Брейлинг опомнился. Расслабил мышцы. И истерически засмеялся. Внутри ящика пахло довольно приятно. А воздух для дыхания он получит в избытке сквозь вентиляционные отверстия, так что беспокоиться и вовсе не о чем. Ни к чему суетиться, биться и вопить, следует лишь спокойно надавить на крышку обеими руками, и она тут же распахнется. Главное — сохранять выдержку. Он уперся ладонями в толстое стекло и поднапрягся.
Крышка не шелохнулась.
Ладно, все равно для паники нет никакой причины. Через минуту-другую появится Роджерс, и все тут же уладится.
Тихо, как бы издалека, заиграла музыка.
Ее звуки донеслись со стороны изголовья. Органная пьеса, величественная и печальная, наводила на мысль о тонких черных свечах, истекающих восковыми слезами под уходящими ввысь готическими сводами. Пахнуло свежевырытой могилой. Торжественные аккорды плыли, постепенно нарастая и как бы отдаваясь эхом от высоких мрачных стен. На глаза Ричарду навернулась непрошеная слеза. Это была музыка пыльных фикусов в кадках и придушенного света, сочащегося сквозь давно не мытые витражи. Последний луч солнца в сумерках, дуновение зябких северных ветров. Рассвет в густом тумане, призрачный всхлип далекой корабельной сирены.
— Чарли, Чарли, старый ты, безмозглый олух! Так вот каков твой нелепый Последний Приют! — С Ричардом едва не сделалась истерика от смеха сквозь слезы. — Ящик, отправляющий свой собственный похоронный ритуал! Ой, держите меня четверо, держите меня двое!.. Ой, сейчас упаду!
Насмеявшись до колик, Ричард продолжал слушать, лежа в запертой своей колыбели — все же музыка была действительно хороша, да и сделать что-либо для своего освобождения до прихода садовника он все равно не мог. Ричард рассеянно поглядывал по сторонам, пальцы машинально выстукивали на атласных подушках замысловатый органный ритм. Праздно закинув ногу на ногу, он бездумно следил за танцем пылинок в солнечных лучах, льющихся в окно мастерской. Недурственный денек выбрал себе братец для отбытия в мир иной — ишь, как развиднелось, на небе ни облачка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});