Читать интересную книгу C Запада на Восток. Или дневник терпевшего туриста - Дон-Жени Экоебве

Придя в себя, я понял, что мы всё там же, где и были, а именно на проезжей части у этого ебучего вокзала. Злоумышленника не было. Предположу, что он влепил мне в лицо левым крюком и просто убежал. Отряд не заметил потери бойца, так как был не особо трезв. Никто не успел предпринять ничего. Ни-че-го. Нормально. Держась за правую половину лица, я вопросительно спрашиваю у второго таджика, какого чёрта его друг влепил мне так неожиданно в челюсть и исчез. Всё, что я услышал в ответ, было весьма предсказуемо: «Я не его друг, у меня нет друзей.» – говорил он. Хм, и это всё за пятнадцать минут до поезда. Блядь. Все ребята, вроде как, очнулись, и предложили мне пойти дальше. Конечно же, можно пойти искать и отпиздить этих свиней за такую подлость, но в голове была совсем другая программа действий. Крупные ребята, которые начали весь сыр-бор, тоже поняли, что ничего гуманного тут нет (и не было), и предложили разойтись. Рыжий сказал, мол, не надо связываться с чурками, и наше счастье, что никто не достал ножей. Забавно, но, по словам очевидцев, ножи были. Перед тем, как рыжий начал спрашивать, в чем, вообще, дело, ему сразу же показали здоровенный нож на поясе. А вот Гриша всё шутил, мы с Серёжей обильно плевались кровью…

Пока мы искали поезд, я заметил, что Серёже тоже влетело по лицу. Серёжа получил, как рядом стоящий зритель. Он вообще часто оказывался крайним в наших историях. Как-то раз Серёжа вышел со вписки на Адмиралтейской в магазин за «Дошираком» в три часа ночи по московскому времени. Серёжа зачем-то решил прокричать: «Россия без Путина!» Далее Серёже переебал в челюсть какой-то чечен. Или вот ещё было. Сидят они с ребятами на даче. К ним подбегает пять здоровых мужиков и начинает без разговоров пиздить. Просто пиздить. Благо пострадавшие были в алкогольном опьянении и не стали даже думать о контексте данного казуса. Всё кончилось тем, что недружелюбной компашке кто-то крикнул из темноты: «Это не они!» После этого злыдни побежали дальше, а Сережа с друзьями так и остался на земле думать о своём поведении летней ночью на хуторе близ бандитского Петербурга. В этот раз он тоже не понял, когда ему успели отколоть часть зуба, да и, собственно, по какой причине. Ебаные чурки. Я продолжал плеваться кровью, а вокзальные часы продолжали ритмично тикать.

Мы нашли поезд. Я показал проводнику электронный «screenshot» билета. Он хмуро посмотрел на меня и сказал, что я купил билет на одиннадцатое августа вместо ночи одиннадцатого сентября. ОДИННАДЦАТОЕ, БЛЯДЬ, АВГУСТА! Времени до отправления оставалось ровно пять минут. Я прошу товарищей в срочном порядке найти выход в интернет. Всё прошло успешно. Я проверил снова все данные. Мы понимаем, что просто вышел плохой «screenshot», а мы перепутали вагон. Ну и мудак же ты, блядь, проводник! А я уже думал, что нужно будет срочно искать вариант бегства из этого Питера. Челюсть болела. Я пытался ещё что-то кричать и был весел. Мы нашли вагон за минуту до отправления. Серёжа, держа в одной руке кровавую салфетку, передал мне замок от велосипеда, которым я планировал пристёгивать свои вещи во время путешествия. Тем временем буйный Лёша загремел в обезьянник на вокзале за неправильное общение со слугами правопорядка. Так ему, сука, и надо!

Мы просто доконали проводника в нужном нам вагоне за эту оставшуюся минуту. Он сказал, что высадит меня, если я буду также вести себя и продолжать горланить. Я сел в поезд. Поезд медленно тронулся, под пьяные крики моих друзей. Что может быть лучше формальных поминок?

Начались попытки успокоиться. Спустя тридцать минут мне стало больно говорить. Челюсть начала опухать, и вот это было уже интересно. После исчезновения городского пейзажа я всё ещё стоял в тамбуре в попытках уменьшить боль в лице. Со мной случайно познакомился какой-то студент медицинского университета. Он сказал, что лицо у тебя, друг, завтра опухнет, возможно, надо будет вправить челюсть. Ох, отлично! Я был пьян. Лёшу продержали час или два в привокзальном обезьяннике дорожной полиции, но в итоге выпустили. «Отделался, мудак», – подумал я. Я лёг на свою боковушку в начале вагона и попытался заснуть. Боль не кончалась. С мыслью об оставшихся на перроне товарищах, я взял холодное полотенце, приложил его к больному месту и даже на некоторое время уснул. Завтра меня ждала злая и жадная до людских душ Москва. В Москве будет поезд в сторону неизвестных до этого мне уральских гор. Ранен, но почему-то до сих пор не убит. Я еду во Владивосток.

11 сентября

Неимоверная боль. В вагоне было светло, хотя постоянная питерская пасмурность, похоже, плавно переехала со мной уже в Москву. Я проснулся контуженным. Если вообще можно проснуться, когда ты не спал, то посчитаем, что это произошло на верхней боковушке под номером пятьдесят два. Челюсть опухла. Лимфоузлы решили добродушно подыграть больным лицевым костям. Я не мог говорить. Даже малейший поворот лица вызывал непередаваемые ощущения физических мучений. Я молился богу, чтобы не было никакой трещины. Нас подняли где-то минут за пятьдесят до прибытия. Вокруг меня были весьма адекватные люди, которые, конечно же, суетились. Кроме меня. Мне было страшно больно. Моё одиннадцатое сентября было не хуже падения башен-близнецов с десятилетие назад. Я хотел домой. Я увидел своих соседей по купе и спросил у этих достопочтенных путешественников, что у меня с лицом и насколько оно распухло. Мне высказали мнение, что совсем немного. Лучше бы к зеркалу я не подходил. Опухоль на моей правой половине лица была впечатляющей. Будь же, сука, проклят этот ублюдок! Поезд опаздывал. Лучше не становилось, а глотать было невозможно даже собственные слюни. Я обратился ко вчерашнему медику. Медик повторил вчерашнюю мантру: «Если бы сломалась челюсть, то говорить бы ты не мог.» Надежда. Ёбаный чурка!

Поезд приехал. Мы все из далёкого пятнадцатого вагона от головы поезда покатились на выход. Я шел в тумане и совсем без ежей. Мне действительно было плохо. Плевки кровью, теперь уже и болезненные, надоели мне ещё вчера. Я решил, что оставлю свои туристические фотографии в своей лыжной маске на Красной площади на дорогу назад, если она, конечно же, будет.

Вывалившись из вокзала, я поехал прочь за кольцевую ветку Московского метрополитена. Я решил выйти на станции Сокольники. Давай поедем в Сокольники! Почему? Да, я и не знаю, просто по-студенчески подумал, что за кольцевой веткой всё становится дешевле. Нужно купить еды в поезд. Поезд будет уже через три часа. Я не могу открыть рот. Ёбаный чурка!

По совету молодого медика из поезда, я хотел приобрести обезболивающее. Это был ад на земле, да ещё и за тысячу километров от моей комнатушки на загнивающем западе. Я зашёл в аптеку с понятным для всех названием «36.6.». Я написал продавщице на своём кнопочном телефоне, что мне нужно. Говорить не выходило. Совсем. Фармацевт меня поняла и равнодушно подбросила таблеток. Я остался благодарен.

Далее мне был нужен интернет. Я пошёл в местный «Макдональдс». Выпив таблетку, я обдуплялся за столом где-то около часа. Надежда, что всё будет хорошо, не покидала меня и сейчас. После пары сообщений в Петербург оказалось, что все ребята были живы после вчерашнего. Это хорошо. Я был рад. Моя челюсть – нет. Ёбаный чурка!

Спустя сорок минут я понял, что обезболивающее действует. Я осмелел. Я решил взять себе жареной картошки, клубничный коктейль и королевский чизбургер. С чувством удовлетворения, я освободил бургер из его бумажной темницы. Хотелось привычно открыть рот. Рот механически не открывался. Рот не мог открыться, а каждый удар еды о зубы сопровождался сильнейшими болевыми ощущениями, даже с обезболивающим. Неимоверная боль! Я с трудом засунул в себя этот чизбургер, что заняло у меня, в общей сложности, где-то пятнадцать минут. Картошку забрал какой-то дедуля, сказав, что бог меня сохранит. Возможно. Бог – это очень возможно.

Закончив свою трапезу, я списался с одной из своих давних подруг – Леной. С Леной мы познакомились года четыре назад на Западе. Лена жила в Москве. Она предложила сгонять до Парка Культуры, то есть до её работы. Почему бы нет? Мне не оставалось ничего, кроме как согласиться, ведь я её давно не видел, а это приятно – общаться со старыми приятельницами. Разве нет? Выйдя из Макдональдса, я зашёл в супермаркет. Я понял, что на ближайшие двое суток моя еда – это картофельное пюре. На твёрдые предметы лучше вовсе не смотреть. Ёбаный чурка! Я элегантно плюнул в сторону кровью. Московские бордюры казались мне настолько грязными, что я не чувствовал за собой вины по причине порчи местной чистоты

Используя подсказки Лены, я проехал половину красной ветки метрополитена. Я таки добрался до её места работы. У Лены как раз был небольшой перерывчик, и мы в спешке начали делиться моментами из этой бесноватой городской жизни. Я начал рассказывать ей всю душераздирающую историю. Лена задала мне один простейший вопрос. «Выёбывался?!» – спросила она. Нет, ну, я даже не знал, что сказать. Мне вспомнилось детство. Как-то раз мы купались в каком-то городском озере в глубинке Белоруссии. У меня жила бабушка под Витебском. В этом городе находилась пара тюрем, да и милицейское училище было прямо под носом. Тем не менее, от местной шпаны мне прилетало в лицо каждый летний приезд. На этом озере я с кем-то повздорил из-за того, кто будет прыгать первым с дерева в воду. Началась драка. Меня и в этот раз отпиздили. Я вернулся домой заплаканным в какой-то, блядь, саже. Я попросил бабушку решить вопрос. Всё что она сказала было: «Да ты сам ещё тот гусь!» Наверное, это было справедливо, да и поучительно.