Дослезно, досмертно, до после
До столько, что хватит ровно
Досыта живущим возле
Дышу, как хочу – до боли
До крови, до дна, до края
До сверх и помимо воли
До срока не умирая
Люблю, как горю – до пепла
До черных пустых ладоней
До первой звезды – до светлой
До блеклой луны – до поздней
До вырванных вен, до тока
Не ваша душой и телом
И век этот – хоть и дока
Меня недопеределал
Но там, куда вечер клонит
(До самого расставанья)
Пусть ветер меня догонит
И выдохнет «До свиданья…»
No means No
Это слово с губы
Как стрела с тетивы
Протыкает сердца
Поточнее свинца
Ни к чему пистолет
Если можно в ответ
Просто тихо сказать: "Нет"…
Голос
От инея не рвутся провода
В земле уже проснулся первый колос
А я прошу – верните холода
Вернись зима – я потеряла голос
Наверно слишком дерзким был побег
Из пустоты такой, что уши ломит
Разжала пальцы, уронила в снег
Хоть век беги – судьба тебя догонит
Ну, где же ты? Откликнись – не молчи!
Во мне пурга качается молитвой
Но за окном целуются грачи
И частый дождь размахивает бритвой
Шоссе несет железные гробы
Прыщавый физик долбит теоремы
За что же, Боже, мы – твои рабы -
Бываем навсегда – как рыбы – немы?
О, если бы ты дал мне чуть ума
Тогда б не отступила ни на волос
Я б навсегда осталась, где зима
И где когда-то потеряла голос
1943
Железо. Огонь. Вода.
Земля. Канонада. Спирт.
Все просто как никогда
Не страшно – значит убит
Россия. Окоп. Война.
Размокшие сухари.
По трупам бредет весна
Под номером сорок три.
Пальба. Облака. Кресты.
На танках. На нас с тобой.
Но правила здесь просты
Боишься – значит живой.
Патроны. Шинель. Кисет.
Письмо. Перекличка. Бой.
И снова как спирт – на всех
Мы поровну делим боль.
В атаке. Во сне. В пути.
Запомни, пока ты тут
Они не должны пройти
А значит и не пройдут.
Весна. Тишина. Рассвет.
До неба растет трава
Для тех, кого с нами нет
Все просто, как дважды два.
Карандаш
Карандаш? Большое дело! -
Деревяшка, черный след
Я сломать его хотела
Только лень и смысла нет
Лучше пусть меня за пальцы
Он куда-то поведет
Будем мы вдвоем – скитальцы
Дни и ночи напролет
Пусть он длится на бумаге
Пусть рисует все подряд
Наплевать ему, бродяге
Что об этом говорят
Тонкой жилкой темно-серой
Зазвучит его струна
Этой музыки манеру
Понимаю я одна
Нарисует дом и кошку
Дом – уютный, кошка – спит
И меня – в углу, немножко
И из окон наших вид
По листу белее мела
Как по небу он летел
Я сломать его хотела
Он – спасти меня хотел
Клоун
Не есть. Не будет. Не был.
Не должен никому.
Ничто под эти небом
Не дорого ему.
Прозрачнее намека
Спокойней мертвеца
Он лампочка без тока
И око без лица
Когда же он приходит
Тот ты его прости
За то, что душу сводит
И сердце мнет в горсти
Как лезвие по коже
Бежит вперед строка
И ты уже не можешь
Сказать ему «пока!»
Так просят крылья взмаха
Когда стреляют влет
И нет сильнее страха
Чем страх, что он уйдет
Так рвет на раз железо
Отчаявшийся пар
Так – в сердце из обреза
К тебе приходит дар
Свинцовая отвага
Расстрельная гроза
Чернила и бумага
Как бритва и глаза
Битый вечер на арене
Зажигает, хоть реви
Губы в клюквенном варенье
Или, кажется, в крови
В барабанной перестрелке
Пьян и брав как полк гусар
Оркестровые тарелки
Заглушают перегар
У других трико и трюки
Зебры, фокусы, успех
У него – смешные брюки
И ботинки больше всех
Что ему твои прихлопы
Что прожекторы в упор?
Чем в чужих болтаться стропах
Лучше мордой о ковер
Но зато ему не надо
Шпаги грызть, огонь глотать
Он умеет больно падать
Люди – громко хохотать
Не трудись – смотри и слушай
Смейся, радуйся, живи
На арене в красном плюше
Или, кажется, в крови
Дюма
Четыре шпаги, восемь рук и глаз
Галлон бургундского, струящийся по венам
Три лилии и… нет числа изменам
На краткий миг соединившим нас
Париж – гнездо предательства. Вдвойне
Кровавой он сейчас достоин мессы
И потому – задиры и повесы
Мы трезвы и серьезны на войне
Чтоб раздобыть алмазное колье
Круши врагов направо и налево
Да здравствует война и королева
Да сгинут плутовство и Ришелье!
Ах – не колье? Какая в том беда!
Мы вчетвером найдем хоть черта в ступе
Хоть ад восстань – ему мы не уступим
Покуда сами не уйдем туда
В сражениях – не видно им конца
Другая доблесть нами не забыта -
Как вихрь врываться в дамские сердца
Кентавром о шестнадцати копытах
О, перья галльские! Вы призрачней, чем флирт
Пишите же, о душу сталь ломая
Покуда кровь не выгорит как спирт
Как небо над Гасконью – голубая.
Сослагательное
Когда б молчали пушки
А музы петь посмели
Тогда б Дантесу Пушкин
Не проиграл дуэли
Висели бы гитары -
Не ружья на плече
И жил бы Виктор Хара
И команданте Че
И в мире без патронов
Без хаки и погон
Не умер бы Платонов
И был бы с Йоко Джон
Но крови стоит слава -
Нет для того, кто смел
Естественнее права
Чем право на расстрел
Нет в мире лучшей доли
Чем бой переорать
За это в чистом поле
Не страшно умирать
Слова сильнее стали
Пускай потом убьют…
Где пушки замолчали
Там музы не поют
Он и Она
Тогда, когда Он появился на свет
В стране песков и камней
Там старый как мир почитали завет
«Убили, значит убей»
Лишь «око за око!» и «зуб за зуб!»
Твердили и стар и млад
Такие молитвы слетали с губ
Три тысячи лет подряд
Земля, над которой Его колыбель
Покачиваясь, плыла
Шептала «Убили, значит убей»
И новых костей ждала
Он вырос, и время его пришло
Но ближние вновь и вновь
Ему повторяли, что мир это зло
А Он говорил – Любовь
Легка Его поступь и прост Его слог
Душа за ним будто летит
Ему говорили: «Накажет Бог»
А Он говорил: «Простит»
Бубнили: «Отправится в ад любой
Для смертных надежды нет»
И снова твердили, что Бог это боль
А Он говорил, что Свет
И вот однажды поставить крест
Решила на нем толпа
(Такой обычай у этих мест -
Наказывать за слова)
Его мучительный ждал конец
Сказали: «Ты будешь распят»
А Он ответил: «Прости их, Отец
Не ведают, что творят»
И долго потом ала и чиста
Горячая капала кровь
А утром на землю с Его креста
Неслышно сошла Любовь
И вот она рядом с тобой и мной
Спасает, прощает, ждет
И может быть из-за нее одной
Наш мир до сих пор живет
Легка ее поступь, проста ее речь
Душа за ней будто летит
И если убить ее, вытоптать, сжечь
Воскреснет она и простит
Так после зимы наступает апрель
Когда уж никто не ждет…
Качается в небе Его колыбель
И тихо земля плывет
* * *
Он все равно будет жить. Даже если умрет.
Два окна – желтых на черном небе
Вечный город со счета сбился – который щас век?
Папарацци молят о зрелищах
Бедняки о хлебе
А он умирает – слабый, маленький человек
Вчера его видели
в газетах и на экране
Он вроде бы кивнул и даже
улыбнулся на что-то в ответ
Так улыбаются сквозной распахнутой ране
Впускающей вместе со смертью – свет
Смешной язык, далекие полонезы
Правнук запутавших все и вся славян
Железный занавес,
и вечный привкус железа
В северном небе,
где ждут его Павел и Иоанн
Наверное, по-другому и не бывает
Желтые окна, черные облака
Вечный город вечно шумит
Смерть по-прежнему убивает
И если жизнь – чаша, то она, конечно, горька.
Все как прежде – от перестановки в сумме
Не ищи перемен, арифметика здесь проста
Все по-прежнему, только
когда он умер
Не с него сняли крест – его снимали с креста