Чтобы проверить это, Инуар снарядил корабль и поместил на борт клети с тремя выращенными в неволе перламутровыми чайками, которые, полагаясь на воздушные потоки, могут десятки дней парить в небе. Этот последний, несший на себе груз лошадей, корабль так и останется в песнях горьким отголоском неминуемой смерти. Гибнущие моряки выпустили всех трех чаек, прикрепив к их лапам вырванные из судовых журналов последние страницы и краткую записку капитана Аккара, в которой говорилось, что экипаж видит, как стремительно приближается к ним гибкое серое тело змея. Неровным подчерком писал капитан, стоя на палубе, что из пушечных портов бьют столбы белого дыма, но когда их сносит легкий ветер, моряки снова видят невредимого змея, неотвратимо надвигающегося на них. Все три чайки прибыли в Серетили, и страшное сообщение было получено. После этого Луретта обратилась к магам, чтобы, наконец, понять, на что она может рассчитывать, ведь с тех пор сообщение с островами почти прервано, несмотря на то, что торговля приносила огромные доходы. Яркие краски, курительные смеси, пряности, редкие камни и минералы, тростниковый сахар, красная и черная древесина и многое другое стало неотъемлемой частью жизни, но теперь, с прекращением сообщения, запасы всего этого таяли на глазах. Уже очень скоро вместо красного и желтого придворные будут вынуждены носить синее и серое. И это лишь самое малое, чего стоит бояться.
Те страницы судовых журналов до сих пор хранятся в комнате королевы, и это первое, что она показала старому магу, когда тот пришел в ее замок.
Самое время магам Форта заняться этим делом и очистит путь на юг. Вот чего надо было требовать от старика, союз может и подождать!
Королева, не посчитавшая зазорным для себя спуститься с чужаком в конюшни, поднялась, вежливо наклонив голову, и первой вышла из залы, позвав за собой Салавия, но, не удостоив и жестом магов-целителей, которые трусливо прятались за пологами. Нет, это не те люди, которые могут тягаться с силой посланца Форта. Впрочем, Салавий тоже не сможет ее защитить, но в его присутствии Луретта всегда чувствовала себя спокойнее, полагаясь на суждения вельможи и его странный дар предвидения. Впервые она доверилась ему годы и годы назад, когда он был еще самым обычным придворным, прибывший из Аленедира с протекцией от старшего сына Бадария. Тогда отношения между Погаром и Серетили все еще звучали, будто эхо давнего прошлого, когда страна Аленедир вместе с Инуаром дала бой настоящей орде кочевников, хлынувших на равнины по обе стороны от Горных Пределов. Теперь и этого уже практически не осталось, никаких политических отношений, только торговля и чистый расчет.
Но тогда рекомендации аленедирской знати еще не были пустым звуком, и Луретта благосклонно приняла мужчину при дворе. Он представился ей с достоинством, и королева забыла о его присутствии, зная, что аристократы тянутся к ее двору, как летят осы на медовый пряник.
Она еще помнила те времена, когда в морской бухте правили законы Серетили, там стояло четыре гарнизона, охраняющих торговлю как зеницу ока. Кажется, минуло всего два дня с момента прибытия Салавия, и королеве доложили, что пересуды о потерянной с Широкой Бухтой связи не лишены правды. Ни один голубь так и не прилетел оттуда, и ни один караван вот уже месяцы не приходит. Нет вестей и с кораблей, и их парусов не видно со сторожевых башен Прибрежных скал. А это значило, что уже многие дни ее торговые корабли не ходят на Западный континент вдоль Звенящих водопадов.
Так она узнала, что произошло невозможное: от портового города Таралеса не осталось и следа, что он пал под ударами пробудившихся Древних, а сама бухта захвачена. Королева собрала войско, чтобы силой забрать то, что принадлежало ее семье по праву. Всего три зимы минуло с тех пор, как скончался правитель дома Серетили, и Луретта приняла на себя бремя власти; она была полна ярости и решимости отомстить.
И вот тогда у Салавия случился первый припадок. Его глаза закатились, а факелы и масляные светильники плевались белыми искрами, когда он кричал о том, что видит смерть Инуара. Тогда провидцу поверили все, кто присутствовал в зале, так ясны были его слова и так ужасен смысл, но те, кто не видел этого, недоумевали, от чего Луретта остановила наступление. Среди преданных Инуару воинов звучал ропот и недоверие решению королевы. Потом, много позже, они называли ее выбор мудрым. Скоро стало ясно, что конница Инуара непременно полегла бы под стенами Морского Бастиона. И пусть магов было мало, Древние повиновались их приказам, и их мощь казалась бескрайней. Ни таранные машины, ни лучники, ни пешие войска ничем бы не смогли навредить Форту, когда над ним в небе реяли драконы.
Тогда юная Луретта приблизила к себе провидца, сделав его своим советником. Его слова имели вес дальновидности и ума, а сны порою говорили о будущем. Но также она знала, насколько Салавий свободолюбив. Он часто покидал правящий дом, оставляя лишь весточку о том, что ему нужно отбыть, и королеве пришлось мириться с этим, хотя ее придворные дамы укоризненно качали головами, а иные советники возмущенно поджимали губы и шептались за ее спиной.
«Не подобает сановнику творить то, что душе угодно», — говорили они, и королева понимала, что ими движет зависть. Иные не могли себе это позволить, а Салавий мог.
Поначалу и Луретта была недовольна таким отношением, она посылала шпионов, чтобы узнать, чем занят ее провидец, когда покидает Серетили, но гонцы приносили всегда одни и те же вести: то Салавия видели мчащимся во весь опор по равнине на его сером племенном жеребце, охотящимся на степного лиса; то крадущегося вдоль каменных насыпей предгорий Пределов, где он выслеживал благородного оленя с луком наготове. Луретта знала, что у Салавия есть небольшой дом над Чарующим обрывом, куда сложно подняться и пешему, и что он проводит там довольно много времени, уединяясь и ища пути среди круговерти картин доступного ему будущего. Так он сам сказал ей, и Луретте пришлось принять провидца таким, каков он есть.
Минуло десять лет, и королева привыкла к его присутствию, а его неожиданные исчезновения заставляли ее чувствовать себя покинутой. Она частенько оказывала Салавию знаки внимания, но он всегда оставался задумчивым, погруженным в себя человеком, будто не замечал ее недвусмысленного интереса. Луретта не могла обсуждать подобные вещи со своими придворными дамами, но знала, что, порою, чародеи бывают именно такими — отстраненными от мирских желаний и благ. Что же, тем хуже для Салавия, она могла бы возвысить его, сделав партией…
Думая об этом, Луретта коротко взглянула на советника, но тот снова хранил непроницаемое выражение лица, ни чем не выдавая раздражения, с которым еще совсем недавно говорил королеве о том, что она недостаточно настойчива в собственных требованиях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});