Читать интересную книгу Пьяные фейерверки - Стивен Кинг

И тогда же мы стали регулярно выпивать. Иногда — дома, в городе, но не часто. Сами знаете, соседи любят посплетничать. Поэтому мы серьезно принимались за дело, как только переезжали в Москитовое логово. Ма бросила плести свои венки в «Цветах от Ройса» в 2009, а я, где-то через год после этого, распрощался с проколотыми шинами и сломанными глушителями. Возвращаться в город резона не было, по крайней мере, до заморозков, потому что на озере нет печи, вы же знаете. В двенадцатом году, когда начались проблемы с этими даго (презрительное прозвище для выходцев из Италии, прим. переводчика) напротив, мы выехали из города за две или три недели до Дня памяти и сидели там вплоть до Дня благодарения.

Ма немного располнела, фунтов до ста пятидесяти, а то и больше, и, скорее всего, виной тому было кофейное бренди, ибо не зря его зовут «бухло для жирной жопы». Она на это отвечала, что никогда не считала себя мисс Америкой или даже мисс Мэн. «Я всегда была аппетитной женщиной», — приговаривала Ма. А врач Стоун говорил, по крайней мере, пока Ма к нему ходила, что она умрет молодой, если не завяжет с «Алленом».

— Ты в шаге от сердечного приступа, Холли, — говорил врач, — или цирроза. У тебя уже и так диабет второго типа, неужели этого мало? Могу объяснить двумя буквами — тебе надо как следует протрезветь, а потом присоединиться к АА (Анонимным алкоголикам).

— Фух! — выдохнула она, когда приехала домой. — После такой встряски надо выпить. Не присоединишься ко мне, Алден?

Я ответил, что можно, поэтому мы, как всегда, вынесли свои складные стулья на причал и, пока любовались закатом солнца, успели круто нализаться. Не только мы так живем, бывает и хуже. Слушайте сюда: все равно мы все от чего-нибудь умрем, не так ли? Врачи постоянно об этом забывают, но Ма помнила.

— Скорее всего, проклятый поборник долголетия прав, — заметила она, когда мы брели к домику, это было уже после десяти, и комары кусали, как бешеные, хотя мы с ног до головы облились репеллентом. — Но я хотя бы буду знать, что перед смертью успела пожить. К тому же я не курю, а всем известно, что это хуже всего. Я не курю, поэтому проживу побольше, а ты, Алден? Что ты будешь делать, когда я умру, а деньги закончатся?

— Не знаю, но я непременно хочу увидеть Большой Каньон.

Она засмеялась, ткнула меня под ребра локтем:

— Молодец. С таким отношением к жизни у тебя никогда не будет язвы. А теперь пойдем спать.

Мы пошли в домик, и на следующий день проснулись около десяти, а в полдень начали лечить свое здоровье «Сломанным рулем». Я не так сильно волновался за Ма, как врач, потому что думал, что она слишком счастлива, чтобы рано умереть. Тем более, что она пережила доктора Стоуна, который как-то ночью разбился насмерть из-за пьяного водителя на Голубином мосту. Можете считать это иронией, трагедией или просто течением жизни — как заблагорассудится. Я не философ. Я просто рад, что с врачом не было его семьи. И надеюсь, что они получили хорошую страховку.

Ладно, это было вступление. Переходим к делу.

К Массимо. И этой сраной трубе, извините за мой французский.

Я назвал это Гонка вооружений Четвертого июля, и хотя мы как следует разогрелись только в 2013 году, на самом деле все началось на год раньше. Массимо жили прямо напротив нас, в большом белом доме с колоннами и газоном, который спускался до самого пляжа, покрытого чистым песком, а не гравием, как у нас. Вероятно, в том доме было не меньше дюжины комнат. А если считать с коттеджем для гостей, то и все двадцать. Они назвали это место Лагерем Двенадцати Сосен — из-за хвойных деревьев, которые окружали главную усадьбу.

Лагерь! Боже правый, это был настоящий особняк. С теннисным кортом, конечно же. А также с площадкой для бадминтона и лужайкой позади дома, на которой они бросали подковы. Они прибывали в конце июня и уезжали где-то на День труда, закрыв на зиму свой дворец. Такой здоровенный дом, а стоит пустой девять из двенадцати месяцев в году. Я просто не мог поверить. А Ма могла. Она говорила, что мы «случайные богачи», а Массимо — настоящие.

— Только деньги они заработали не честным путем, Алден, — говорила она, — и речь идет не о плантации конопли на участке с четверть акра. Всем известно, что Массимо имеют С-В-Я-З-И. — Она всегда так произносила это слово, отдельно каждую букву.

Предположительно, деньги у них водились от «Строительной компании Массимо». Я почитал о ней в Интернете, и все выглядело прилично и законно, но они итальянцы, а главный офис той фирмы располагался в Провиденсе, Род-Айленд, а вы ведь копы, и сами должны разбираться, что к чему. Как говорит Ма, если умножить два на два, то пять никогда не будет.

Только замечу, что когда они наезжали в этот большой белый дом, то занимали все комнаты. Даже коттедж для гостей. Бывало, Ма поглядывала на противоположный берег, здоровалась с ними, поднимая вверх бокал «Сомбреро» или же «Сломанного руля», и говорила о Массимо, что «толпой всегда дешевле».

Надо признать, они умели развлекаться. Устраивали пикники, бои на водных пистолетах, подростки гоняли на гидроциклах (детей было шестеро), окрашенных в такие яркие цвета, что было больно смотреть. Вечером они играли в регби, и иногда собиралось столько Массимо, что они образовывали две команды по одиннадцать человек, а когда темнело, и мяча не было видно, они заводили песни. Иногда начинали горланить так, обычно по-итальянски, что становилось ясно — они пропустили не одну рюмку.

У одного из них была труба, и он аккомпанировал на ней каждую песню, трубил это «уа-уа-уа», пока слезы на глаза не наворачивались.

— Диззи Гиллеспи недобитый, — говорила Ма. — Нада смазать трубу оливковым маслом и засунуть ему в задницу. Пусть пропердит на ней «Боже, благослови Америку».

Где-то в одиннадцать он трубил «Тепс» (американский военный сигнал к отбою), и на этом вечер заканчивался. Не думаю, что соседи начали бы жаловаться, даже если бы Массимо пели и играли на трубе до трех утра, потому что большинство жителей западного берега считали старшего даго натуральным Тони Сопрано.

На Четвертое июля того года — речь идет о 2012 — я прикупил несколько бенгальских огней, две-три упаковки петард «Черная кошка» и парочку вишневых бомб. Я приобрел их у Деда Андерсена, который торгует в лавке «Вишневая блоха» на выезде в Оксфорд. Я не вру. Вы же не слепые, а если слепые, то я вам не доктор. Черт побери, все знают, что в «Вишневой блохе» можно купить петарды. Дед торговал всякой мелочевкой, потому что тогда настоящие фейерверки были запрещены.

В этот день все эти Массимо носились по озеру, играли в регби и теннис, таскали друг друга за спасательные жилеты, малышня копалась в песке на берегу, взрослые прыгали с плавучего пирса. Мы с Ма разложили на причале стулья, плюхнулись в них, а рядом разместили все эти отечественные забавы. Как стемнело, я дал Ма бенгальский огонь, зажег, а потом поджег от него свой. Мы помахивали ими в темноте, и скоро дети на том берегу стала требовать и себе такие же. Двое старших Массимо выдали детям огни, и они помахали нам в ответ. Искры на свечах были больше и дольше, чем у нас, потому, что зажигательные головки были смазаны каким-то химикатом, от которого пламя переливалось различными цветами, а наши светились обычным желто-белым светом.

Даго протрубил в свою дудку: «Уа-Уа», словно говорил нам: «Вот как выглядят настоящие бенгальские огни».

— Это ничо, — сказала Ма. — Искры у них, конечно же, больше, а давай-ка запустим парочку петард, и посмотрим, что они на это скажут.

Мы поджигали их одну за другой и подбрасывали вверх, чтобы они взорвались, пока не упали в озеро. Малышня в Двенадцати соснах это увидела и опять начала канючить. Поэтому несколько взрослых Массимо двинулись к дому, и вернулись с картонной коробкой. В ней было полно петард. Вскоре старшие парни начали зажигать их целыми пачками. Видимо, у них там было не меньше пары сотен упаковок, потому что они выстреливали, как из пулемета, и на этом фоне наши огоньки казались довольно бледными.

«Уа-Уа», — проиграла труба, будто говорила: «Попробуйте еще раз».

— Что ж, сладенький, — сказала Ма, — дай-ка мне одну из тех вишневых бомб.

— Ладно, но будь осторожна. Ты уже выпила лишнего, и было бы не плохо, если бы утром ты проснулась со всеми пальцами на руках.

— Дай мне эту штуку и не умничай. Я не вчера родилась, и мне не нравится гудение той трубы. Могу поспорить, что таких бомб у них нет, потому что Дед не продает их приезжим. Он видит номера на их машинах и сразу говорит, что товар закончился.

Я подал ей бомбу и поджег фитиль своим «БИКом». Вспыхнуло пламя, и Ма быстро подбросила петарду вверх. Та разорвалась с такой яркой вспышкой, что мы чуть не ослепли, а эхо прокатилось прямо до другого берега. Я зажег еще одну бомбу и швырнул ее, как настоящий Роджер Клеменс. Бах!