Соня чуть сознание не потеряла от страха, но девичье любопытство взяло верх, она во все глаза смотрела, как и велела Марфуша. Так она просидела некоторое время, снедаемая страхом, любопытством и усталостью… Наконец в правом зеркале появилась черная точка, она медленно нарастала.
Сердце Сонечки упало… Лицо покрылось холодной испариной.
— Идет… — констатировала Марфуша.
Девочка и сама видела, что идет, только кто именно?
Черты лица суженого были размыты, словно на зеркало натянули кусок прозрачного шелка, но одно Соня разглядела точно: правый глаз суженого скрывала черная повязка, стало быть, ее будущий супруг — одноглазый.
Соня расстроилась и заплакала.
— Говорила я вам, Софья Николаевна, пустое все это. Нечего Мокошь гневить.
Но Соня оставалась безутешной, она всхлипывала, причитая:
— Не хочу одноглазого… На что он мне, урод такой? Хочу Сережу! И не верю я в твою языческую Мокошь!
Марфуша опустила зеркала стеклами вниз, заметив:
— Все, милая, дело сделано: супротив судьбы не пойдешь. А ежели вздумается — жди беды.
* * *
На следующее утро Лиза с ехидной улыбочкой подошла к Марфуше.
— Ты что ворожеей стала? — как бы невзначай поинтересовалась она.
Горничная обмерла и… растерялась.
— С чего вы взяли, Елизавета Николаевна?
— Да с того, что топала ты по коридору в обнимку с зеркалами, а потом в Сонькину спальню завернула…
— Ничего я не топала и в спальню не заворачивала… — пыталась отговориться Марфуша.
— Вот расскажу папеньке, что обучаешь Соню разным языческим обрядам: он тебя со двора прогонит, как ведьму…
Марфуша перекрестилась.
— Грешно вам, барышня, такие слова говорить.
— Да? Неужели? А суженых да ряженых вызывать не грешно?
Лиза злобно рассмеялась.
Марфуша поняла: она все подслушала под дверью, теперь жди неприятностей от барина. «Ох, зря она согласилась потакать Соне… Ну уж все — дело сделано…»
— Но мы можем с тобой договориться, — предложила Лиза, сощурившись.
— Это как? — насторожилась Марфуша.
— Я ничего не скажу папеньке, а ты мне расскажешь, что Соня видела в зеркале?
Марфуша замялась, ей не хотелось подводить юную барышню, но страх перед барином оказался слишком велик. И она выпалила:
— Там одноглазый показался…
Лиза звонко рассмеялась.
— Как? Что, суженый — кривой на один глаз?!
— Ну… не кривой, словом, повязка у него черная на одном глазу, как у Кутузова, что на портрете у барина в кабинете.
— Как у Кутузова! Понятно… — воскликнула довольная Лиза.
Она направилась в спальню Сони, та уже встала и сидела в батистовой ночной сорочке перед зеркалом. Лиза резко распахнула дверь:
— Прекрасно, голубушка! Ты что там одноглазого своего высматриваешь? — ехидно поинтересовалась она.
Соня вздрогнула.
— А ты… ты откуда знаешь? Подслушивала? Как тебе не стыдно?! — негодовала она.
— Это почему же мне должно быть стыдно?! — возразила Лиза. — Вот расскажу все папеньке! Ты же знаешь, как он относится к ворожбе и гаданиям!
— Лиза, ты не посмеешь!
— Еще как посмею! Хотя, впрочем, может быть, и не скажу ничего…
Соня напряглась, понимая, что сестрица что-нибудь потребует за свое молчание.
— Говори…
— Отдай мне гранатовый перстень! — потребовала Лиза.
Соня округлила глаза.
— Вот ты и выдала себя! Ты влюблена в Сергея!
— Не твое дело! Мне уже — шестнадцать! Захочу и выйду замуж!
— За кого?
— Да за Сергея Волкова! — победоносно улыбнулась Лиза. — Сама посуди: зачем ты ему нужна? Тебе всего-то тринадцать лет…
Тут на Соню накатила волна ярости:
— Перстень захотела! Найди, попробуй! Коли найдешь — бери!
Лиза рассмеялась в ответ и тут же начала открывать по очереди ящики комода, затем распахнула стенной гардероб и бесцеремонно обыскала его.
Соня спокойно наблюдала за ней, зная, что противной Лизке ничего не известно о потаенном ящичке, где хранилась заветная шкатулка.
Неожиданно дверь распахнулась, вошла Марфуша. Увидев беспорядок, учиненный Лизой, она всплеснула руками:
— Барышни! Что ж вы так неаккуратно?! Или потеряли чего?
— Да, Марфуша! Лиза ищет в моей комнате то, что ей не принадлежит, — пояснила Соня.
Марфуша еще более удивилась, но догадалась о цели визита старшей сестры.
— Елизавета Николаевна! Не пристало вам, взрослой барышне, обижать младшую сестру!
Лиза повернула голову, стоя посреди комнаты. Растрепанная и раскрасневшаяся от сделанного ею погрома, уставив руки в бока, словно мещанка или купчиха, она возмущенно закричала:
— А ты, Марфушка, вообще помолчи! Взяла себе волю!
В коридоре послышался голос маменьки Агриппины Леонидовны. Соня с довольным видом воззрилась на сестру:
— Маменьке теперь ответишь за весь этот беспорядок. Только придумай что-нибудь посерьезней…
Окончательно разозлившись, Лиза прошипела:
— Вы! Вы все против меня!
И, хлопнув дверью, удалилась с гордо поднятой головой. Соня и Марфуша многозначительно переглянулись. Зная о дурном и мстительном характере Елизаветы Николаевны, они были готовы к любым неожиданным поворотам судьбы.
1
1844 год, Москва
Софье Николаевне Бироевой исполнилось шестнадцать лет. Теперь она могла носить длинные платья, закрывающие щиколотки ног, с глубокими, но в меру приличными вырезами, а также посещать балы и различного рода московские развлечения, которых в нынешнем году намечалось с избытком.
За окном трещал нещадный январский мороз, но в доме статского советника Бироева царили тепло и уют. Одно лишь обстоятельство нарушало всеобщий покой: намечался бал у графини Преображенской, и две сестры Бироевы — Елизавета, которая считалась давно на выданье, и Соня — готовились к выходу в свет.
Графиня Преображенская, женщина современных и достаточно раскованных взглядов, почти не покидала своего роскошного подмосковного имения, предаваясь после смерти мужа постоянным увеселениям. В ее имение на ежегодные январские балы, считавшиеся особенно примечательными, собиралась вся молодежь из известных московских семейств.
Графиня прожила бурную и интересную жизнь, недавно ей минуло пятьдесят лет, но она по-прежнему отлично держалась в седле и не пренебрегала вниманием мужчин, порой по возрасту моложе ее на десять лет. Словом, она наслаждалась жизнью и не собиралась отказывать себе в ее прелестях, пусть даже пикантных.
На ежегодном январском балу собирались все сливки московского общества, а также их дети, достигшие того возраста, когда уже положено подумать о создании семьи. Николай Дмитриевич Бироев, как человек весьма осторожный и не привыкший по долгу службы рубить с горяча, удивился, получив в начале года, прямо после Рождества, приглашение на бал за подписью самой графини.