ландыши весной и бересклёт осенью. А они только на земле растут.
– А кто такой бересклёт? – спросил Алёшка.
– Не кто, а что! Это кустарник. Мы с тобой его видели. Я показывал, в овражке у речки.
– Я его и не запомнил.
– Это оттого, что он летом неприметный, – пояснил Андрей Иванович, – листья бледно-зелёные, цветочки махонькие. Но придёт осень и он преобразится: куст становится лиловым и пурпурным и идёт от него особый золотистый свет. А в листве – словно кто-то развесит оранжево-красные фонарики. Жалко, что вас не будет здесь осенью, удивились бы!
– Я буду, – возразила Настя, – значит, увижу красоту!
– Ну, вот, Настя, тебе больше повезло, чем нам, – порадовался за неё Андрей Иванович.
«Ты, Витю видел?»
Последней прилетает из далёкой Индии в наше лесостепное Заволжье красногрудая чечевица. Прилетела в свой срок и вот с верхушки вяза печально так спрашивает:
– Ты, Витю видел? – такая у неё песня.
Мы идём с Настей по лесной дороге, взявшись за руки, и я отвечаю почти машинально:
– Не видел, нет у нас таких.
– Ты с кем разговариваешь? – спрашивает моя спутница.
– А ты разве не слышишь, – говорю, – птаха уже в который раз спрашивает:
– Ты, Витю видел?
– Правда! – говорит Настя и повторяет вслед за птицей:
– Ты, Витю видел?
– Нет, – отвечаю теперь им обеим, – не видел. – И невольно смеюсь.
Настя стоит серьёзная. Смотрит на меня в упор и говорит:
– А вдруг у неё сыночек Витя и они потеряли друг друга? Что теперь нам делать? Как помочь?
Когда подошли к затравевшему озеру, подала голос золотистая иволга. Печальный и нежный зов её, как дуновение, прошёл по тальнику и затих. Словно замолчала робкая флейта, пропав в дупле огромной старинной ветлы.
Не знающий грусти бодрый дятел тут же заполнил наступившую паузу гулкими ударами клюва по сухому дереву.
И грусть прошла.
Деловитый дятел, не жалея себя, словно барабанщик, готов был построить под свою дробную музыку весь птичий окрестный мир.
Чикалки-чирикалки
– Мой отец – молоковоз, – говорит важно Настя.
Они сидят с Алёшей на кухне и бабушка Вера, пока не готов завтрак, угощает их молозивом – молоком от недавно отелившейся коровы. Бабушка его томит в печке и ставит на стол в большой плоской чашке.
– Добавь «чик», – подсказывает бабушка.
– Бабуль, мне непонятно!
Бабушка Вера поясняет:
– Молоковоз – это машина, которая перевозит молоко. Если добавить к этому слову «чик» – получится «молоковозчик», почти как у Алёшки дедушка: «лётчик».
– Тогда самолёт, на котором летал мой дедушка, будет называться просто «лёт», да? – спрашивает внук. – Если без «чик», он же летает не сам, а дедушка рулит.
Бабушка Вера молчит. Она не знает, что сказать. Чуть помолчав, произносит:
– Ну, вас, чикалки-чирикалки вы мои. Голову сломаешь с вами.
– Бабушка, – спрашивает Настя, – а почему у нашего дедушки Сергея такое большое тулбище. Он поэтому на самолёте не летал, а на машине ездил? Не умещается в самолётной кабинке?
– Не тулбище, а туловище, – смеясь, поправляет бабушка, – чудишь ты нарочно, что ли?
Алёшка тоже недоумевает:
– Мой дед летал на самолётах и здоровый, не хромает. А дед Сергей работал шофёром, у него спина болит и он два раза попадал в аварию. Он мне говорил. Значит шофёром работать опаснее, чем лётчиком? Машинам на земле тесно. Чтобы не сталкиваться, надо летать?
– Вот будет под клёнами ваш урок, там и спроси, – отвечает бабушка Вера.
Козочка Мариша и поролон
У бабушки Веры две козы. Одна большая и одна маленькая такая, а похожа на взрослую.
Бабушка Вера говорит, что коза Мариша хотя и маленькая, но старше своей сестры Ариши. А не выросла она оттого, что, когда была совсем молоденькой и глупой, съёла кусок поролона. Часть удалось у неё изо рта вынуть, а небольшой кусок она всё же проглотила. После этого козочка чуть не померла, но всё же её выходили. А рост прекратился.
– Отпоили козьим молоком – очень оно оказалось полезным, – сказала бабушка Вера и как-то особенно посмотрела на Алёшку.
Алёшка как услышал, что она сказала, сразу заволновался. Это все заметили, потому что он стал ходить около бабушки Веры и что-то думать так сильно, что лицо изменилось.
– Что с тобой случилось? – спросила бабушка Вера и в её глазах засверкали искорки.
– Я вчера нечаянно жвачку проглотил, – с досадой проговорил Алёша.
– Жвачка не из поролона, – сказала Настя, – вырастишь, ты же не козлик. – Она с надеждой посмотрела на бабушку.
Алёшка стоял молча. Лицо его покраснело.
– Не беспокойся, вот сейчас принесу стакан козьего молока, выпьешь и ничего не будет, – обнадёжила бабушка Вера.
Когда Алёшка выпил козье молоко, бабушка Вера и Сергей Иванович тихо друг другу незаметно улыбнулись: до этого Алёшка наотрез отказывался пить козье молоко. Все пили, а он не хотел: говорил, что оно чем-то пахнет непривычным.
«Сплю в оркестре»
Короткие июньские ночи украшены своими певцами. Самым первым недалеко от дома в леске, где-то во втором часу ночи, просыпается соловей. Он, видимо, раньше всех чувствует зарождение утренней зари. Ночь-то в июне не больше воробьиного носа.
Часто в это же время вслед за соловьём подают голоса и жаворонки.
В четвёртом часу начинает греметь вёдрами во дворе бабушка Вера, готовясь доить корову и выгонять её в стадо.
К этому времени уже целый хор голосов: иволга, овсянка, зяблики и все остальные, кто только может подать голос, встречают песней новый летний день.
Я рассказал Алёшке о ночных певцах.
С первого дня ему определили спать в деревянных сенях, в отличие от Насти, которая спит в доме в спальне за лёгонькой занавеской с красивыми полевыми цветочками.
Стены у сеней сделаны из широченных деревянных плах, но они не очень толстые. Потолка у сеней нет – сразу тесовая крыша, поэтому всё, что творится во дворе, все звуки легко долетают в сени.
Но, оказывается, он многого не слышит. Устав за день от множества дел и впечатлений, сразу засыпает.
И даже петуха не слышит.
А сегодня заявил:
– Я сплю в оркестре!
– Как это? – спрашиваю.
– Ну, когда засыпаю, то курочки кому-то жалуются в сарае:
– Ко-ко-ко…
Потом корова пыхтит.
Свинья хрюкнет, а поросята всё повторяют за ней.
Кот любит под крышей лазить. Он обязательно мяукнет, когда я уже почти уснул.
А потом, во сне, что ли, Цыган гавкнет и замолчит: сам не знает, для чего. Цепью дёрнет, как будто проверяет её – цела или нет?
А ещё воробей утром: чик-чирик! Как на скрипке. Воробей самый маленький, а как бы самый главный – прямо под ухом зачирикает – и уж никого не слышно. Воробей – солист?
Корова Жданка
Корова Жданка блудливая – так говорит и Вера Михайловна, и пастух Иларион.
Со Жданкой часто что-нибудь случается. Прошлым летом она сломала себе правый рог. Засунула зачем-то голову в травокоску, которая стояла в дальнем углу двора. Железо оказалось крепче рога.
Жданка почти никогда не приходит домой из стада сама. Её надо обязательно искать и пригонять кому-нибудь домой. Когда её обнаруживают за чьим-либо сараем