Судный День.
Дѣтямъ скажете «когда съ полей Галицiи,Зализывая язвы,Она бѣжала еще живая —Мы могли какъ прежде грустить и веселиться.Мы праздновали,Что гдѣ то подъ Санемъ теперь не валяемся.Зубы чужеземныеРвали родимую плоть,А всѣ мыКрохи подбирали, какъ псы лизали кровь.Срывали съ нея рубище,Хлестали плетьмиКусали тощiя груди,Которыя не могли кормить»…
Дѣтямъ скажете «къ веснѣ она хотѣла привстать,Мы кричали „пляши! эй, Дунька!“Это мы нарядили болящую матьВъ красное трико площадной плясуньи.Лѣто пришло. Она стонала,Рукой не могла шевельнуть.Мы били ее — кто мужицкимъ кнутомъ, кто палочкой.„Ну, смѣйся! веселенькой будь!“Ты первая въ мiрѣ —Ухъ, упирается, дохлая!Живѣй на канатъ и пляши въ нашемъ циркѣ!Всѣ тебѣ хлопаютъ!»
Дѣтямъ скажете: «мы жили до и послѣ,Ее на мѣстѣ лобномъЕще живой мы видали»Скажете: «осеньюТысяча девятьсотъ семнадцатаго годаМы ее распяли».
* * *
ОктябрьВсѣхъ покрылъ своимъ туманомъ.Были средь нихъ храбрые,Молодые, упрямые,Они шли и жадно пили отравленный воздухъ,Будто не на смерть шли,А только сорвать золотыя звѣзды,Чтобъ онѣ на землѣ цвѣли.Были обманутые — нестройно шагали,Что ни шагъ оглядывались назадъ.«На прицѣлъ!» ужъ курки сжимали ихъ пальцы,Но еще, стыдливо потуплялись глаза.Были трусливые — юлили, ползали.Были изступленные какъ звѣри.Были усталые, бездомные, голодные,У которыхъ въ душѣ только смерть.Было ихъ много, шли они быстро,Прикрытые желтымъ туманомъ,Велъ ихъ на страшный приступъДѣдъ балаганный.И когда на Невскомъ шутъ скомандовалъ «направо!»И толпа разлилась по Дворцовой Площади —Слышно было кто то взывалъ средь ночи«Савлъ! Савлъ!»
Еще многiя руки — пусть слабыя!Сжимали невидимый ларь,Гдѣ хранилась честь Россiйской Державы.«Чего зря болтать!.. Ставь пулеметы!.. Жарь!»
Въ Зимнемъ Дворцѣ, среди пошлой мебели,Средь царскихъ портретовъ въ чехлахъ,Пока вожди еще бредили,Въ послѣднiй часъ,Бѣдныя куцыя дѣвушки,Въ огромныхъ шинеляхъ,Когда всѣ предалиУмереть за нее хотѣли —За РоссiюКричала толпа«Распни ее!»Ужъ матросы взбѣгали по лѣстницамъ;«Сучьи дѣти! всѣхъ перебьемъ!Ишь бабы! Экая нечисть заводится!..»А онѣ передъ смертьюЕще слышали колыханье побѣдныхъ знаменъНынѣ усопшей Родины…
«Эй тащи дѣвку! Разложимъ бѣдненькую!На всѣхъ хватитъ! Чортъ съ тобой!»«Это будетъ послѣднiйИ рѣшительный бой.»
Пушки гремѣли. Свистѣли пули.Добивали раненыхъ. Сжигали строенiя.Потомъ все стихло. Прости, Господь!Только краснѣла на заплеванныхъ улицахъ,Средь окурковъ и сѣмечекъРусская кровь.
Бились и въ Москвѣ. На бѣлыя церквиТрехдюймовки выплевывали адовъ смрадъ.И припавъ къ ранѣ Богородиценаго СердцаПлакалъ патрiархъ.Пощаженныя рукой иноземнойВъ Наполеоновы дни,Подъ снарядами гнулись Кремлевскiя стѣны —Имъ нечего больше хранить!Вотъ юнкера, гимназистыНа бульваръ выбѣгаютъ, юные, смѣлые.Баррикада. Окопъ. «Кто тамъ? слушей!»Но вотъ подошелъ и выстрѣлилъ,И душа Отчизны въ небо отлетѣла,Вмѣстѣ съ столькими юными душами.
Радуйся, Берлин! Готовьте трофеевъ смотръ!Стройте памятники! Жены дарите героевъ любовью!Больше до васъ не дойдутъ съ ВостокаНаши Христовы славословья!Бѣлая держава мiру не напомнитъ,Что не только въ Эссенѣ льется сталь,Что въ нашей обители темнойЛюбовью ковали мы мечъ Христа!Радуйся Германiя!Deutschland Deutschland über alles!
Въ балаганѣРѣзвые клоуны кувыркались«Старое — долой его! старое издохло!Въ новомъ мiрѣМы получимъ… что? все!..»А на ГороховойПьяный старичекъ въ потертомъ мундирѣЕще вопилъ «Да прiидетъ Царствiе Твое!»
По всѣм проводамъ сновали вѣсти.«Они уничтожены!.. мы побѣдили!»Въ Аткарскѣ въ маленькомъ домикѣ, сидя въ креслѣПлакала мать «Мишенька, миленькiй!..»Въ снѣжныхъ пустыняхъ Сибири, УралаПроволоки пѣли «да здравствуетъ Циммервальдъ!»А мертвая дальМолчала.Усадьбы горѣли, тамъ въ глубиКровянѣлъ встревоженный Югъ.И наборщики складывали тѣ же пять буквъ:«Убитъ! убитъ! убитъ!»Въ Тулѣ ИвановъТретiй день какъ моритъ таракановъ,Выпилъ чай, зѣвнулъ, перекрестилъ ротъ.«Экстренныя телеграммы!Новый переворотъ!»Парни пьянымъ-пьяныеСъ тоски стрѣляютъ въ воронъ…
Съ сѣвера, съ юга народы кричали:«Рвите ее! она мертва!»И тащили лохмотья съ смердящаго трупа.Кто? украинцы, татары, летгальцыКто еще? Это подъ снѣгомъ ухаетъВырывая свой клокъ мордва.И только на дѣтской картѣ (ея не будетъ больше)Слово «Pocciя» покрываетъПолъ-мiра, и «Р.» на Польшѣ,А «я» у границъ Китая
Вотъ ужъ свои отрекаются «мы не русскiе!Мы не останемся съ ними вмѣстѣ.Идутъ германцы! Пусть ониЭту сволочь скорѣе повѣсятъ!»И цѣпляются за скользящiя акцiи,И прячутъ серебряныя ложки. Ночью не спится,Они злятся и думаютъ «когда-тоВъ это время мы спаржу сосали въ Ниццѣ»
Вь Петербургѣ отъ запаха гари, крови, спиртаКружится голова.Запустѣнье! Пугливо жмутсяКитайчата и поютъ «а! а!»Кто-то выбѣжалъ нагишемъ оретъ «всемiрнаяРеволюцiя!»А вывѣски усмѣхаются мерзко —Ихъ позабыли снести —«Еще есть въ Каирѣ отель „Минерва“!»«Еще душатся въ Парижѣ духами Коти!»Въ театрѣ — тамъ нѣту оконъ!Пѣвица поетъ еще о страсти Карменъ.На улицѣ пусто. Стрѣляетъ кто-то…Еще стрѣляетъ — зачѣмъ?Тамъ, на вокзалѣ послѣднiй поѣздъСейчасъ заплачетъ и скроетсяСредь снѣга.Гдѣ ты, Родина? Отвѣть!Не зови! не проси! не требуй!Дай одно — умереть!..
За гробомъ идетъ старикашка пьяный,Споткнулся, упалъ, плюнулъ.«Мамочка!Оступился!.. Эхъ еще бъ одну рюмочку!..»Вы думаете — хоронятъ дѣвкуПройти бъ стороной!Стойте и пойте всѣ вы:«Со святыми упокой»Хоронить, хоронить намъ всего и осталось,Ночью и днемъ хоронить.Вотъ жалобноПослѣднiе гаснутъ огни.Темь. Нищiй мальчикъПроситъ:«Ради БогаНадъ сиротинкой сжальтесь!»
Дѣтямъ скажете «осеньюТысяча девятьсотъ семнадцатаго годаМы ее распяли!»
Въ Ноябрѣ 1917 г.
Крутили цыгарки и пѣли«Такая-сякая, моя!»Только на милыхъ сѣрыхъ шинеляхъКровь была — и чья!И съ пѣсней Ее убили…Кого — развѣ знали они?Только бабы крестясь голосили,Да выли псы на цѣпи.Надъ землей церковной и нѣжнойСтлался желтый тяжелый дымъ.Мы хотѣли спасти, но гдѣ же!..И клали пятокъ на поминъВы пришли въ этотъ часъ послѣднiй.Свѣтлыя дѣти — не зная какъ,Вы молили не о побѣдѣ —Умереть за Нее и за насъ.Когда все кончалось, вы, дѣти,Закричали «Она жива!»Но никто, никто не отвѣтилъ —Въ эти дни молчала Москва.Кто знаетъ какъ вы бились,И когда не стало дня,Какъ вы ночью одни исходилиНа холодныхъ осеннихъ камняхъ,Когда все затихло и ночьюТолько стылыя звѣзды зажглись,Когда тѣ дѣлили ужъ клочьяЕя омраченныхъ ризъ,И какою великою вѣройВъ этотъ часъ прикрылись вы,Прижавшись слабѣющимъ сердцемъКъ мертвому сердцу Москвы.
Похороны.
Шли они съ гробами раскрытыми,Съ красными флагами, съ красными цвѣтами.Слышно было — баба всхлипывала:«Ваня!.. какъ же ты, Ванечка?..»Шли и пѣли о побѣдѣ страшной,И кому то грозили штыки,А баба все спрашивала, допрашивала,Завывая отъ смертной тоски.Но въ отвѣтъ звенѣлa лишь чужая пѣсня.На гробахъ, на цвѣтахъ, на флагахъ — кровь.Точно всѣ забыли, что воскреснетъЖалкая разодранная плоть,Что не только для благихъ и зрячихъ,Для слѣпцовъ, чья доля темнота,Въ этотъ часъ раскрыты будутъ настежьВольныя Христовы ворота.
У окна.