Читать интересную книгу Тени киновари - Линн Абби

За исключением рыночной деревни Кодеш.

Первый день недели Урика и первая среди деревень, деревня Кодеш была так же стара, как и сам город. В самом начале, еще до того, как Хаману предъявил права на этот уголок Пустых Земель, она была даже больше чем Урик — во всяком случае так заявляли старейшины деревни. Жители Кодеша, Кодешиты, боялись Хаману намного больше, чем жители остальных деревень, потому что сами вели себя по отношению к нему намного более дерзко, чем остальные подданные короля-льва. Когда бы не случались какие-либо волнения вне высоких стен Урика, в первую очередь темплары появлялись именно в Кодеше. И не миролюбивые темплары из гражданского бюро, но закаленные ветераны из военного бюро, вооруженные темной магией и желавшие использовать ее.

Так что Кодешиты и темплары не дружили между собой.

Хилых стен и старых башен не хватило бы для усмирения непокорной деревни. Так что темплары Урика и Кодеша вместе возвели внушительные башни и настоящие крепости, которые давали им преимущество во всех тех нередких случаях, когда в Кодеше начинались волнения. Хотя в высоту стены Кодеша были только треть от стен Урика, но и этого было более чем достаточно, чтобы отделить упрямых, твердоголовых Кодешитов от таких же фермеров, собиравшихся за стенами деревни каждую неделю накануне дня Кодеша и шумевших там всю ночь.

На стенах Кодеша тоже были фрески: обязательные портреты Льва из Урика, хотя и без вспыхивающих на закате глаз, зато с неизменным топором в руках, который символизировал то, чем была деревня и почему наглость ее жителей терпелась на протяжении многих поколений. Кодеш был официальной скотобойней Урика, местом, куда приводили животных всех сортов, где их убивали на огроженных, открытых солнцу плошадках и превращали в мясо и и другие разнообразные товары.

Ничего ценного не уплывало мимо искусников из кланов мясников Кодеша. Каждое животное, попавшее им в руки, аккуратно убивалось, освежевывалось и разделывалось; кожа и кости, например, отделялись от мяса и передавались кланам дубильшиков и других ремесленников, чьи коптящие мастерские были разбросаны по всему Кодешу. Небольшие кости и требуха служили отличной добавкой для самой различной еды, варившейся в гигантских котлах. Длинные кости шли к резчикам, которые вынимали костный мозг специальными сверлами, а потом продавали их для отделки домов или фермерам, которые пахали ими свои поля.

Медовары собирали кровь, которая лилась в ямы на каждой живодерне. Кровь высушивалась на солнце и тайно продавалась магам и жрецам всех сортов. Кроме того кровь, высушенная до коричневого порошка, отрыто продавалась фермерам, которые разводили ее и поливали ею самые ценные свои овощи. И мастера изделий из камня не оставались в стороне: они собирали похожие на драгоценности желудочные камни, не правильные органы, блестящие зеленые глаза иниксов, полированные камешки из желудков эрдлу — и продавали их тем, кто за них больше предложит, или сами делали из них забавные безделушки. Мастера, делавшие клей, покупали все остальное: копыта, клювы, когти и варили их них клей. Впрочем они иногда использовали и остатки тех несчастных, умерших от голода или убитых темпларами, чьи тела не успели оказаться на кладбище.

А если какой-то кровавый кусочек и избегал внимания многочисленных ремесленников, он никогда не оставался незамеченным остроглазыми кес'трекелами, которые всегда были над головой. С жутким криком счастливая птица складывала крылья и пикировала с неба. За ней обычно бросалась целая стая ее друзей. Там, где развертывалась оргия кес'трекелов, не было места для нервных людей. Птицы пожирали все, что находили, иногда дерясь между собой, и даже люди с крепкими нервами не всегда могли сдержать в себе содержимое своих желудков при виде этого зрелища.

Мастер-псионик, смотревший на мир глазами кес'трекела все скучные утренние часы поспешно выскочил из сознания птицы, когда та бросилась вниз, став частью колонны голодных падальщиков. Он вернулся в свое тело, мысли побежали знакомыми дорожками через его сознание, он ощутил что у него есть руки и ноги, а не крылья и когти. Постоянная всепроникающая вонь Кодеша опять ударила его в нос. Он тяжело вздохнул, уже сознательно, принимая ядовитый воздух в свои легкие, а потом вздохнул опять. Да, ядовитый воздух Кодеша — это его наказание.

— Брат Какзим?

Настоятельный беспокойный шепот в его ушах закончил его возвращение. Он открыл глаза и оказался на открытой площадке самой большой скотобойни Кодеша. Его кес'трекел оказался одним из стаи птиц, сражавшихся за серебристую требуху. Прежде, чем Какзим успел отвести взгляд, самый большой из кес'трекелов ударил своим острым клювом в грудь той самой птицы, из чьего сознания он с некоторым опозданием убежал. Эхо ее смерти сжало его собственное сердце; хорошо что он был умен, очень умен, и успел вовремя отделиться от твари.

Оказалось, что он держится руками за полированную кость, которая была оградой у небольшого балкончика, на котором он и стоял, ожидая, когда боль затихнет. Все в этом проклятом Кодеше было приспособлено для взрослого представителя человеческой расы, которые были самой многочисленной разумной расой в Пустых Землях, и, к тому же, среднего роста, по сравнению с остальными. Так что ни у эльфов ни у дварфов не было с этим никаких проблем, полугиганты, которых называли великанышами, были слишком неуклюжи и тупы, чтобы возражать, зато им, халфлингам, постоянно приходилось тянуться, карабкаться или стоять на ципочках.

— Брат? Брат Какзим, что-то случилось? Какая-то неприятность, Брат Какзим?

Какзим опять тяжело вздохнул, пытаясь сообразить, сколько времени его компаньон стоит перед ним. Секунду? Минуту? А может час? С того мгновения, как он проник в ныне мертвого кес'трекела? Уважение было одно из самых полезных качеств в ученике, но Керк зашел слишком далеко.

— Я не знаю, — сказал он наконец, не глядя на более молодого халфлинга. — Скажи мне, почему ты стоишь здесь, как паленый джозхал, и я скажу тебе, есть ли у тебя неприятности.

Более старший халфлинг опустил свои руки. Рукава его черного плаща упали на его запястья и скрыли руки, покрытые шрамами от ожогов, от ударов ножом и другими не менее приятными предметами. И капюшон его плаща откинулся назад, пока его сознание странствовало вместе с кес'трекелом. Он поправил свой капюшон и даже натянул материю еще потуже, чтобы лицо оказалось в тени. Тонкие перья опять коснулись его щек, каждое прикосновение он ощущал так, как будто крохотный, но острый и едкий коготь вонзился в него.

Кровавое солнце поднималось и опускалось двести пятьдесят четыре раза, с того мгновения, как он сам намазал на свое лицо едкую, разъедающую кожу пасту, и заменил один набор шрамов на другой. Это было две трети года назад, от высокого солнца до наполовину опустившегося сегодняшнего, считая по старому счету времени; или десять пятнадцатых по нынешнему счету Урика, где год делился на пятнадцать равных частей; или ровно двадцать пять недель назад, по счету Кодешитов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});