Однажды, когда она была более новой, чем сейчас, любопытство соблазнило Матру сойти с оплаченного пути. Она не хотела никому повредить, но смотряшие не поверили — или не смогли понять — ее молчаливых протестов. Они послали своих молодых бандитов за ней, и те на своем собственном тяжелом опыте убедились, что Матра вполне способна защитить себя. Она не пострадала совсем, в отличие от них, не считая возросшей стоимости жизни и увеличившегося риска привлечь внимание Лорда Хаману к их маленьким делам.
В то давно прошедшее утро, когда она была еще очень новой и не понимала, что важно, а что неважно, Матра ничего не сказала Отцу, когда вернулась в пещеру, ничего не сказала и тогда, когда вечером опять пошла наверх, в ночь. Но когда она возвращалась на следующее утро у входа в помещение, откуда начинался путь в пещеру из эльфийского рынка, лежало пять трупов, все искалеченные до неузнаваемости. Смотрящие решили, что другие — самые обычные рожденные люди, неспособные защитить себя — заплатят за ее неблагоразумие.
Мужчины и женщины с оружием в руках ожидали ее в пещере, требуя справедливости и возмездия. Матра приготовилась защищаться, но Отец сказал ей «Нет!», и сам встал перед разьяренной толпой. Она услышала ужасные слова в этот день, в том числе и о себе собой, но Отец победил и толпа разошлась.
Когда они вернулись в костяную хижину, Отец схватил ее запястья своими сильными руками и сказал, что детям, живущим в пещере, можно сделать одну ошибку, не важно насколько серьезную, и он убедил остальных, что ей тоже можно позволить это, потому что она новая в этом мире, и ее можно считать ребенком. А потом, сжав ее запястья настолько сильно, что ей стало больно, Отец сказал, что она должна позаботиться о всех их соседях, живущих в пещере на берегах подземной воды. Она не должна подвергать опасности всю их общину ради собственного любопытства; она должна всегда идти только по той дороге, которую оплатила, иначе он сам накажет ее, и ничто из того, что ее создатели вложили в нее, не защитит ее от его гнева.
Тогда в первый раз Отец вошел в сознание Матры не как учитель, а в виде предостережения. Его лицо в этот момент было даже более ужасно, чем ее, и ужас, который он называл смерть, горел в его глазах. Перед ним она была бессильна. Тогда она впервые поняла, что такое страх, и с тех пор всегда шла только оплаченным путем.
И теперь, через шесть лет, рано встающие жители эльфийского квартала знали ее имя и иногда свистели, когда видели ее, торопящуюся по своим делам.
— Матра! Матра! — позвал женский голос за ее спиной, голос дварфа, сюда по глубокому тембру, и, учитывая то, что Матра была на своем пути, скорее всего Гомер, торговка, специализирующаяся на амулетах и бусах.
Матра остановилась и обернулась. Гомер сверкнула улыбкой и поманила ее к себе. Под взглядами с крыш, переулков и всех других мест, где мог притаиться невидимый эскорт, Матра подошла к женщине-дварф. Гомер продавала свои товары из похожего на ящик киоска, который находился на оплаченном пути Матры. Так что смотрящие не будут возражать — как и против того, что она оставит пару керамических осколков шестерке, который еще безусловно появится, делая вид, что участвует в торговле Гомер, прежде чем Матра уйдет из их района.
— Ну, что у тебя есть в мешке? Купила немного кабры, а? — Гомер знала, что Матра не самая разговорчивая девушка в Урике; так что она не хотела терять время на паузы между вопросами. — Значит они уже начали появляться на рынке? Похоже мне самой надо сходить наружу и взять себе несколько. Если мы не заключим сделку, ты и я. Тут слишком много фруктов для тебя одной. Если съешь все, можешь заболеть — даже ты. Но у меня есть кое-что, что тебе понравится намного больше, чем кабра — киноварь!
Мясистые, сильные руки Гомер быстро мелькнули над подносами со множеством мелких и крупных вещиц, лежавших на ее прилавке. Она разжала ладонь и на ней оказалась бусина, размером с сустав большого пальца, и такого же цвета, как ногти Матры. Это зрелище наполнило слюной рот Матры. Она любила кабру, но все ее существо желало эту грубо вырезанную бусину из красной киновари.
— Подумай, не хочешь ли ты ее, милочка, — хихикнула Гомер.
Она опять сомкнула пальцы на бусине, потрясла рукой, подула на нее, как если бы она собиралсь бросить кости в игре на большие ставки, а потом начала открывать пальцы, один за другим. К удивлению Матры бусинка исчезла.
— Но ведь ты хочешь ее, не правда ли?
Матра энергично кивнула. Дварф опять хихикнула. Она поводила рукой взад и вперед перед глазами удивленной Матры, а пором внезапно вновь разжала пальцы. На ладони среди мозолей лежало уже три бусины.
— Я хотела получить с тебя серебряную монету, именно столько они стоят, ты знаешь — особенно так как ты не перепродаешь их — но дай мне две из твоих кабр и я отдам их тебе всего за полдиска.
Матра пошла бы и на намного худшую сделку, лишь бы заполучить эти бусины, но предложение Гомер было идеально. Она вытащила две лишние кабры из своего мешка и пять керамических монет из кошелька. Гомер аккуратно ссыпала бусины в ее руку. Это были совершенно замечательные маленькие вещицы, на двух из них были вырезаны листья и цветы, а на третьей странное животное, которое она никогда не видела раньше. Но на самом деле ее возбуждала сама киноварь. Ее рука начала теплеть, когда красные бусины только коснулись ее.
— Наслаждайся, милочка, — сказала Гомер.
Дварф уравновесила один из крепких фруктов на своем бедре, и резко ударила по нему кулаком. Плод раскрылся, красный сок брызнул на ее тунику; на один удар сердца он выглядел как кровь. Матра не любила кровь и вид крови; это было что-то очень старое и глубокое в ней, за спиралями ее памяти. Внутренний голос приказал ей бежать, она подчинилась, хотя прекрасно знала, что эти капли всего навсего сладкий сок кабры.
Шестерка объявился некоторое время спустя. Это был человек-юноша, гибкий и мускулистый, один из тех типичных хорошо-откормленных бандитов, которые работали на смотрящих рынка. Он остановил ее. В руке у него был обсидиановый нож, челюсть высокомерно выставлена вперед, но он предусмотрительно держался подальше от нее, когда сказал:
— На счастье, Матра, — и протянул руку к ней. — Дай мне немного из того, что ты купила.
Она могла бы заплатить ему столько керамических монет, сколько он захотел, или пойти с ним в грязную дыру, которую он называл своим домом, но отдать ему ее бусины из киновари…
Она постаралась отказать ему как можно более вежливо, но, похоже, молодой бандит на понял ее жеста — а может быть для него существовало только его упрямое желание, на других ему было наплевать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});