Читать интересную книгу В плену желания - Джорджетт Хейер

Представители высшего света, к которому они принадлежали, соглашались, хотя и несколько сдержанно, что братья Фенкоты красивы, вот только красота эта была не такой утонченной, как у их дражайшего родителя. Близнецы не унаследовали классической правильности черт его лица. Скорее уж они были похожи на мать. В свете ее признавали писаной красавицей, однако более беспристрастные люди сходились во мнении, что успех миледи зиждется на живости характера и обаянии, а не на особом изяществе лица. Поклонники постарше сравнивали шарм леди Денвилл с очарованием первой супруги пятого герцога Девоншира. Герцогиня также души не чаяла в своих детях, а в собственной расточительности порой доходила до крайностей.

Что же касается Кита Фенкота, то в свои двадцать четыре года он был хорошо сложенным молодым человеком, немного выше среднего роста, с широкими плечами и стройными ногами, красоту которых подчеркивали обтягивающие модные панталоны. Волосы он имел более темные, чем у матери. Его блестящие локоны можно было назвать скорее каштановыми, нежели золотистыми. В очертаниях губ молодого человека читалась твердость характера, совершенно несвойственная его дражайшей родительнице. А вот глаза Кит уж точно унаследовал от нее. Они отличались живостью, имели уникальный серо-голубоватый оттенок и редко не искрились добродушным весельем. Джентльмен столь очаровательно улыбался, что просто не мог не стать всеобщим любимцем.

Они были похожи с братом, как два четырехпенсовика, и лишь очень близкие знакомые смогли бы отличить одного близнеца от другого. Лицом и фигурой братья почти не отличались. Лишь когда оказывались рядом, становилось заметным, что Кит чуть выше Эвелина, а волосы старшего брата отливают багрянцем. Только весьма проницательный человек способен был обнаружить различие в выражении лиц близнецов, ибо в глазах Кита читалась доброта, а очи старшего брата светились безудержным весельем. Оба они тем не менее в одинаковой мере обладали душевной предрасположенностью к веселости и не любили хмуриться. Лишь опытный наблюдатель понимал, что Кит мог печалиться из-за сущих пустяков, которые Эвелин просто не замечал. С другой стороны, Эвелин способен был внезапно перейти от безудержного веселья к совершеннейшему отчаянию, тогда как Кит с его более ровным характером не знал столь внезапных перемен настроения. В детстве они могли ссориться из-за сущей безделицы, но тотчас же объединялись против любого, кто пытался навязать им свою волю. В годы отрочества именно Эвелин становился заводилой наиболее вопиющих «подвигов», а Киту приходилось придумывать, как из этих проблем выпутываться. Возмужав, каждый из братьев выбрал собственный жизненный путь. Обстоятельства могли надолго разлучить их, но ничто – ни огромные расстояния, ни существенные различия в складе ума – не ослабило связи между ними. Братья вовсе не страдали от разлуки, так как у каждого были свои интересы, однако, встретившись после долгих месяцев расставания, вели себя так, словно не виделись всего лишь неделю.

По возвращении из Оксфорда Фенкоты встречались редко. В семье существовал обычай, согласно которому младший сын избирал политическую карьеру. Кит решил отдать предпочтение стезе дипломата и поступил учиться на эту специальность, пользуясь покровительством своего дяди, сэра Генри Фенкота, недавно удостоенного титула баронета за выдающиеся заслуги на данном поприще. Кита послали сначала в Константинополь. Его назначение на должность младшего секретаря посольства совпало с довольно спокойным периодом в истории Турции. Это прискорбное обстоятельство вызвало в душе юного Кита живейшее сожаление о том, что он так и не попытался переубедить своего дражайшего родителя купить ему офицерский патент. Молодой человек, со всем оптимизмом юноши, пока не достигшего совершеннолетия, предавался грезам, мечтая переубедить отца в том, что он совершил ошибку, выбрав не ту жизненную стезю для сына.

Европа тем временем бурлила, и патриотично настроенному юному джентльмену было просто нестерпимо прозябать в тихой заводи вдали от судьбоносных событий. К счастью, покойный граф отличался железной непреклонностью характера, поэтому Кита перевели в Санкт-Петербург, прежде чем нестерпимая скука не довела молодого человека до открытого бунта. Если началу собственной дипломатической карьеры он был обязан своему дяде, то отец способствовал этому решающему повороту. Что ни говори, непреклонность характера лорда Денвилла никогда не перерастала в душевную черствость. К сыну он испытывал искреннюю любовь. Поскольку в последние годы здоровье графа оставляло желать лучшего, он не принимал активного участия в политической жизни страны, сохраняя, впрочем, дружеские отношения с несколькими видными деятелями в правительстве.

В конце 1813 года Кита послали в штаб генерала Кэткарта. После этого ни времени, ни желания жаловаться на скуку у него просто не оставалось. Будучи посланником при царе, генерал Кэткарт являлся также британским военным комиссаром, прикомандированным к русской армии. В его свите Киту довелось провести бóльшую часть успешной кампании 1814 года. Что касается самого генерала, то на первых порах он принял молодого человека прохладно и уделял бы его особе не больше внимания, чем любому из своих секретарей, если бы не крепкая дружба, возникшая между Китом и его собственным сыном. Джордж Кэткарт, молодой лейтенант шестого гвардейского драгунского полка, служил при своем отце в качестве адъютанта. Юноша много времени проводил доставляя депеши прикомандированным к разным частям офицерам английской армии, однако всякий раз, вернувшись в главную ставку, Джордж Кэткарт сразу же разыскивал единственного своего сверстника среди посольских. Кит, таким образом, неминуемо попадал на глаза его светлости и вскоре снискал расположение генерала. Тот счел Фенкота хорошо воспитанным, приятным в обращении, смышленым молодым человеком, как раз таким, без которого уж никак не обойтись загруженному множеством дел пожилому дипломату, в силу своего положения просто обязанному устраивать пышные светские приемы. Кит обладал тактом, был обходительным, а свойственная ему легкость в общении никогда не переходила границ светских приличий.

Когда генералу пришлось ехать в Вену на конгресс[4], он взял с собой Кита. Там молодой человек и остался. Благодаря дяде приняв Фенкота весьма радушно, лорд Каслри[5] представил его вновь назначенному послу, который, кроме прочего, оказался дальним родственником молодого человека. Кит понравился лорду Стюарту. На конгрессе недоброжелатели за глаза называли этого дипломата лордом Пумперникелем[6]. Разлука с генералом несколько опечалила молодого человека, но он был рад возможности не возвращаться после окончания военных действий в Санкт-Петербург. К тому же Кита мучила белая зависть в связи с тем, что фортуна улыбнулась Джорджу Кэткарту: молодого офицера назначили в штаб Веллингтона[7], когда тот находился при Ватерлоо. Кит настолько увлекся запутанными интригами тех, кто собирался подарить Европе вечный мир, что Санкт-Петербург казался ему не менее захолустной дырой, чем Константинополь.

В последние два года он дважды виделся с Эвелином за границей, а в Англию приехал лишь раз в связи с похоронами скоропостижно скончавшегося отца, которые состоялись ранней осенью 1816 года. С тех пор минуло уже без малого пятнадцать месяцев.

Леди Денвилл заметила, что ее младший сын ничуть не изменился, но затем, передумав, сказала:

– Глупости! Конечно, ты возмужал… Просто я помню, как ты выглядел раньше. Эвелин тоже повзрослел, и я к этому привыкла. Ты по-прежнему очень похож на брата. Расскажи, дорогой, как получилось, что тебе удалось столь внезапно приехать. Ты привез депешу? Ты вынужден возить депеши, как это делают некоторые офицеры?

– Нет, боюсь, что нет, – с серьезным видом произнес сын. – Для этого имеются королевские дипломатические курьеры. Я приехал, чтобы заняться неотложными личными делами.

– Господи, Кит! Не знала, что у тебя здесь есть дела! – воскликнула вдовствующая графиня. – Ты ведь не пытаешься подшутить надо мной?

– Нет, у меня и впрямь есть дела в Англии, – возразил молодой человек. – Теперь я стал вполне состоятельным человеком. Обычно таких называют толстосумами.

– Фи! Как вульгарно! К тому же твои слова не соответствуют истине.

– Почему вы столь категоричны, маменька? Мой крестный был так любезен, что оставил мне свое состояние, – укоризненно произнес молодой человек.

– А-а-а… это… Однако отнюдь не состояние, Кит. Мне бы весьма хотелось, чтобы твой крестный оставил тебе состояние, но… Я и сама думала, что ты унаследуешь от него хорошие деньги. Мистер Бембридж то и дело говорил о своем богатстве, однако на поверку оказалось – он обладал лишь тем, что Адлстроп, ужаснейший человек, называет достатком. Впрочем, в том не его вина. Нехорошо нам упрекать за это крестного.