мне в прошлый раз сказала, что каракули мои разбирать она больше ни за что не станет! И презентацию никак не подготовишь!
— Вот премию получим и купим.
— Пап. ну ты каждый раз одно и то же говоришь! Премию, премию!..
— У тебя же есть ноутбук.
— Да он старый совсем и не пашет! Ты его с работы когда-а-а принёс?! И он уже тогда был старый!
— Илюх, ну какая тебе разница, на чём балду гонять?!
— Да не собираюсь я на нём балду гонять! Сколько раз сказано! Мне нужно, ты понимаешь — нужно! Для учёбы. Хоть на Новый год, а?…
— Ну нету у меня сейчас денег!
— Да у тебя их никогда нету! Кредит возьми!
— Илюш, я не хочу об этом разговаривать.
— Ну и не надо, не хочешь — и хорошо!.. И наплевать мне на Новый год!
… «Стало быть, скоро Новый год, — думал Оскар. — Скоро ёлки повезём, и в машине будет темно и холодно, как в лесу».
В тот вечер Женя, очень сердитый, вытаскивал из багажника пакеты — малинового торта среди них точно не было. — и не заметил, как Оскар вывалился в снег. Он вывалится почти под колёса, в размолотую коричневую грязь, плюхнулся и моментально намок.
Сверху грохнуло — захлопнулась крышка, — и мимо прошагали ноги в жёлтых ботинках на толстой подошве. Оскар лежал в грязи возле колеса. Он видел тротуар — довольно далеко, по нему тоже шли ноги, — решётку забора и кусок чёрного неба между домами.
Он лежал довольно долго, не зная, как теперь быть. Завтра Женя уедет на работу, не заглянув в багажник, а Нина вообще про Оскара теперь почти не вспоминает, и они будут долго выяснять, что Нина человек, — как будто в этом могли быть какие-то сомнения! — а Оскар так и останется лежать в коричневом сугробе, а потом его загребёт снегоуборочная машина и свезёт на помойку или вывалит в коричневую реку, и Оскар больше никогда не вернётся. Его больше не будет.
— Ох ты, господи, — сказали у него над головой. — До помойки не могли донести, так и швыряют под ноги! Не люди, а скоты какие-то!
Оскара выдернули из лужи. С него капало, и висел он вниз головой, трудно, наверное, теперь разобрать, что когда-то Оскар быт превосходной игрушечной обезьяной, а не кучей мокрых синтетических тряпок!
— А где урна?
— Да вон, на остановке! Что вы, Марина Георгиевна, всякую грязь подбираете?!
— Да швыряют же! То банки, то бутылки, то пакеты, то… вот!..
И неизвестная Марина Георгиевна потрясла Оскаром. И вдруг как будто замерла.
— Зоя Петровна, посмотрите! Это же обезьяна!
— Да бросьте вы её, мало ли кто её в руках держал!
— Зоя Петровна, я вот точно такую же Митьке купила, он совсем маленький быт! Как он её хотел! Только на той штаны были красные, а на этой какие-то коричневые, что ли!..
— Бросьте, говорят вам!
— У вас пакет есть, Зоя Петровна?
— Какой ещё пакет?!
— Да обыкновенный! Я его в пакет положу, а дома постираю.
— С ума вы сошли, Марина Георгиевна! Дрянь всякую на улице подбираете! Бросьте, говорю вам! Вы в школе детям небось сто раз говорили, что на улице ничего подбирать нельзя!
— Дайте пакет!..
Так Оскар оказался в незнакомом месте — совершенно неожиданно! Марина Георгиевна сунула его в целлофановый пакет: с розой на боку, везла в троллейбусе, тащила вместе с остальными сумками по лестнице, а в квартире долго полоскала под краном и вдруг радостно удивилась:
— Смотри-ка! А у тебя штаны-то тоже красные!..
Потом Оскара хорошенько выжали и положили сохнуть на батарею.
В крохотной комнате была наряжена искусственная ёлочка, и Марина Георгиевна сказала, что сейчас зажжёт на ней огоньки — как будто специально для Оскара. Огоньки зажглись, отразились в стекле. За стеклом стояли разнообразные бокалы и стаканы.
— До чего ты на нашу обезьяну Мотю похож, — говорила Марина Георгиевна. — Просто один в один! Митька тогда совсем маленький был и я ему ее купила. Хотя и денег лишних как-то не было, и игрушек этих дурацких у него всегда полна комната, но — купила!.. И так он ее любил, эту Мотю! Спать с собой укладывал, в школу таскал. А мне его учительница жаловалась на перемене: «Опять ваш-то игрушку в класс притащил, нельзя!» А чего там нельзя, когда они маленькие совсем, первый класс! Но она старой закалки была — нельзя, и всё тут! Я ему запрещала, конечно, из портфеля вытаскивала, но он всё равно клал потихоньку.
Она гремела посудой, уходила-приходила, Оскар блаженно грелся на батарее.
— А теперь он уже совсем взрослый парень, мой Митя. В Екатеринбурге работает, в газете. На Новый год, видишь, не приедет. Начальник его в какие-то горы позвал на лыжах кататься. Конечно, пусть едет, с начальником важнее — и для работы, и вообще!.. Ну надо же, до чего, ты на Мотю похож!..
Когда Оскар обсох окончательно, Марина Георгиевна вооружилась очками и стала его рассматривать.
— Ну, штаны я тебе зашью, а вот сюда заплату приладим. Ничего, ничего, на следующий год Митька приедет, тогда попразднуем как следует! А может, Зоя Петровна с мужем заглянут или из учеников кто-нибудь. У нас по соседству много моих учеников живёт!.. Я физику преподаю, а Митька её терпеть не мог, физику эту! А писал всегда хорошо, вот его и взяли в газету. Екатеринбург — прекрасный город, я там была у него, гостила…
Наутро Марина Георгиевна посадила совершенно преображенного Оскара в сумку и понесла в школу, чтобы как следует показать Зое Петровне и рассказать, как она купила вот точно такого же маленькому Митьке и как он был рад! Как рад!..
В кабинете физики было жарко, стояли разные приборы и еще — одна небольшая ёлочка, на подоконнике. Оскара Марина Георгиевна усадила под эту ёлочку.
Толстая розовая девочка подошла, поставила рюкзак под батарею, посмотрела на Оскара и сказала печально:
— Боже, какой урод!.. Нет, все-таки у нашей физички крыша совсем поехала! На какой помойке она это нашла?!
— Дашка, не трогай лучше!
— Да ла-адно!.. Фу, он весь в заплатах! И вообще я терпеть не могу обезьян! Я люблю маленьких котяток, няшечек!.. Мне пара обещал…
Прозвенел звонок, ученики потянулись по своим местам, и Оскар вдруг увидел Тёму, своего собственного любимого Тёму, который плюхал на него портфель и мешок с лыжными ботинками!.. Загребая ногами и волоча рюкзак, Тёма зашёл в класс и уселся на последней парте.
Оскар не мог ни позвать, ни окликнуть, ни подать