Читать интересную книгу Женский хор - Мартин Винклер

Я рассказываю все это для того, чтобы объяснить, насколько неловко я себя чувствовала в тот день – первый день, серый бесцветный день февраля, – когда, истратив выходные, которыми я располагала, чтобы максимально отодвинуть это событие и попытаться всеми средствами найти другое направление (в отделение женской гериатрии [6] , например: там, по крайней мере, не нужно тратить время на глупые вопросы пациенткам, они уже все равно не в состоянии на них ответить; или, на худой конец, в реабилитационное отделение, где калекам очень нужно восстановиться, чтобы самостоятельно держать костыль), в итоге я решилась пойти в… женское отделение (вот это да!), успокаивая себя тем, что это, как первые курсы лекций, всего лишь неприятный момент, который нужно пережить, и если бы было средство сбежать с подводной лодки (у меня было достаточно оснований добиваться должности заведующего, которая освободится, когда кто-то устанет пахать за гроши и перейдет в частную клинику, что бывает довольно часто), я бы эту возможность не упустила. Ведь иначе мне придется провести полгода среди баб, не имея возможности подержать в руках скальпель… Нет, об этом не может быть и речи.

Итак, в тот день я стояла у входа в материнско-детский корпус «Богадельни», УГЦ-Север города Турмана, коробки, построенной в семидесятых годах и с тех пор ни разу не ремонтировавшейся (впрочем, стоял вопрос о том, чтобы ее вовсе снести). За несколько дней до этого я уже заходила в акушерскую клинику, приносила документы и надеялась выведать у секретаря что-нибудь интересненькое, но не тут-то было! Она мне ничего не сказала, ну совсем ничегошеньки, разве только: «А… вы к доктору Карме! Как вам повезло, он такой хороший, вы увидите, вы у него многому научитесь», – да таким голоском, что мне захотелось влепить ей пощечину.

В самом дурном расположении духа я переступила порог отвратительной, вонючей гардеробной-клетушки (где все раздеваются вместе, медсестры, сиделки и интерны, как в стойле), чтобы оставить там свои вещи, но, увидев пару ярко-красных туфель-лодочек на верху металлического шкафа, поняла, что все гораздо хуже, чем я предполагала. Когда она в халате и пластиковых сабо, никогда не скажешь, кто это – медсестра или сиделка, а когда она переодевается в гражданское, чтобы пойти домой, ты видишь, что это всего лишь несчастная вульгарная баба. Белый цвет – он ведь как камуфляж.

Шкафчики на ключ не закрывались. Я не могла оставить там сумку для ноутбука и плащ. Я выбрала халат своего размера, прицепила к нему бейдж с надписью: «Доктор Джинн Этвуд, интерн» – и опустила в карман маленький, совершенно новый блокнот. Мне сказали, что Карма любит, когда его тирады записывают, что это льстит его самолюбию; поскольку я пишу очень быстро и хорошо разбираю свой почерк, я подумала, что мне это, наверное, поможет.

*

Сделав глубокий вдох, я толкнула двойную дверь длинного коридора, отделявшего роддом от гинекологического сектора 77-го отделения, женского отделения и Чистилища.

Стоя в пустынном коридоре, с головой, полной всех этих мыслей, с сумкой через плечо, с халатом, перекинутом через руку, я покачала головой и вздохнула от ярости и разочарования. То, чем занимаются в этом учреждении, – полная противоположность моим интересам и тому, что я делала до настоящего времени. Прийти сюда не было моим решением. Меня толкнули на это обстоятельства.

Я посмотрела на часы. Здесь мое опоздание никому не будет стоить жизни – в отличие от блока. Можно пойти попить кофе с подружками – там, наверху… Наконец я сделала глубокий вдох и сказала себе, что нужно идти. Я подняла воротничок, чтобы не возникло двусмысленности: я – интерн , а не какой-нибудь прыщавый недотепа экстерн. Я подняла голову как можно выше и пошла по коридору, пытаясь за сорок пять секунд, отделявших меня от двери, вспомнить все, что я знала о психологии цикла, об овуляции, месячных, обо всех этих проклятых женских делах, на которые мне на самом деле было плевать, но о которых мне предстояло вдосталь наслушаться. Черт!

В конце коридора я увидела двустворчатую стеклянную дверь. На пластиковый пол падал треугольный луч света. Сквозь одну из прозрачных створок я увидела загадочный силуэт и остановилась.

Потому что мне вдруг стало страшно.

Страшно, что я не знаю и не умею. Страшно, что не смогу. Не смогу сделать все так, как нужно.

Страшно, что оплошаю.

Что окажусь не на высоте.

За последние годы я узнала ужасно много нового, а теперь вдруг поняла, что не уверена, что что-то из этого осталось в моей памяти. Вспомню ли я? Поможет ли мне это хоть в чем-нибудь?

Я стояла и смотрела на дверь, и, когда причудливый силуэт зашевелился, ко мне вдруг вернулись все мои знания, как озарение, как вспышка.

Я открыла дверь и вошла.

ВТОРНИК (Анданте фуриозо) [7]

ОТДЕЛЕНИЕ

Все время спрашивай себя:

«Чего он/она (от меня) хочет?»

Я оказалась в другом коридоре, длиной всего несколько метров, который завершался стеклянной дверью на улицу. На линолеум падал луч света. Справа я увидела две двери. Одна из них – дверь в туалет. Табличка на другой гласила: «Консультант вернется в десять часов». Слева от меня – регистратура, отгороженная от коридора стойкой с откидной дверцей. Дверца была открыта, и женщина примерно сорока лет – несомненно, это ее силуэт я видела сквозь стекло – положила на стойку сумку и, порывшись в ней, извлекла маленькую зеленую карточку, которую протянула женщине в белом халате за стойкой регистратуры.

За регистратурой, отделенный стеклянной перегородкой, находился зал ожидания без окон. Он был пуст.

Я вошла, и обе женщины обернулись ко мне.

Сорокалетняя кивнула в знак приветствия.

– Здравствуйте, – сказала секретарь, приподняв бровь.

На вид ей не было и тридцати. Черные волосы собраны в два хвостика. Почти на каждом пальце перстни, в ушах огромные серьги и пирсинг, пирсинг над глазом, кричащий макияж и ужасная татуировка в форме паутины на шее. Она напомнила мне персонаж из какого-то сериала, только я не могла вспомнить какого именно.

– Здравствуйте… – сказала я самым важным и неприступным тоном, на какой только была способна. – Я доктор Этвуд, интерн акушерства и гинекологии. Я должна приступить к своим обязанностям… Здесь.

Она как-то странно на меня посмотрела, пожевала жвачку и сказала:

– А… о'кей. Я – Алина, секретарь. Доктор Карма меня предупредил. Он скоро будет. Вам придется немного подождать, пока я занимаюсь пациенткой, хорошо?

– Хорошо.

В коридоре было душно. Я сняла плащ.

– В кабинете есть вешалка, – сказала секретарь, указывая на комнату, смежную с регистратурой.

Выдавив из себя улыбку, чтобы не показаться невежливой и не вызвать у нее неприязни с первой же минуты (секретарь отдела – это порой как жена начальника, настоящая стерва, гарпия, она может подсунуть ему твое заявление об увольнении в груду бумаг и заставить его подписать так, что он этого не заметит, – секретарши порой полные дуры), я вошла в кабинет. Он оказался намного меньше, чем я себе представляла. Вероятно, это была переоборудованная палата, каких в этой больнице десятки. В центре – деревянная перегородка, прикрепленная к двум металлическим рельсам и разделяющая комнату надвое. На стороне окна я увидела шкаф, письменный стол, кресло на колесиках для врача и два больших кресла для пациенток. На стороне двери – крошечный уголок для процедур с гинекологическим креслом на хромированных ножках; вдоль стены располагались шкафчики и раковина.

Вешалка, о которой говорила секретарь, находилась в шкафу напротив письменного стола. Открыв дверцы шкафа, я увидела его содержимое: справа – коробки, наполненные самыми разными вещами («хирургические зеркала», «компрессы», «перчатки», «наборы для взятия мазка»), слева – белые халаты на металлических плечиках. На нагрудном кармане первого халата я прочла: «Франц Карма, врач». Не «главный врач» или «заведующий отделением». Просто «врач». Пффффф…

Я повесила плащ на плечики, задвинула сумку в глубину шкафа, надела халат, который взяла в гардеробе, удостоверилась в том, что мой бейдж хорошо прикреплен, и вышла в коридор. Пациентка только что закрыла свою сумку и вошла в маленький зал ожидания, расположенный прямо за регистратурой.

Я подошла к стойке и молча остановилась возле нее. На синюю столешницу стойки секретарь положила список запланированных на утро консультаций.

...

77-е отделение. План.

Доктор Карма, 19 февраля, вторник.

8:50. Ивонн Б.: после ДПБ [8] + установка ВКС [9]

9:15. Колетт Е.: консультация

9:30. Дениз М.: консультация

И так еще десять – двенадцать строк.

Зазвонил телефон. Секретарша взяла карандаш и сняла трубку:

– Семьдесят седьмое отделение. Слушаю. Нет, мадам, вы позвонили в семьдесят седьмое отделение… Да. Понимаю. У вас есть чем записать? Я дам вам телефон отделения ДПБ, и вы запишетесь на прием… Да? (Кладет карандаш.) Вы совершеннолетняя? Консультация обязательна только для несовершеннолетних, но, если у вас есть вопросы, вы можете поговорить с консультантом перед тем, как идти к врачу. Да… Конечно… Понимаю… Только я думаю, будет лучше, если вы поговорите с Анжелой Пуяд, нашим консультантом. Нет, уверяю вас, она здесь совсем не для того, чтобы вас отговорить. Когда? О, это было давно, четырнадцать лет! С тех пор вы стали другой женщиной… (Улыбается.) Нет, никакого риска нет. Такое случается в жизни женщины… О, да… (Снова смеется.) Если вам после этого захочется поговорить о контрацепции, можете прийти на консультацию к нам. Ждать придется намного меньше, чем когда договариваешься со специалистами из города или врачами из акушерской клиники… Ну, десять – двенадцать дней… Нет, не больше. В экстренном случае вас примут в тот же день. Да. Конечно… Я даю вам номер?.. Пожалуйста. Меня зовут Алина, я секретарь. Если у вас возникнут вопросы, звоните! Пожалуйста. До свидания.