Анджи инстинктивно сжалась. В прошлый раз, когда мама обнимала ее так же крепко, она шептала: «Попробуй еще раз. Бог даст тебе другого ребенка».
— Отпусти, — тихо проговорила Анджи, пытаясь улыбнуться.
Просьба возымела действие. Потянувшись за теркой для пармезана, мама сказала:
— Обед готов. Мира, усади детей за стол.
В столовой свободно помещалось четырнадцать человек. Сегодня было пятнадцать. Посреди большой комнаты, оклеенной розовыми с бордовым обоями, стоял старинный стол красного дерева, вывезенный из Италии. На стене, рядом с изображением Иисуса, висело богато украшенное распятие.
— Давайте помолимся, — сказала мама, когда все сели.
— «Благослови нас, о Боже, и Твои дары, что мы вкушаем от щедрот Господа нашего Христа. Аминь».
Мама встала и подняла бокал с вином:
— Мы пьем за Сала и Оливию. — Ее губы задрожали. — Не знаю что сказать. Говорить тосты — мужское дело. — Она резко опустилась на стул.
Тронув мать за плечо, Мира встала:
— Мы приветствуем Сала в нашей семье. Пусть ваша любовь будет такой же крепкой, как любовь наших родителей. Пусть ваши шкафы будут полными, спальни — теплыми и, — ее голос смягчился, — пусть у вас будет много здоровых детей.
Вместо смеха и аплодисментов наступила тишина.
Анджи выдавила из себя улыбку, хотя это никого не обмануло. Все думали о том, как она отнесется к появлению в семье еще одного ребенка. Она подняла бокал.
— За Сала и Ливви, — торопливо проговорила она, надеясь выдать свои слезы за слезы радости.
Беседа возобновилась. Раздался дружный стук вилок и ножей по фарфору, снова зазвучал смех. Хотя семья собиралась каждый праздник и дважды в месяц вечером по понедельникам, им всегда было о чем поговорить.
Анджи огляделась. Мира что-то рассказывала маме, Винс и дядя Фрэнсис обсуждали последний бейсбольный матч, дети играли, Конлан расспрашивал тетю Джулию об операции, которую она перенесла.
Анджи не могла ни на чем сконцентрироваться. Ее сестра хотела ребенка, значит, так оно и будет. У ее сестер это происходило с легкостью.
После обеда, пока Анджи мыла посуду, каждый, кто проходил мимо раковины, сжимал ее плечо или целовал в щеку. Все понимали, что сказать тут нечего. Почти десять лет они надеялись и молились, но Анджи и Конлан так и не сумели стать семьей.
В конце концов Анджи не выдержала. Швырнув посудное полотенце на стол, она бросилась в свою спальню. В уютной комнатке, где даже обои остались прежними — розы в белых корзинках, — стояли две кровати с розовыми покрывалами. Она присела на краешек своей постели.
Дверь отворилась, и вошел Конлан. Ее высокий черноволосый муж-ирландец выглядел в этой комнате до смешного нелепо.
— Со мной все в порядке, — сказала она.
— Что ж, хорошо.
Горечь в его голосе задела ее. Но она ничего не могла с этим поделать. Конлан не мог ее утешить. Бог свидетель, она не раз убеждалась в этом.
— Тебе нужна помощь, — устало произнес он.
— Все нормально.
Он посмотрел на нее, в его голубых глазах отразилось почти невыносимое отчаяние. Вздохнув, он вышел и закрыл дверь.
Вскоре дверь опять открылась, на пороге стояла мама.
— Ты всегда убегала в свою комнату, когда тебе было обидно. Или когда ты сердилась.
— А ты всегда приходила за мной.
— Меня посылал отец. Он не выносил твоих слез. — Мама села возле Анджи. Тебе тридцать восемь, Анджела. Пора повзрослеть. Твой папа, Господь упокой его душу, согласился бы со мной.
— Не понимаю, о чем ты.
Мама обняла ее:
— Бог ответил на твои молитвы, Анджела. Но не так, как ты хотела, и потому ты его не услышала. Настало время слушать.
Анджи неожиданно проснулась. Ее щеки были прохладными от слез. Ей снова приснился ребенок. Они с Конланом стояли на разных берегах. Между ними, на поверхности воды, качался детский розовый «конвертик». Он медленно уплывал все дальше, пока не исчез из виду.
Этот сон снился ей много лет подряд, пока они с мужем ходили от одного врача к другому. За восемь лет она трижды беременела. Две беременности кончились выкидышем, в третий раз она родила дочь Софию, прожившую несколько коротких дней. На этом все кончилось. Ни у нее, ни у Конлана не было сил пытаться еще раз.
Она отодвинулась от мужа, схватила розовый халатик и выбежала из спальни. В темном холле по стенам висели семейные фотографии. Пять поколений Десариа и Малоунов.
Анджи медленно спустилась по лестнице в пустую комнату для гостей. Когда она вошла, ее пальцы дрожали. Она включила свет и закрыла за собой дверь.
В первый раз она закрыла дверь этой комнаты много лет назад, после того как они решились на усыновление.
«У нас есть ребенок, миссис Малоун. Мать, подросток, выбрала вас с Конланом. Приезжайте».
Когда они с Конланом увидели Сару Деккер, все трое сразу ощутили взаимную симпатию. «Мы будем любить твоего ребенка», — пообещала Анджи девушке.
Шесть чудесных месяцев Анджи с Конланом не думали о том, чтобы зачать ребенка. Они снова полюбили друг друга. В доме появилась надежда. Они приглашали в гости родственников. Поселили Сару у себя и вместе с ней переживали все, что с ней происходило. За две недели до родов Сара и Анджи украсили комнату. Небесно-голубые стены и потолок с пухлыми белыми облачками. Белая деревянная загородка, увитая яркими цветами.
В день родов Анджи и Конлан сидели у телефона, прижавшись друг к другу и держась за руки. Услыхав о рождении ребенка, они заплакали от счастья, до них не сразу дошел смысл дальнейших слов. Даже теперь Анджи помнит только обрывки разговора.
«Очень жаль… передумала… оставит ребенка…»
Больше года они не открывали дверь детской, дверь храма своей мечты. Перестали ходить по врачам. Потом, каким-то чудом, Анджи снова забеременела. Когда она была на пятом месяце, они решились вновь наполнить эту комнату мечтами. Лучше бы они этого не делали.
Она подошла к шкафу, вытащила оттуда большую картонную коробку и стала одну за другой перебирать хранившиеся там вещи, стараясь не предаваться воспоминаниям.
— Эй!
Она даже не слышала, как распахнулась дверь и в комнате появился Конлан.
Она понимала, что все это должно ему казаться очень странным. Его жена сидит посреди комнаты рядом с большой картонной коробкой, в которой хранятся детские вещи: ночник в виде Винни-Пуха, картинка с Аладдином в рамке, детские книжки. Анджи повернулась и посмотрела на Конлана.
— Я просто схожу с ума, — только и смогла произнести она.
Он сел рядом.
Ей хотелось, чтобы он заговорил, но он просто сидел и смотрел на нее, как животное, которое приспособилось к опасному окружению, научившись вести себя тихо. В промежутке между приемом таблеток от бесплодия и крушением надежд ее эмоции были непредсказуемы.