-Ничего себе,– не сдержавшись, выдохнул я, глядя на зависшую в опасной близи от меня шаровую молнию, тут же сорвавшуюся со своего места.
Вспышка! Сознание медленно меркнет, я чувствую, как тело падает вниз…
*****
-Ваше высочество, временная потеря памяти бывает иногда, у людей, которые побывали так сказать на том свете,– ответил мой самый первый собеседник.– Это пройдет, ваше высочество не волнуйтесь…
-А я и не волнуюсь. И вообще снимите с меня эти повязки,– мое состояние можно охарактеризовать как паршивое, мало того, что я не знаю, что происходит, так и обращаются ко мне как к особе царствующего дома.
Черт знает, что! Может, я умом повредился? И теперь мне все это мерещится?
-Будет исполнено ваше Высочество.
Через минуту с моей головы убрали белые тряпицы, пропитанные какой-то дрянью, скрывающие от моего взгляда комнату и все, что в ней находится, в том числе и трех человек, стоящих рядом с кроватью. Сама же кровать, на которой я лежал, поразила меня не меньше чем вся обстановка в комнате.
Ну, скажите мне, пожалуйста, зачем мне нужны эти перины и десятки подушек? Вот и я не знаю, но как же чертовски приятно на ней лежать! Но как бы то ни было, в моей голове роились и плодились множество вопросов, а вот с ответами на них было туго.
Что ж будем разбираться постепенно, или, по крайней мере, постараемся это сделать.
-Скажите, какой сейчас год, число и месяц?– задал я вопрос тройке людей, внимательно осматривающих меня.
-Одиннадцатое марта одна тысяча семьсот седьмой год от рождества Христова, царевич,– ответил один из стоящих рядом с кроватью людей в хламиде священника.
Что? Как такое может быть? Какой я к черту царевич…
-Ха, смешно!– улыбнулся я, понимая, что кому-то из моих знакомых захотелось разыграть меня, вот только перед постелью замерли или очень хорошие актеры в дорогущих костюмах или…
«Стоп! Никаких «или» это шутка такая, за которую многим предстоит ответить,– сказал я сам себе, отгоняя неприятное наваждение».
Вот только прошла секунда, за ней другая, а улыбки так и не появились на лицах замершей возле моей постели троицы.
-Оставьте меня одного,– как можно властней сказал я им, чувствуя, как в голове начинает кружиться смерч из непонятных образов и картин, смешанных с моими собственными воспоминаниями. И это бедствие с каждым мгновением все ближе и ближе подступало к той границе, за которой начиналось безумие…
-Конечно, ваше высочество,– донеслось до меня словно издалека.
Шаги троицы я уже не слышал. Сил хватало только на то, чтобы закрыть глаза и попытаться собраться, удерживая самого себя в этой круговерти незнакомых мне лиц и картин, разительно отличающихся от всего того, что я видел и знал раньше. Остаток былого разума, цепляющегося за нить реальности, отмечал, как вокруг меня суетятся люди, меняя какие-то тряпицы и окружающие постель чаши с травами…
Оставшись один, я, наверное, не смог бы удержать рвущийся крик отчаянья. Вот только в голове постоянно мелькали образы незнакомых мне людей, подсказывая о том, что я не один, этого знания хватило для того, чтобы заставить себя сражаться со слабостью. Вытягивающей из меня остатки сил для борьбы с нахлынувшим потоком информации. Проходили минуты, а я все так же «висел» над бездонной пропастью безумия, держась за тоненькую ниточку тех счастливых моментов моей жизни, которые всегда разгоняли мрачные тучи суровой реальности. Внезапно в ряды воспоминаний моего детства влетели другие, чужие картины прошлого, с каждым мгновением становящиеся все ближе и … родней!
Но от этого знания на душе остался горький осадок утраты чего-то важного, родного – единства с самим собой, которое является для каждого из нас самым тайным и нужным в нашей бренной жизни!
Я несся на коне с такой скоростью, словно за мной гнался сам черт. Деревья мелькали и исчезали, словно их и не было в помине. Скачка длилась пару часов, до тех пор, пока не увидел впереди знакомое подворье, только тогда позволил своему коню перейти с галопа на аллюр, а перед самыми воротами вообще остановился, спрыгнул на землю, бросив поводья подбежавшему слуге. И все же неприятный осадок оставался на душе, заставляя постоянно оглядываться назад, выискивая неизвестного и невидимого наблюдателя. Но неприятные мысли отодвинулись на второй плана, стоило мне увидеть вышедшего из двери приземистого здания Василия Нарышкина.
«Откуда я это знаю?– молнией пронеслась мысль, в продолжающей бредить голове».
-Эй, Алексей, ай да к нам в баньку!– закричал молодой парень, увидев меня, стоящего рядом с конем.
-Сейчас, дайте хоть раздеться,– ответил я с улыбкой.
-Давай, давай, а то у нас тут пиво стынет!
-Иду уже,– отвечаю я, заходя в просторные палаты дома.
Скидываю с себя пропитанную холодным потом рубаху и тяжелый кафтан, взамен него накидываю на голое тело легкий полушубок. Не дожидаясь повторного приглашения, иду по стылому двору к стоящей чуть в стороне от дома бане, весело пускающей в черный небосвод красные искры.
Внезапно в голове пронесся ряд непонятных образов, словно я смотрел другими глазами на происходящие действия.
Вот непонятная железная коробка движется без упряжи, а вот миловидная дама, сидящая, напротив, в столь вульгарном виде, что, наверное, она как минимум падшая девушка, о чем-то весело щебечет. Да, таковых здесь не хватает, пронеслась знакомая мысль, и вновь исчезла, показывая следующий ряд картинок. Так продолжалось всего несколько секунд, но во время этих секунд мне стало как-то не по себе.
-Чертовщина какая-то! Пора быстрее в баньку, расслабиться, выпить, с холопками повеселиться,– сказал я сам себе, чуть ли не бегом преодолевая расстояние до дверей бани.
Но, что-то не давало мне (мне ли?) открыть дверь, какое-то непонятное чувство мешало, говорило, что не стоит этого делать…
Но человек такая скотина, что старается делать все наперекор, в том числе и себе.
Рука ложится на гладкую резную ручку двери бани, медленно тянет на себя ставшую такой тугой дверь. Может из-за того, что дверь пристыла? Да, вполне возможно…
Наконец, мне удается приоткрыть ее до такой степени, чтобы я смог протиснуться в щель между косяком и дверью. Еле-еле пролазаю, смотрю на освещенный толстыми восковыми свечами предбанник и слышу радостные крики друзей, перекрикиваемые веселыми женскими голосами.
Но не успел я подойти к лавке, как весь радостный шум компании начал стремительно стихать, до тех пор, пока в голове не начал слышаться тихий непрекращающийся звон. Как будто колокольный перезвон, льющийся, откуда-то издали…
Забыв обо всем, я захотел закричать от ужаса, но губы не слушались меня, захотел выбежать из бани, но ноги остались на месте, не передвинувшись ни на миллиметр. Единственное, что мне удалось сделать – это поднять голову и посмотреть на свечу, стремительно удаляющуюся от меня.
Это было последнее, что я видел…
Но тут мой разум внезапно прояснился, и порог безумия стал отдаляться, с каждым мгновением становясь все дальше и дальше. Смерч образов утих, оставив в голове серую хмарь безрадостной обыденности. Той самой обыденности сводящей многих с ума, или заставляющая думать, что жизнь полная клоака и нет никакой возможности выбраться из нее!
Следом за этим мнимым прозрением на тело накатила слабость, заставляя закрыться уставшие от пережитых минут глаза. Ко мне пришло спасительное забвенье….
Глава 1.
Март 1707 года от Р.Х.
Освоение в новой роли.
Алексей Петрович.
Прошло чуть больше недели с тех пор, как я вышел в ночной тамбур, полюбоваться сверкающими молниями и оказался в совершенно другом теле, в другом времени. Волей Судьбы, а может и еще какого непонятного мне рока, я узнал много нового для себя в частности и о том, положении в котором оказался.
Не ожидая подвоха от самого себя, уверился, что все случившееся со мной это игра разболевшейся головы и плохого самочувствия, от удушающей жары, которая частенько наступает утром после летней грозы. Увериться то я может и смог, да вот беда, проснулся явно не в себе, хм каламбур получается, да и только, но это действительно так и есть, но все по порядку…
…"Приснится же под утро, бред больной фантазии с примесью мистики и еще дюжины «еретических» идей,– подумал я просыпаясь».
Легкий озноб и саднящее горло напомнили мне о том, что прогулка по ночному тамбуру не такая и замечательная идея, как показалось мне в начале. Вот только какая-то непонятная тревога потихоньку начала колокольчиком звенеть в моей душе, не давая успокоиться.
«Да что такое то?– не выдержал я, спрашивая сам себя, словно ответ мог прийти в любую секунду, да вот беда, его не было».