Читать интересную книгу Жаворонок над полем - Анатолий Нутрихин

- Паша, Митя, в ночное едете? - подъехав к самому окну, бойко, но не без учтивости, спрашивает один из верховых, Петька Шишов - правнук дедушки Никодима.

Плечистый, вихрастый, он привычно восседает на неоседланной кобылке, а та, резвуха, пританцовывает, и всаднику приходится натягивать поводья. С Петькой, тоже верхами, его дружки: долговязый рыжий Ганька Мальцев и Ванятка Вакарин, семилетний шустрик, которого приятели усаживают на конскую спину, самому ему еще не взобраться.

- Маменька! Отпусти в ночное... - умоляют в два голоса Марью Дмитриевну Паша и Митя.

Та на мгновение задумывается. По выражению ее стареющего, но еще красивого лица нетрудно догадаться, что она колеблется. Конечно, сыновья уверенно держатся в седле. И все-таки беспокойно за них. И не без причины: в шесть лет Митя свалился с лошади - вывихнул руку в плече. Пришлось два месяца водить его в Тобольске к доктору Дьякову на массаж. И все обошлось, а сколько переживали родители?

- Ну, пожалуйста, - настаивает Митя.

И Марья Дмитриевна уступает:

- Езжайте, пострелы. Только осторожнее, ради бога. Ты, Петр, за ними присмотри...

Петька Шишов солидно кивает, мол, не сомневайся, хозяйка, все будет хорошо. Спешившийся Ганька подводит к крыльцу двух саврасых, протягивает братьям поводья. Марья Дмитриевна торопливо скрывается в доме и выносит сумку с наспех собранной едой. Шишов ударяет пятками в кобыльи бока, и лошадь трогается с места. За Петькой следуют остальные. Кавалькада чинно едет за околицу.

Но вот село позади. Юные всадники громко перекликаются. Кони уже рысят, стучат копыта в дорожную твердь.

Митя воображает себя лихим гусаром. Ветер упруго дует ему в лицо, треплет волосы. Грудь мальчика вбирает прохладный воздух, насыщенный ароматами трав. Впереди темный загадочный простор. Возникает ощущение полета. В такие минуты влюбляешься в верховую езду на всю жизнь...

Наконец, и луг. Отава устилает его зеленым ковром. Петька и Ганька ловко стреноживают лошадей. Остальные собирают хворост в прибрежных кустах, разжигают костер. Валежник дымит, подсыхая. Наконец, пламя набирает силу. Из мрака тянутся к нему любопытные конские морды. Мальчишки дают лошадям хлеб, и те берут его влажными бархатными губами.

Пора позаботиться и о себе. Ребята закапывают в горячую золу картофелины и через некоторое время выкатывают их прутиками. Почерневшие картохи остужают, перебрасывая с ладони на ладонь, чистят и поглощают с хлебом и солеными огурцами. Наконец, животы туги, словно барабаны. Ганька негромким голосом заводит сказку про водяного и русалку. Поначалу его внимательно слушают, но Ванятка вскоре засыпает, тихонько посвистывая носом. А через десяток минут ровный Ганькин говорок погружает в дрему и остальных.

- Эдак, ребята, мы сейчас все уснем, - ворчит Петя. - Лучше споем...

И он тут же затягивает частушку:

Где-то рядом выстрел дали,

По реке пошел туман.

Что головушку повесил,

Наш отважный атаман?

Из лесочка выстрел дали,

Милочка заплакала,

На мою белу рубашку

Кровушка закапала...

Петька знает пропасть бойких, лихих песенок и складывает их в одну, бесконечную. Митя завидует его цепкой памяти, хотя и сам знает не один десяток частушек. Голоса разносятся над ночным лугом. Сел разбуженный Ванятка. Поет уже не один Петька, а целый хор:

Нас побить, побить хотели:

Только поцарапали...

Повалили средь деревни,

Колышком побрякали...

Но азарт певцов ослабевает. Ночь настраивает на покой, и задор уступает место мечтательности, даже грусти. Ганька заводит песню про казака, который возвращался издалека в родные края, мечтая увидеть жену. Приезжает в село, а ему говорят, что казачка изменила, "другому сердце отдала". Елки-моталки! Переживает мужик, мальчишкам его жаль.

- Но, не раскисать! - командует Петька.

Лукаво окинув взглядом ватагу, предлагает потешиться в загадки. Остальные соглашаются, и Шишов продолжает:

- Братцы, смекайте. Кто сообразит первым, дает остальным по щелбану. Играть безотказно и безобманно. Слухайте: два стоят, два лежат, пята ходит, шеста водит, седьма поворачивает?

Митя торопливо перебирает в уме возможные ответы и выпаливает:

- Мельница!

- Нет.

- Телега, - неуверенно произносит Паша. Он смущен собственной несообразительностью, все-таки гимназист, переведен в пятый класс...

- Туго отгадываете, сударики! - торжествует Петька. - Ответ нехитрый дверь!

Проигравшие подставляют лбы, и Шишов бьет старательно, со вкусом и щадит только Ванятку.

Надоедают и загадки. Мальчики засыпают на охапках сена, надерганных из сметанных на лугу копен. У сникшего костра - один Шишов. Время от времени он подбрасывает в огонь сучья, и те вспыхивают, посылая в небо густые желтые искры.

Ночь кажется Петьке бесконечной. Наконец, он тормошит Митю, и уже новый сторож заботится о костре и табуне. А Шишов прижимается к теплому боку мерно посапывающего Ванятки и засыпает.

Мите зябко. Он кидает и кидает в костер сучья. Над его головой небо, усыпанное мерцающими точками звезд. Где предел вселенной? Астрономы проникли в тайны природы, но и им не все ведомо... Между тем, мириады небесных светил тают: скоро наступит утро. Да, хороши поездки в ночное!

...Митя, возможно, вспомнил бы и другие приятности летней жизни в Аремзянском и еще постоял на крыльце, созерцая благодатную картину деревенского утра, но заморосил дождь. Пришлось податься в сени и оттуда, из глубины дома, наблюдать, как набирают силу косые блестящие струи. Бойко закапало с крыши. От крыльца по тропинке потекла под уклон вода...

Дождило недолго, небо прояснилось. В ближнем лесу ожил птичий пересвист. Ветер вновь заиграл ветвями кедров, елей, берез... Ему есть, где разгуляться: тайга окружает село, словно море островок. В лесной глухомани бродят медведи и волки. Ни раз, собирая ягоды или грибы, Митя натыкался на величавых лосей, неспешно удалявшихся от него в чащу. Двигайся без лишнего шума и, возможно, увидишь белку-летягу или труженика дятла. Наступишь на сухой сук - обнаружишь себя. И застрекочет бдительная сорока, взбаламутит лесную живность, и та затаится.

У обитателей леса своя жизнь, повадки, у сельчан - свои. Аремзяне народ спокойный, покладистый. В повседневности держатся дедовских обычаев и навыков. От отцов научились пахать, сеять, жать, косить, порядок в семье блюсти. Живут не хуже, чем в соседних деревнях. Даже малость позажиточней, поскольку в их селе есть стекольный завод (его и фабрикой называют).

У крестьян в летнюю пору забот полон рот в поле, на огороде. На заводе трудятся меньше. В нем зимой не грех поработать побольше. Изготовляют мастера чашки и тарелки, вазы и бутылки, фарфоровые и фаянсовые сервизы. По всей западной Сибири покупают аремзянскую посуду. Детям любопытно, как из простой глины и песка делают чудесные вещи, и они тайком пробираются в гуту. Коли рабочие устали или у них что-нибудь не ладится, то шуганут ребятишек вон. А в добром настрое, - пошутят и на вопросы ответят. Мите и Паше посещать фабрику проще. Попросят отца, и Иван Павлович в свободную минуту ведет сыновей к печам.

- Приглядитесь внимательнее, - советует Менделеев - старший.

Он оживляется. Его иссеченное сеткой морщин лицо кажется сыновьям молодым. А ведь Ивану Павловичу за шестьдесят! Солидный возраст отца как-то не вяжется с живостью его поступков и речи. Будто и нет у него за плечами долгих лет нелегкой жизни... Мысль о том, что батюшка - почти старик, пришла Мите в голову впервые четыре года назад. Он примирился с ней не сразу, а свыкнувшись уже не вспоминал об отцовском возрасте. Вот только в последнее время Иван Павлович стал болеть. Немочь то надвигалась на него, то отступала. Сейчас отец был здоров, а голос его ясен и бодр:

- Вы поймите, мальчики, сколь искусны аремзянские умельцы! - говорил он. - Дело у них, на первый взгляд, нехитрое. Плавь песок, добавляй соду... А нужны годы, чтобы из новичка стеклодув получился. К жаре надо привыкнуть и глазомер отточить. А главное почувствовать, что стекло - живое. Вот Маршанов его чует...

У Сергея Маршанова, крупного сорокалетнего мужика, рубаха меж лопаток потемнела от пота. Влажно блестит лоб, перехваченный ремешком. Мастер споро ставит на огонь тяжелую посудину. Вскоре в ней клокочет расплавленная масса.

- Берегись! - остерегает Маршанов мальчиков и жестом велит им посторониться. А сам берет железную трубку и, округляя щеки, выдувает прозрачный дышащий шар, придает ему форму графина. И какого красивого! Однако стеклодув морщится: он не доволен, отдает графин помощнику, и тот выносит изделие из гуты и швыряет в ларь для стеклянного боя.

Этот ящик полон осколков и кусков спекшегося стекла. Мальчики выбирают из него оплавленные обломки и смотрят сквозь них на солнце. Стекла искрятся, переливаются изумрудными красками.

2. Разбойника поймали