Читать интересную книгу Большая свобода Ивана Д. - Дмитрий Добродеев

Дома с отвисшей челюстью Иван смотрит телевизор: в Москве собрался Первый съезд народных депутатов СССР. Горбачев развивает демократию, Сахаров призывает к демонтажу системы, Запад рукоплещет. В прессе множатся статьи «прорабов перестройки»: Ципко, Шмелева, Селюнина.

И снова мысль: «Каких придурков навыпускал Горби со своей перестройкой! Как прост и хорош для масс был пролетарский интернационализм, как привлекательна была международная солидарность трудящихся. СССР — это же, блин, империя жрецов КПСС, и на хрен им перестройка и гласность»?

Будни МОПа

Май 1989-го. Он сидит на заседании МОПа. Выступающие говорят об акциях протеста, о профсоюзной учебе, о наступающей глобализации. Иван зевает, ему очень скучно. Новости транспорта его совсем не волнуют. На компьютеры советские дебилы не расщедрились, он печатает на электрической машинке. Все опечатки приходится долго и мучительно замазывать белилами.

Рядом с ним — Бобби. Это милый, ужасно ленивый англичанин. Он приходит в МОП на пару часов, скорректировать подготовленный материал. Его взяли на работу за то, что в 70-х он участвовал в митингах у американских баз в Англии. После этого ему трудно было найти работу на родине. Но даже Бобби подшучивает над советскими порядками и перестройкой. Обычно за полчаса до конца рабочего дня Бобби собирает свою сумку и уходит со словами: «Enough is enough!»

Глава МОП — старый индийский коммунист Чондра. В 50-х ему на родине повесили убийство полицейского, он отсидел десяток лет. За длительную службу компартии Международный отдел ЦК выбил ему эту синекуру. Чондра смугл до черноты, улыбается пожелтевшими зубами, курит сигареты, и от него за версту разит карри.

Чондра заводит странные разговоры о маге Шри Раджнеше, который был его хорошим знакомым в Индии и затем рехнулся на почве секса. Раджнеш вводил в заблуждение невинных искателей правды. Заставлял совокупляться, а сам курил кальян под баньяновым деревом. Так в Индии не полагается!

— Откуда коммунист мог знать философа и мага Шри Раджнеша? — недоумевает Иван. Впрочем, бывало и такое, только ленивый не говорит о связи Сталина с Гурджиевым.

Втайне Чондра преклоняется перед англосаксами и презирает советских варваров. На днях упрекнул Ивана, что тот не знает, где находится Британская Колумбия. Иван действительно не знал, что это — провинция Канады. Он слышал только про вашингтонский округ Колумбия. А Чондра добавил с усмешкой: «Неважное у вас образование в Советском Союзе!» — «И эти люди служат нашей сверхдержаве!» — скрипит зубами Иван.

Геноссе Вернер Кнабе. Пузатый гэдээровец на корявых ножках, все время истерически взвизгивает, обличает недостатки в работе МОПа. Бесконечно предан своей партии СДПГ и лично шефу гэдээровских профсоюзов Харри Тишу. В конце войны его забрали в гитлерюгенд, он чуть не попал под русские танки, однако его спасла мамаша — заперла в подвале и держала там, пока линия фронта не покатила к Берлину.

Геноссе Кнабе пишет в Берлин и Москву бесконечные кляузы, он недоволен происходящим, он чувствует, что истинный социализм кончается. Его бесят ухмылки советских товарищей, их внутренний цинизм.

Венгерский секретарь Шандор Киш. Один из редких друзей СССР: его, сироту, в 1945 усыновили советские солдаты. Он предан социализму и профсоюзам, но такие, как он, в прошлом: в Венгрии наступают новые времена. Время наивных придурков прошло.

Уругвайский компаньеро Гомес: ковыляет с глуповатой улыбкой на плоском лице, засучивает рукав, показывая изуродованную корявую лапу: «Тортура-пытка!» Он был всего лишь шофером Арисменди, и тот, генсек компартии Уругвая, попросил Москву пристроить верного товарища. Любимая фраза Гомеса — «Аста маньяна», он торжественно произносит ее в шесть вечера и растворяется в сумерках Будапешта. «В неизвестном направлении», — подмечает Иван.

И русский секретарь — Чувалов. Юркий, самолюбивый мужичок, который приставлен от Москвы следить за партдисциплиной. Однако и у него уходит почва из-под ног. Он спивается.

Работа носит странный характер: Иван составляет бюллетени, где рапортуют транспортники всех стран. Отчеты однообразны: забастовки, акции протеста и митинги солидарности. Секретариат МОПа заседает, принимает решения, но вся эта деятельность оторвана от реальности. А реальность совсем другая: перестройка вступает в критическую фазу. Сателлиты перестают слушаться Москву. И даже сам товарищ Чондра говорит, что в странах соцлагеря цены на авиабилеты и городской транспорт надо устанавливать рыночные, необходимы элементы свободной торговли.

— И это называется мировое рабочее движение! — усмехается Иван.

Чувалов в кабинете матерится и первые сто грамм принимает уже перед началом рабочего дня. Через час выходит на улицу добавить пивка. К обеду он полностью в кондиции, спокойно смотрит на мир.

На днях Чувалов вызвал Ивана и показал статью Нуйкина. Чувалов был пьян сильнее обычного, глаза воспалены — от слез и алкоголя: «Это ни в какие ворота не лезет, это же никуда не лезет! Этих перестройщиков будут сажать, их будут вешать!»

Иван поддакивает, но ему кажется, что никого вешать не будут. Разрушительные процессы идут повсюду в соцлагере, и в Венгрии тоже. Дьюла Хорн открыл границу с Австрией, в Польше разрешили «Солидарность». В России бесятся прорабы перестройки: Травкин, Нуйкин, Карякин, Адамович, Попов. Пена революции, не больше и не меньше. Но им дали слово, значит, это кому-то нужно.

В тот день Чувалов сидит в кабинете не один. Литровая бутылка «Джим Бима» из тэкс-фри-шопа опорожнена наполовину. Рядом с ним — одутловатый мужчина двухметрового роста, некто Висловский. Сотрудник международного отдела ВЦСПС, полковник КГБ. Он что-то обсуждает с Чуваловым. Потом тот объясняет: «У Висловского — серьезная болезнь. Но если узнают в КГБ, его уволят: там больных не держат».

Чувалов еще сказал, что тайно помог товарищу обследоваться и лечиться. Теперь Висловский его должник. Если закроют МОП, поможет ему открыть кооператив. Сейчас все открывают кооперативы. Чувалов думает наладить поставки колбасы из Австрии в Москву.

Выздоровевший Висловский сидит и говорит, говорит, говорит. Жена Чувалова стонет: «Он задолбал мозги своей непрерывной болтовней».

Проходит пара лет, и Иван случайно узнает, что в 1990 году Висловский стал важным звеном комбинации по вывозу денег КПСС. Он доставлял их в Швейцарию и там размещал на специальных депозитах. Операция была технически несложной. Курьер привозил чемоданчик денег, а в банке открывали счет на подставную фирму. Главная проблема была — не ошибиться с курьером, чтоб не остался на Западе с деньгами. Курьеров было много, они без устали мотали — на Кипр, в Австрию, Швейцарию и Лихтенштейн, в Израиль и ЮАР. Иван не знает, что стало с Висловским впоследствии: умер ли он своей смертью, сбежал, был ликвидирован или получил за службу заводик под Москвой по производству кваса и «Тархуна».

Семинар в Гане

Май 1989-го. Советского секретаря Чувалова командируют в Гану с заданием — провести семинар портовых рабочих Западной Африки. Семинар стоит дорого — пятьдесят тысяч швейцарских франков. Чувалов боится везти деньги в одиночку, для подстраховки берет Ивана.

Аккра. Они выходят из самолета. Душная и влажная жара накрывает их. Плывущий слоями стеклянистый воздух, красноватая африканская земля. Следы постколониального запустения видны уже в аэропорту. Ощущение дежавю по полной.

У трапа их поджидает невысокий мужичок в шортах и черных очках: «Ивахнюк. Первый секретарь посольства». — «Не болтай лишнего, это чекист!» — шепчет Чувалов.

Иван крепко держит под мышкой портфель, в котором лежат швейцарские франки. Их надо передать местному профсоюзному товарищу Паа-Планге, который клянется в верности Советскому Союзу и мировому рабочему движению.

Ивахнюк уверенно ведет машину. В фокусе зрения: бидонвили, мусор, детишки вдоль дорог. И мухи, мухи. Но главная проблема — трудно дышать.

— Погодьте трошки, мы с этим быстро разберемся, — шепчет Ивахнюк.

Отель «Хилтон» — один из лучших в Аккре, но и он в состоянии упадка. Стены проросли ползучими растениями, бетон потрескался. С тех пор как Джерри Роллингс повел борьбу с иностранным капиталом, в Гану не вкладывают деньги.

Чекист Ивахнюк бормочет: «Проклятый мулат Роллингс! Сын белого аптекаря и черной наложницы… Почти все африканские мулаты — от белых отцов и черных матерей. Они здесь главные разносчики прогрессивных идей.

Но царствию мулатов в Африке приходит конец. В Анголе, в Мозамбике, в Гане, везде… Приходит песец. На смену выступает племя чернейших чистых негров. Они осуществят великую африканскую мечту. О возрождении племенного строя».

— Царствию коммунистов также приходит конец, — думает Иван. — В Москве, на Украине, в Венгрии, везде… На смену им заступает орда крикливых перестройщиков. Вот эти ребята и осуществят великую демократическую мечту.