Читать интересную книгу Ангел из Галилеи - Лаура Рестрепо

Но пора возвратиться к журналу «Мы» и заказанной статье. Причины, по которым была выбрана ангельская тема, показались мне совершенно неубедительными. Однако, несмотря ни на что, настроение мое улучшилось. Как-никак это в любом случае лучше, чем интересоваться у мисс Антиохия, что она думает о внебрачных связях.

Мы погрузились в море выхлопных газов, лавируя между автобусами, легковушками и уличными попрошайками, полтора часа нам понадобилось, чтобы пересечь с севера на юг по лабиринту запутанных улиц этот бестолковый город. Минуя бедные кварталы, мы поднимались в гору до тех пор, пока само понятие улицы не исчезло из окружающего пейзажа. На землю упали первые капли дождя, когда таксист сказал мне:

— Я могу довезти вас только до этого места, дальше придется идти пешком.

— Хорошо.

— Вы уверены, что хотите остаться тут? Вы промокнете.

— Куда мне идти?

В ответ он сделал неопределенный жест рукой, словно указывая на невидимую точку на горе:

— Наверх.

Вполне логично, что там обитают ангелы, подумала я. Эта дорога уходит в небо.

Путь вверх по склону под дождем занял у меня довольно много времени. Я добралась туда, когда уже казалось, что нет сил сделать хоть шаг на трясущихся от холода ногах, облепленных мокрыми джинсами. Квартал Галилея находился в умопомрачительном месте. С одной стороны поднималась похожая на стену скала, покрытая густым кустарником, а с другой вниз обрывалась бездна, и мне почудилось, что воздух в ней какой-то рыхлый и непрозрачный, не позволяющий увидеть дна.

Дома Галилеи хаотично карабкались вверх, громоздясь один над другим и словно цепляясь когтями за скользкий размытый склон. Дождевая вода ручьями бежала по наклонным улочкам, превращая их в сточные канавы. В центре поселка был заболоченный пустырь с двумя дугами по бокам — по ним можно было понять, что в хорошую погоду тут играют в футбол. Я подумала: каждый раз, когда игроки упускают мяч, он, должно быть, катится до самой площади Боливара.

На улицах не было ни воров, ни грабителей… Из-за закрытых дверей не доносилось ни звука. Единственным и полноправным хозяином здесь был дождь, гнусный ледяной дождь, падающий на меня с неба с равнодушным шумом, напоминающим урчание мотора. Что же стало с людьми? Должно быть, они ушли в какое-нибудь место получше. А ангел? Да какой здесь может быть ангел?! Если он спустился на землю и попал в этот район, то наверняка сию же секунду сбежал обратно.

Мне ужасно захотелось в туалет, захотелось очутиться дома, залезть под горячий душ, выпить чашку чая, позвонить в журнал и отказаться от задания. Проще говоря, на меня навалилась тоска.

Но как я смогу вернуться, на каком такси или автобусе? Здесь их и представить себе невозможно, я ведь пересекла границу мира и продолжаю двигаться все дальше и дальше…

Я дошла до церкви, аккуратного здания, недавно выкрашенного в бананово-желтый цвет, с ярко-коричневыми дверями. Она напоминала только что испеченный кекс в готическом стиле, увенчанный парой остроконечных башен. Там тоже было закрыто, так что я позвонила в дверь соседнего домика, где жил священник. Но ответа не получила. Я снова позвонила, теперь уже дольше, пару раз стукнула в дверь кулаком и подождала, пока с другой стороны не раздался старческий голос:

— Нет ничего! Ничего нет!

Меня приняли за побирушку. Я начала колотить сильнее, изнутри снова послышалось:

— Уходите, у меня ничего нет!

— Я хочу только спросить!

— И спрашивать тут не о чем!

— Все равно, пожалуйста, откройте! — Я кипела от возмущения и готова была в ярости ударить в дверь ногой, но она отворилась, и голос обрел плоть, я увидела священника в очках, старого, но не слишком, с покрытыми табачным налетом зубами, трех- или четырехдневной щетиной. Он держал в руках тарелку супа. Волосы его были подстрижены не ровно, а какими-то клоками, из-за чего голова выглядела очень странно, и я подумала, что оттуда скорее всего исходят тупые мысли.

Из дома доносился характерный запах — это была берлога заядлого курильщика.

— Падре, я пришла, потому что мне рассказали об ангеле… — сказала я, пытаясь укрыться под козырек над крыльцом.

Он с отвращением процедил сквозь зубы, что не слышал ни о каком ангеле. В супе плавали куски моркови, а беспокойные взгляды, которые мой собеседник бросал сквозь очки, говорили о том, что обед остывает. Но я настаивала:

— Понимаете, мне рассказали про ангела…

— Да нет же! Нет! Какой еще ангел?! Говорю вам: нет тут никаких ангелов! — сердито крикнул священник, потом добавил, что если я и в самом деле желаю помолиться Господу и услышать Его истинное слово, то должна вернуться к пятичасовой службе.

Я подумала, что у старикашки уже начался маразм, но терпеть больше не могла, так что пришлось попросить:

— Простите, святой отец, вы разрешите мне воспользоваться туалетом?

Он замешкался, возможно отыскивая предлог, чтобы отказать, но все же отошел в сторону, позволяя мне пройти.

— По галерее вдоль патио до конца, — проворчал он.

Я вошла. Жилище состояло из единственной пустой комнаты с двумя дверями — одна вела на улицу, другая — в патио. Кроме хозяина, тут никого не было. Хотя правильнее будет сказать: кажется, тут уже долгие годы никого, кроме него, не было. Лишь по склянке с пластмассовыми цветами, погребенными под слоем пыли, можно было предположить, что когда-то за порядком в доме следили женские руки.

— Ты промокла, детка, сними пальто.

— Не волнуйтесь, падре, все нормально.

— Нет, не нормально. Ты пачкаешь пол.

Попросив прощения, я попыталась промокнуть лужу бумажным платочком, найденным в кармане, скинула плащ и повесила его на указанный хозяином гвоздь.

Я пересекла патио, по которому гулял сквозняк, и, пока трусила по галерее, украшенной цветочными горшками без цветов, где поверх высохшей земли лежали окурки, думала о том, что густая щетина священника, должно быть, царапается, как наждак. На секунду я даже попыталась представить себе, как буду защищаться, если он попытается до меня дотронуться.

На меня никогда не нападали незнакомцы, однако временами меня охватывало параноидальное предчувствие того, что это может случиться. Абсурдность самой этой мысли разозлила меня: и с чего я решила, что может произойти подобная глупость, бедняга явно только и помышляет о том, чтобы я оставила его в покое, дав возможность насладиться своим супом.

Если не считать кучки недостиранных носков в ванне, санузел было довольно чистым. Все же я не стала садиться на сиденье — ведь с детства нас, женщин, учат проявлять чудеса акробатической ловкости, и в чужом доме мы умеем пописать стоя так, чтобы не коснуться унитаза и не намочить трусы. Задвижки на двери не было, и я придерживала ее рукой на случай, если кто-то (но кто, бога ради?) попытается ее открыть. Поэтому я и говорю, что женская психология порой страдает завихрениями: в нас живет убеждение, что все злые силы мира постоянно подстерегают нас, стараясь прокрасться у нас между ног.

Зеркала в туалете не было — и его очень не хватало, потому что мне придает бодрости возможность посмотреть на свое отражение и убедиться, что все в порядке. На стене висела лишь полочка с единственным предметом на ней: зубной щеткой с желтой и измахрившейся от старости щетиной, которая против моего желания приоткрыла завесу частной жизни угрюмого обитателя этого дома и рассказала правду о его одиночестве.

Вернувшись в комнату, я застала падре сидящим на койке и с каким-то особенным трепетом поедающим суп, он так низко склонял лицо к тарелке, что очки его запотели.

— Так значит, нет никакого ангела? — в последний раз попыталась я вернуться к интересующей меня теме.

— Ангел-ангел! Дался всем этот ангел! Вам случайно не приходит в голову, что это может быть посланник снизу, а?! Что, если тот, чье имя я предпочел бы не упоминать, использует эту уловку, чтобы привести к погибели невежественную толпу? Вы о таком не думали?

— Так вы полагаете, что этот ангел — скорее бес?

— Я уже сказал вам, приходите к мессе в пять! Как раз сегодня я поведу об этом речь. И публично изобличу еретиков из этого квартала, а нынешняя ересь того же характера, что и прежние, как у Псевдо-Дионисия Ареопагита[3], или у Адальберта Отшельника. — Голос священника дрожал от гнева. — Эти, из Галилеи, они даже бо́льшие грешники, чем Симон Волхв[4], ошибочно провозгласивший, что земной мир сделан из той же материи, что и ангелы. Пусть дрожат перед анафемой сегодняшние вероотступники! Пусть не играют с огнем. Потому что можно обжечься! Но больше я вам ничего не скажу. Нет, хватит, я не собираюсь опережать события! — Он сделал паузу, чтобы перевести дух и вытереть рот платком. — Приходите в пять к мессе, если хотите в чем-то разобраться.