Среди междупланетного пространства, в мути Меркурия (цвет лиловый) и Воды
лежит крест земли, квадрат, кватернер, неподвижный, тяжелый, косный. Духи 4 стихий — элементали — Лев, Орел, Телец, Человек живут по сторонам креста, но не в силах его ни оплодотворить, ни двинуть, доколе Ариэль-ангел, владыка нашей сферы, не даст в дар земле свое семя».
Квадрат земли в планетной паутине,В лиловой мути, музыкою струнНе могут двинуть дети тварной тины,Элементали, труженики лун.
И на концах Кватернера немогоИх четверо, непосвященных в рок,Не смеют взять из спящих горнов СловаВ огне стихий калящийся клинок.
Природа ждет. Офиоморфос в гневеУстал смотреть на торжище тоски,Где Мать-Земля колышет в мутном чревеУродливых зародышей клубки.
Природа ждет. И, выся фаллос рдяный,Весенний маг приносить некий дар —И двинул ось телеги первозданнойВ скрипучий путь ведя упругий шар.
Качнулся крест. И, дару воли рады,Четыре зверя, ныне зная цель,Завертят круг космической триады,Тобою вдохновляясь, Ариэль.
«Дано нам зренье, видящее вне…»
Дано нам зренье, видящее вне.Слух дан на радость. Тело — спелый колос.А наше Я лежит на глубинеМы говорим, и слышим только голос.
Какая тайна тщетная: любить,Другого видеть в зеркале нетленном,Смотреть в него, а самому — не быть,В своем глазу не быть запечатленным.
О, дай мне видеть подлинный мой лик,Тот некий дух, что, вспыхивая скоро,Преображает каменный двойникДвиженьем мысли, светом разговора.
И вот мой голос… мой ли это Глас?И вне меня я вижу ваши лица,Но нет моих знаменований — глаз…И только звук, один, в пространство мчится.
Никтомерон(Молитва часу вечернему)
О, Роза Сущего! В алмазных росахТвоя Корона! Ангелы и львы,Вращайте многоокие колесаСтоярусных ковчегов Еговы!
В кратер луны роняя жемчуг серый,Вечерний час, гаси светильник дня.Шестокрылатые! Из сферы в сферуПерелетайте, крыльями звеня.
В огне стихий трепещущие ризыЧетверобуквенный Бог-Цебаот,Ты распростер, развертывая книзуСверкающие звенья сефирот.
О, Роза Сущего! Господь Синая!Премудрость числ, Двунадесять Имен!Встречая мрак, уста мои пылают,Вечерний час, тебе Никтомерон!
«Рыб несказанного улова…»
Рыб несказанного уловаЯ не могу Тебе нести,И принимаю с полусловаМирские разные пути.
Но в час, когда денная злобаДовлеет властвовать со мной,В Твоем саду стоять два гроба,Одной укрыты пеленой:
Почиет здесь Двойник предвечный,И, духа веянье храня,Вверху колеблется двусвечникВысоким пламенем огня.
А там, у трудного предала,За крепкой каменной стеной,Во сне покоятся два тела,Одной укрыты пеленой:
Камином комната согрета,Блестят вощеные полы,Вокруг обычные предметы —Кровати, стулья и столы,
Две шторы по бокам на стражеУ непрозрачного окна,И не пылающие стражи,И не покой, и не весна.
«Не серебро, не золото…»
Оловянное кольцо освяти; от муки, от розыска, от всякой потери.
А от муки сердечной — не поможет.
Волшебная книга
Не серебро, не золото,В горне я плавил олово,А потом туголетом молотомВыковал кольцо тяжелое.
Лесная чадь некрещенаяМеха раздувала в кузнице;Круглыми платили червоннымиЗа работу руки искусницы.
А кольцо из олова — малое,Но сила в нем — небывалая;Потому и невеста дьяволаНе часто кольцо надевала.
И когда в застенке пыталиЛютой мукой ее без жалости —Рвать остриями устали,Острия о тело ломались.
Ты не плачь, палач, что не страшен,И напрасно тиун дивится:Только одной муке на шабашеНе может кольцо противиться.
«Упали вновь, упали кости. Чет…»
Упали вновь, упали кости. Чет.Который раз все тоже: чет, не нечет!Опять выигрывает звездочет,Тот шарлатан, который кости мечет.
Он, ночью, темный разговор ведет,И, засыпая, верю я во что-то,А там, на небе, проверяют счетНеунывающего звездочета.
И утром на душе опять темно;И вновь рука, не думая о госте,Роняет на зеленое сукноЩербатые, изгрызанные кости.
Никак не может выиграть игрок,Неверующий, слабый, подневольный…А за окном, — пастушеский рожокПоет себе, веселый и довольный…
Донос
Закройте двери на запор!Выхватывайте пистолеты!Гвоздями кованы щиблеты,Стволы нацелены в упор.
Железо врезалось со свистом,Ударил лом: ломают дверь.Без промаха стрелять теперьЗастигнутым контрабандистам!
В татуированной руке,Дрожащей в ярости и злости —Вино и женщины и костиИ лодка, скрытая в песке.
А ты, седая борода,Быть может глух, быть может стар ты,Но здесь мы проиграли в картыСегодня больше чем всегда!
Согнувшись где-нибудь на стуле,Пьешь в кабаке на берегу:Седьмую меченую пулюЯ для тебя приберегу.
Расстрел
Мне снилось: я под дулом пистолета;У самого лица — холодный ствол.В подвал врывался терпкий запах лета,В висках стучало; колебался пол.
Все: трепетанье вздувшейся рогожи,Обрывок неба — голубой кумач,Край рукава и душный запах кожи —В тебе сосредоточилось, палач.
Вот — затряслось. Вот — в сторону рвануло.Подбросил ветер волосы мои,Качнулся череп, тело соскользнуло,Как сброшенная чешуя змеи;
Расстрелянное трепетало тело,Хлестала кровь из чёрного виска,А я летел… и, вся в огнях, летелаНавстречу вечность — в дыры потолка.
Город
Вода зеленая, просторный пруд,Болото топкое, тропа глухая.Здесь город погребен; по страшный судНе встанет, колоколом громыхая.
Но звон идет подводный под землей;Гудит скала на Рождество Христово;На Пасху — свет и факел смолянойВ том месте видит темная дуброва.
Ночь святочная не была ясна;Шли странники — оборваны и пьяны.В мешках — личина да бутыль вина,Да праздничные драные кафтаны.
Шли по лесу и проглядели ночь.Ночь подошла — куда искать дороги,Когда так холодно, идти не в мочь,Озябли руки, онемели ноги…
И вот решили: развели костерь;Пошла бутыль с краюхою на ужин.Снег падал с веток. Ледяной коверХрустел под натиском морозной стужи.
А там, в лесу, летали огоньки,Трещали и потрескивали ели;И от вина пьянели старики,В тепле костра худые кости грели.
Лед на болоте — тонкая слюда:Ему ль сопротивляться силе-зелью,Когда рождественская поднялась звездаИ стала колдовать над белой елью.
И вот пошел по лесу тяжкий гуд;Невидимая началась работа.Запенился, заколыхался пруд,Лед затрещал — и тронулось болото;
Дрожали сосны, сталкивались льды,Земля тряслась широкими толчкамиИ город, потаенный, из воды,Стал подыматься, тверд и белокамен…
И так неупиваемая глубинаОт глаз людских укутанная мохом,По воле Бога сделалась виднаДвум пьяным и убогим скоморохам.
Мой дом