прежде чем закончить утренний туалет, Люций Орион всегда спускался на кухню в одном халате. Там он, напевая себе под нос, неторопливо заваривал терпкий чай, а после садился в стоящее в гостиной кресло. Оно располагалось напротив огромного окна, и Люций Орион мог отрешённо созерцать мир, наслаждаясь приятно горячим напитком. Так он сидел около получаса, наблюдая и размышляя, и только после этого занимался прочими намеченными на день делами.
Собственно, так как нынче была среда, Люций Орион именно что восседал в своём кресле и именно что пил чай. При этом он смотрел не столько на улицу, сколько на небо. Солнце заволокли плотные низкие тучи. Снег срывался с этой перины пышными хлопьями, и всё было тихо, мирно, как вдруг…
Тук-тук-тук.
Тук!
Тук-тук.
— Кто это ещё там такой настойчивый? — ворчливо произнёс Люций и, отставив чашку на столик, вынужденно подошёл к окну так, чтобы ему была видна входная дверь. На пороге топтался хорошо знакомый старшему преподавателю кафедры сглаза и проклятий охранник Билл Блум. Причём этот мужчина несмотря на то, что Люций скрывался за шторой, заприметил хозяина дома и, улыбнувшись, приветливо замахал ему рукой.
Поняв, что сделать вид, будто он ещё спит, не получится, Люций обречённо подошёл к входной двери, однако открыл он её не сразу. Сперва преподаватель глянул в зеркало, и только потом, запахнув халат получше, отодвинул маленький засов в сторону и открыл дверь. В лицо ему тут же пахнул холодный свежий воздух.
— Доброе утро, мэтр Орион, — сказал охранник и тут же зябко поёжился. Варежек и шапки на нём не было, как если бы он вышел на улицу в спешке.
— И вам, мистер Блум. Что привело вас ко мне в такое время и погоду?
— Наша дружба, — резко посерьёзнел тот. — Думаю, мне стоит кое-что рассказать вам прямо сейчас. Быть может, так у вас получится избежать неприятностей.
Люций не мог назвать Билла Блума своим хорошим приятелем, они всего-то некогда учились на одном потоке, но сказанное заставило его резко забыть про собственное недовольство утренним визитёром. Он вмиг нахмурился и пропустил запорошенного снегом мужчину в дом.
— Что произошло? — негромко осведомился Люций, как только прикрыл дверь.
— Я едва заступил на утреннюю смену на воротах, — хрипловато зашептал Билл Блум, — как подошла некая лер Свон. И всё бы ничего, она имела право быть в городе, и в правильное время в академию вернуться решила, но…
— Что «но»? — засосало под ложечкой у Люция и не зря, вскоре его глаза округлились, как блюдца.
— При ней был мешок. Весь в пятнах кровавых.
— Эм-м, а вы проверили, что в нём?
— Разумеется. И вот верите, ну не запрещают правила академии такое проносить, а потому пришлось пропустить мерзавку. У этой лер Свон там несколько свежих собачьих шкур лежало. Освежевала где-то в городе, значит.
Жизненный опыт не позволил Люцию прикрыть лицо рукой и застонать, он остался стоять с прежним серьёзным видом, хотя мысли его лихорадочно метались. Будучи куратором группы, он нёс ответственность за поступки нынешних первокурсников, а потому вовсю обдумывал в какие проблемы может вылиться такое вот происшествие. Однако, размыслить всё до конца он не успел, Билл Блум продолжил:
— Понимаете, мэтр Орион, мне сразу показалось это подозрительным. Но что я мог поделать? Пропустил. Решил, что потом вам про всё доложу. А там всего-ничего по времени прошло, и ещё один к нам посетитель пожаловал. Только уже следователь. Сказал, что к ректору по делу важному, срочному и касаемо убийства. Поэтому…
Тут Билл Блум замолчал, но его взгляд говорил о многом.
— Спасибо за предупреждение, — поблагодарил побледневший Люций. — Действительно спасибо!
— Да не за что. Не хочется мне, чтобы вы из-за такой дряни проблем заимели, поэтому и пост свой покинул. Вы уж там держите ухо востро.
На этих словах Билл Блум попрощался кивком головы и поспешил обратно к воротам. Люций, настроение которого резко испортилось, понял, что его чаепитие не состоялось. Перескакивая через ступеньки лестницы, он вернулся в свою спальню, поспешно оделся в учительскую мантию и быстрым шагом направился на кафедру некромантии узнавать все подробности из первых рук.
***
Покуда Люций Орион общался с Биллом Блумом, Мила наконец-то закончила разжигать огонь в очаге. Она очень устала за ночь, но сперва хотела согреться, а потому пошла на кухню, а не в свою комнату. Спальни не протапливались, их можно было обогреть только принеся в них специальный глиняный горшок, в который помещались горячие угли. Так себе обогрев, через часа два его следовало обновлять, однако не про убогость своего жилья нынче Мила думала. Все её мысли занимали два обстоятельства — как бы поскорее смыть с себя всю эту грязь, весь этот мужской пот, запах и… как же такое с Питрином произойти могло.
Подвесив на специальный крючок чайник, молодая женщина жалобно хлюпнула и тихо прошептала:
— Бедный Питрин.
Мысли о безжалостно разрезанном на куски друге возобладали над мыслями о собственном несчастье. Мила горько заплакала, повторяя раз за разом имя Питрина. А там вода в чайнике забулькала, крышечка его начала подпрыгивать, из носика потянулся пар. Поэтому Мила взяла в руки полотенце и, ухватив тяжёлый чайник за дужку, поставила его на дощатый стол. Обстановка на кухне была совсем простой.
— Милка, это ты там шебуршишься? — вдруг услышала она знакомый голос.
Мгновением позже на кухню вошёл Саймон. Вид у него был сонный и даже какой‑то недовольный. Пожалуй, он хотел бы поспать ещё немного, но красные глаза Милы вмиг насторожили его.
— Эм-м, — задумчиво промычал он. — Что-то случилось?
— Да, — шепнула Мила и, сев на скамейку, уткнула лицо в ладони. Молодая женщина не смогла удержаться от череды долгих всхлипов, но поданный Саймоном платок помог ей успокоиться. Она вытерла слёзы и, начиная мять платок в руках, рассказала другу про ночь, улицу, бочку, мёртвое тело… От того, что она рассказала, сонливость слетела с Саймона моментально.
— Быть не может, — наконец, произнёс он и, с неподдельной тревогой посмотрев на Милу, уточнил. — Ты уверена, что это был Питрин?
Молодая женщина кивнула и, встав со скамейки, бросила на дно кружки немного сушёной ромашки.
— Я всё равно не верю, — замотал головой ошарашенный новостью Саймон. — Ну никак поверить не могу.
— Умом я тоже не могу поверить, но… Я вот этими самыми глазами его мёртвое лицо видела. Это был он. Это был Питрин!
Понимая, что так она на истерику сорваться может, Мила отвернулась от Саймона и налила в кружку кипяток. Кухню тут же наполнил солнечный аромат ромашки.