Читать интересную книгу Останкинские истории (сборник) - Владимир Орлов

Тем временем Шубникова ожидал серьезный посетитель. Объявил, что ни с кем более разговаривать не станет, никаких предварительных объяснений не даст и что в беседе с ним должен быть заинтересован сам Шубников. Сказал, что посидит полчаса, а потом пусть пеняют на себя. Голушкин выяснил: посетителя привезла машина достаточно черная и ждет. Посетитель был, на взгляд Голушкина, тридцати восьми лет, грузный, но способный бегать кроссы в Сокольниках, ходить на стрельбище и использовать приемы ушу. Он имел вид сановника, который хотя и блюдет, но и не брезгует, а подчиненных направляет, как недреманный сыч, проверяя по часам, не храпят ли они, правильно ли расставлены, присутствуют ли и не пьют ли чай. Такому посетителю Голушкину особенно хотелось досадить. А тот, выдержав свои полчаса и сверх них сорок минут, дал понять, что недоволен и скоро себя проявит. Голушкин попросил Бурлакина предупредить Шубникова, если тот, конечно, остыл («Хорошо бы карты не валялись или хотя бы хрусталь не был разбросан»), и сообщил посетителю, что его, видимо, примут.

— Перегонов, — представился посетитель Шубникову и энергично, как награду, протянул ему руку.

Шубников руки Перегонова не заметил, кивком предложил посетителю сесть. Перегонов не стал скрывать возмущения, хмыкнул обещающе, сел, сказал:

— Батюшка, оказывается, невоспитанный. Что же, воспитаем.

— Что? — спросил Шубников.

— Я говорю: воспитаем! — обрадовался Пере гонов.

После удовольствий, вызванных пандейрой и глупостями ничтожеств, Шубникову захотелось приоткрыть силу и убедиться — при нем ли она. Он взглянул на наглеца коротко и зло. Перегонов задергался, стал проверять карманы пиджака и брюк, вынул зеленый шелковый носовой платок и положил его на стол.

— Уберите, — сказал Шубников. — Я не страдаю насморком.

— Извините. Я совсем не то! — поспешил Перегонов.

— Слушаю, — сказал Шубников, отпуская силу.

— Мы бы хотели вас послушать…

— Слушаю, — повторил Шубников.

— Меня направили к вам с требованием, — словно бы не веря самому себе, произнес Перегонов.

— С чем?

— Нет, извините, извините, — заторопился Перегонов. — Меня направили к вам с предложением.

— Обратитесь в отдел предложений.

— Нет. — Перегонов проявил твердость, какую почувствовал и Шубников. — Меня направили к вам, более ни к кому.

— О чем вас направили просить? — быстро сказал Шубников.

— О вертограде многоцветном.

— Что имеется в виду?

— Именно вертоград многоцветный. Вы должны понять. А поняв, обязаны способствовать нам.

— Не обязаны, — сказал Шубников. — И не должны. Но понять сможем. Кстати, те, что вас посылали, имеют представление о ценах на подобные услуги?

— Есть случаи, — улыбнулся Перегонов, — когда можно обойтись и без цен.

— У нас ни для кого нет привилегий и исключений. Для нас все население одинаковое.

— Вашу деятельность никто не изучал? — поинтересовался Перегонов. — Хотя бы с финансовой точки зрения. Есть ли соответствие правилам и установлениям? Возможны и другие ракурсы.

Шубников не счел необходимым отвечать.

— А то ведь можно вас вот эдак да и ногтем! — И Перегонов движением пальца показал, как можно поступить с Палатой Останкинских Польз.

— Не вы ли уполномочены быть ногтем? — спросил Шубников.

— Не ваше дело, — нахмурился Перегонов.

— Вы не фининспектор?

— Неужели я похож на фининспектора?

— Вы похожи на начальника футбольной команды первой лиги.

— Ну-ну! Шутить изволите, батюшка. А дерзите вы нам напрасно. Я ведь пришел к вам от Каленова.

— От Каленова. И что же?

Этот вопрос как будто бы смутил Перегонова.

— От Геннадия Павловича Каленова. Вы его могли знать. Он жил недалеко отсюда. Мы потому и решили обратиться к вам, что он тоже был останкинский. — Но тут Перегонову его интонации, видимо, показались излишне искательными, он добавил с усмешкой имеющего за спиной войско: — Вот так-то, батюшка!

Шубников действительно знал Геннадия Павловича Каленова. Тот жил когда-то через три дома от него. Белокурый, бледнощекий крепыш, ровесник Шубникова или года на два старше, иногда появлялся и в автомате на улице Королева. Там его Шубников и видел на расстоянии. В ту пору Каленов был ровня всем. Он внезапно развелся и, отвергая благоразумные советы приятелей, рискованно женился. Но города пали к ногам смельчака. Теперь вряд ли бы представилась возможность наблюдать Каленова на улице Королева среди тех благоразумных, но бывших приятелей. Он уже был ровня не всем. Из Останкина Каленов уехал. По останкинским улицам ходили лишь легенды о его удачах и увлекательной жизни.

— Хорошо. Я позвоню Каленову, — сухо сказал Шубников.

— Вас с ним не соединят. Не удостоят.

— Это не ваши заботы, — сказал Шубников.

— Я бы просил вас не звонить пока, — заерзал Перегонов. — Вышло бы преждевременно…

— Он вас ко мне не посылал?

— Видите ли, он, возможно, и не знает…

— Я так и понял, — сказал Шубников.

— Но я уполномочен на подобные акции и походы.

— С вашими полномочиями, — сказал Шубников, — вам следовало бы идти не к нам, а в магазин, где торгуют севрюгой горячего копчения.

— Оттуда сами прибегают, — сдерживая себя, произнес Перегонов. — А вы не то что прибежите. Вы приползете.

Шубников хотел было опять предъявить силу Перегонову, но раздумал, сам себе удивился: до того стал спокоен.

— С вами скучно разговаривать, — сказал Шубников. — Вы объявляете, что вы в команде известного мне человека и будто бы представляете его интересы, но ведь, кроме угроз и усмешек, вы ничего толком не можете произвести и, видимо, не знаете, зачем пришли. Если только припугнуть и заставить чем-то вам способствовать, это несерьезно. Будут у вас определенные заказы, без угроз и усмешек, приходите. Коли в наших возможностях — поможем, но на общих основаниях.

— Дурака из себя не стройте, батюшка! — посоветовал Перегонов. — Мы вас именно на общих основаниях упраздним!

— А если вы хотите знать, — Шубников будто и не слышал последних слов Перегонова, — чем мы занимаемся и что можем, пожалуйста, пришлите своих наблюдателей.

— Наши наблюдатели здесь есть, — сказал Перегонов.

— А вы не наблюдатель? — спросил Шубников.

— Я не наблюдатель! — хохотнул Перегонов. — Я силовой акробат!

— Пусть так! — сказал Шубников. — Пусть так. Оттого вы, наверное, и не знаете, чего вам следует хотеть.

— Я знаю, — сказал Перегонов. — И многое могу. И даю вам время подумать. Сейчас вы уверены в себе, а завтра нечто возьмет от вас и упорхнет. И запомните: вертоград многоцветный.

— Посоветуйте заглянуть вашим наблюдателям на уроки Высшего Света с погружением.

— Вы все никак не можете взять в толк, с кем имеете дело, — опечалился Перегонов. — Ваши уроки — для мещан, пожелавших перейти во дворянство. У нас свои погружения, какие им и вам недоступны. И вы будете нам способствовать…

— Все! — встал Шубников. — Разговор окончен.

— Не суетитесь, батюшка!

— Прошу убраться! И если у нас завтра нечто может упорхнуть, то ведь и у вас послезавтра все может рухнуть!

— Вы думаете, что говорите? — Кулаки Перегонова были сжаты.

— Думаю! Да, рухнуть. И без всякого нашего вмешательства, а подчиняясь обыкновенному ходу времени. И вон отсюда!

— Ну-ну! — Теперь встал и Перегонов. У двери он улыбнулся, и в улыбке его было сострадание к безрассудному человеку. — Придется иметь дело с Михаилом Никифоровичем Стрельцовым.

— Вон отсюда! — кричал Шубников уже закрывавшейся двери.

Он немедленно запросил у директора Голушкина сведения о Каленове и его окружении. На улице Цандера могли упустить из виду пандейро, но о Каленове обязаны были знать. Справка, поданная Голушкиным, показалась Шубникову куцей и дрянной. «Тупицы! Тупицы! — повторял Шубников. — Бездари!» Он прочел: «Они сидят на золотых стульях, уселись на них случайно, но полагают, что по праву. Они живут настоящим в отличие от хлопобудов, суетящихся ради будущего. Да и что им будущее, свое или чужое? У них все есть в настоящем. Будущего у них может и не быть. Они об этом не думают. Инспекторы ГАИ за ними не гоняются, да и не угнались бы. У них сейчас хорошие номера. Они игроки и повесы. Зачем им лишние сердолики, они и сами не знают. Такой стиль. Удовольствие и роскошь. А потому им чего-то должно не хватать. Зарвались. Но как бы нечаянно. Под покровом же их существуют и беззастенчивые дельцы».

Эдак можно было бы написать о ком хочешь, подумал Шубников. Тоже захотели свою пандейру. Только для них это — вертоград многоцветный. Теперь Шубников отчасти жалел о том, что резко разговаривал с Перегоновым и выгнал его. Но кто они? Мелкие твари, усевшиеся и не в золотые, а в позолоченные кресла. Однако все же с драгоценными камнями в подлокотниках!