Но тут мне не везёт. Отступая, налетаю спиною на один из столов, стоящих на веранде, замедляюсь и журналисту таки удаётся схватить меня за руку.
- Ага! – радостно кричит он. – Теперь никуда не денешься! Полиция! Кто-нибудь, - вызовите полицию!
- Руки! – требую у него. – Быстро отпустил!
Но выполнять мои требования явно не собираются. Наоборот, ещё сильнее стискивают запястье, видимо специально стараясь причинить боль. Понимание происходящего усиливает моё внутреннее негодование.
Кто ты, падла, такой, чтобы руку мне ломать?! Ну ты сам напросился!
Бросаю взгляд на противника, оценивая наше совместное расположение. Похоже, пришло время применить «оружие», которое, как обещал капитан, инструктор рукопашного боя, – «будет всегда со мной». Память с готовностью подсказывает аж целых два варианта более-менее разученных бросков. Но эта журналистская тварь гораздо тяжелее меня. И если приём будет проведён неудачно, то свалившись сверху, она просто расплющит меня своею массой. Здесь нужно бить. И без всякого сомнения – ногами!
Максимально удаляюсь от оппонента, на всю длину вытянутой руки. Тот дёргает меня к себе. Не сопротивляясь, начинаю движение в заданном направлении. В процессе перемещения хватаюсь свободной рукой за чужую руку и, используя ту в качестве дополнительной опоры, разворачиваюсь боком, нанося удар ногой снизу-вверх.
Нн-нна!!
![]()
«Нн-нна»!!
Подошва моей кроссовки чётко впечатывается в челюсть слишком многого возомнившего о себе аджосси. Мгновение спустя почувствовав свободу в захваченной им руке, начинаю движение назад и в сторону, желая разорвать дистанцию. Получившего же по роже удар разворачивает вокруг его оси, и он летит лицом вперёд в сторону от меня. Спустя пару секунд раздаётся грохот падения, сопровождаемый содроганием пола и каким-то громким хрустом.
«Дотрынделся!» - удовлетворённо думаю я, смотря на неподвижное тело. - «Чёртов дебил. Хватать руками боевого офицера! Небось привык к общению с зашуганными айдолами, которые тени своей бояться, а тут – «сюрпаайззз»! … Бли-ин! Идиота кусок!»
Присмотревшись к валяющемуся на полу, обнаруживаю, что в процессе приземления он «прошёл» лицом сквозь стул. Пробил им все тонкие деревянные рейки, из которых была сделана «седушка». Как говорится, - не было печали…
Разочаровано цыкнув зубом, подхожу и опускаюсь на одно колено рядом с поверженным. Вижу, как из-под его опущенной вниз головы, течёт кровь. Смотря, как она растекается, двумя пальцами, аккуратно, пытаюсь найти на шее аджосси пульс. Сразу сделать это не получается, но потом нащупываю за челюстью уверенное биение сердца. Облегчённо выдыхаю.
Похоже, нормально. Не жмур. Просто оглушён. Теперь можно посмотреть, как дела у «фейса», которым он, буквально почти - об «тейбл» …
Задумываюсь, как в одиночку перевернуть мужика. Через две секунды отказываюсь от этой глупой затеи. Я не Шварценеггер, тяжести ворочать. Беру за волосы и просто поворачиваю голову вбок.
Ну и как тут у нас? Хм… Скажем - не страшнее, чем виденные битые рожи после кабацких драк. Отличие лишь в наличии глубоких царапин от сломавшихся реек. Мужики друг друга кулаками бьют, а тут его словно бабы ногтями драли. Вояка… Губы – в лепёшку, нос, может быть даже и сломан, но это фигня, «починят». Зубы… неизвестно. Пересчитывать не полезу. Если что – новые вставит. Помогут в следующий раз за языком следить… Это не главное…
Поочерёдно оттягиваю веки. Смотрю, как там поживают глазные яблоки. Глазки закатились, но деревяшки наружу из них не торчат, значит целые.
Зрение, - вот главное, всё остальное на лице – ерунда. Мужик должен быть чуть красивей обезьяны. Если кто с этим не согласен, пусть несёт деньги в косметологическую клинику.
«Ну что, нужно вызывать скорую…». – решаю я, тщательно вытирая пальцы о спину журналиста. – «Пусть приезжают, забирают. Чёрт, а я ведь реально мог отправить его на тот свет! Если бы рейка со стула вонзилась в глаз под каким-нибудь не тем углом…».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Встаю на ноги, ощущая нарастающую тревогу от мыслей о возможном неприятном исходе драки.
Это был бы номер, если б кто-то помер…
Тянусь за своим телефоном, но едва успеваю к нему прикоснуться, как он взрывается музыкой. Дёрнувшись от неожиданности, хребтом ощущаю прибытие новых проблем, так как играет мелодия звонка СунОк.
- Что случилось? – ответив, сразу спрашиваю я.
- Мама в больнице! – кричит в ответ в трубку онни. – Её увезли на скорой!
- Что с ней?
- Она на обследовании! Ей стало плохо!
- Понятно. Ты где?
- Вместе с мамой, в госпитале «Гиль», который у университета «Гачон»! Подожди, меня зовут! Потом перезвоню!
Держу в руках замолчавший телефон, чувствую накатывающий на меня страх.
Мама! Что с ней? Нужно срочно ехать в госпиталь! А что делать с этим?
Глянув на распростёртое у ног тело, поднимаю голову и нахожу взглядом подростков, кидавших в меня кофе. Они не убежали. Стоят, молча смотрят издали.
- Эй, вы, малолетние идиоты! – кричу им я, делая рукою жест приблизиться. – Быстро идите сюда и помогите этому многолетнему идиоту!
- Живо! – рявкаю, не видя движения.
После прозвучавшего рыка молодёжь, как-то робко, натыкаясь друг на друга, начинает перемещаться в мою сторону. Глядя на них решаю, что особо рассчитывать на эти «тормозы» не стоит. В поисках кого-нибудь ещё, кому можно поручить ответственное дело, обвожу взглядом окрестности. Обнаруживаю оператора с камерой, который, похоже, не прекращал снимать.
- Аджосси, вызовите врача вашему коллеге. – прошу я его.
Но тот, как говорится, - и «ухом не ведёт». Продолжает целится в меня камерой.
Ну вас всех нафиг! Разбирайтесь здесь сами! Мне нужно к маме!
(позже. Госпиталь «Гиль», первый этаж здания, помещение для посетителей)
- Онни, что с мамой?
К СунОк с встревоженным видом быстро подходит ЮнМи.
- Что сказали врачи? – задаёт она следующий вопрос.
СунОк несколько мгновений сморит на младшую сестру. По её лицу понятно, что она недавно плакала.
- А, это ты… - произносит она с недоброй интонацией. – Явилась…
Не ожидав столь не ласкового приёма ЮнМи замирает в удивлённом непонимании.
- Когда нужна твоя помощь, тебя вечно нет! – уже обвиняющее восклицает СунОк. – Занимаешься своими делами, а потом прибегаешь с озабоченным видом узнать, - «ой, что там с мамой?» Действительно узнать хочешь? Так вот, врачи сказали, - мама могла умереть! Ей нельзя волноваться! Совсем! Тебе же на это – плевать! Ты занята только собой! Эгоистка! Лгунья! Высокомерная дура!
Яростно сверкая глазами СунОк встаёт с кресла и делает шаг к ЮнМи. Та, опасливо отступает назад.
- Сколько я тебя просила?! – напрягая связки кричит СунОк. – Сколько?! Почему тебе плевать на мать?! Кто ты такая, так поступать?!
Наступает тишина. СунОк прерывисто дышит, с гневом глядя на свою тонсен. Та, втянув голову в плечи, исподлобья молча смотрит в ответ потемневшими глазами.
- Если мама умрёт, я останусь одна. – неожиданно спокойным голосом произносит СунОк. – Моя жизнь разрушена, а сестра стала чужой. Лучше бы ты тогда умерла!
Люди, ставшие невольными свидетелями семейного скандала, изумлённо ахают, услышав такие жестокие слова.
- ГуаньИнь тебя покарает. – с уверенностью обещает СунОк, впавшая в обвинительный раж. – За предательство родных!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Снова наступает тишина. Сёстры смотрят друг на друга. Окружающие ждут ответа ЮнМи. Но та молчит, и пауза затягивается.
- Твои глаза. – нарушая тишину неожиданно произносит СунОк. – Они больше не синие.
Вокруг раздаются удивлённые возгласы. ЮнМи продолжает молча стоять, никак не реагируя на слова.
- Посмотри. – предлагает ей СунОк и достав из сумочки зеркальце, подходит к сестре.
