Читать интересную книгу Гном. Трилогия - Александр Шуваев

  Он придумал маятниковый метод определения сечений, который не требовал особых хлопот и квалификации, только времени. Придумал кое-что еще, для него вполне очевидное, а для людей рядом с ним оказавшееся чуть ли ни откровением, а за этими делами не заметил, как без натуги прошло несколько лет. А потом не без удивления заметил, что оказался в числе первачей. Целым начальником отдела Биологической Защиты. Теперь положение позволяло ему обратиться в Стык.

  Официально это укромное учреждение переименовывалось неоднократно. Например, к моменту обращения, оно именовалось Межведомственный Комитет по Координации научно-технических Разработок при Совете Министров СССР. А бывало и Комиссией, и Отделом, и Бюро, и даже Специальной Технической библиотекой. Запомнить все имена учреждения было немыслимо, и, кроме того, у ведущих разработчиков, всех этих Генеральных, Главных и прочих генералов от насквозь военизированной науки, в очередной раз всплыла мода на короткие, выразительные названия. Они и друг друга-то звали "эспэ" да "пэвэ", а уж диковинной конторе сам бог велел иметь прозвище. Так что "Стык" - и не иначе. До этого ответственным людям можно было знакомиться с достижениями смежников исключительно через личные контакты, нарушая режим секретности и заставляя нарушать его других. Зачастую, не зная даже, что они смежники, и не зная, кто является смежником. Это сходило до тех пор, пока темы и люди исчислялись единицами, пока ключевые фигуры так или иначе знали друг друга, потому что когда-то и где-то вместе учились, или работали. Нередко даже сидели вместе.

   Когда количество так или иначе причастных возросло буквально в тысячи раз, кустарный подход начал давать сбои, а потом перестал работать вообще. Режим, секретность, сверхсекретность начали отделять секретоносцев друг от друга наглухо. И не то, что правая рука не ведала, что творит левая, а и мизинец слишком часто не знал, где ковыряется указательный палец. Интеграция работ через посредство высших чиновников доказала полную свою неэффективность. Но вот в сорок пятом, когда Берович неожиданно предложил концепцию Стыка, то понимания не встретил. Большинство людей искренне не понимают, откуда появляется срочная необходимость менять то, что до сих пор исправно работало. Вопреки всякой очевидности мир кажется им чем-то неизменным. Но, очевидно, что-то от его предложения осталось, зазубренным осколком застряло в головах. А потом оказалось, что дублирование разработок достигло чудовищного уровня, снижая эффективность научно-технического поиска в разы. В данном случае политическое руководство страны никак не могло решиться и принять системное решение. По какой-то причине оно казалось им неким потрясением основ, хотя, казалось бы, - чего особенного? В конце концов чрезмерно осторожные, нерешительные, половинчатые меры предприняли, но быть слегка беременным невозможно*, и спустя недолгое время сложилась система Стыка. То поразительное время как раз и характеризуется тем, что Дело кое-когда начало одолевать цепенящие бюрократические ритуалы без прямого вмешательства первых лиц государства.

  *На самом деле можно. Но не больше трех месяцев.

  Здание на ленинградском проспекте с виду напоминало солидный особняк конца девятнадцатого века, располагалось в глубине обширного двора, засаженного высокими деревьями. Кое-какая охрана у ворот. Неброские таблички "Межведомственная техническая библиотека", "Централизованный Архив АН СССР", да: "Централизованное патентное бюро". Такого рода скучные конторы нередко располагают в приспособленных старых зданиях. Вот только, если приглядеться, становится очевидно: здание-то - новехонькое. И высокие деревья, создающие уютную тень во дворе, высажены такими, как есть. Взрослыми, высокими, тенистыми-раскидистыми. То, что еще при проклятом царизме выделывали не цари даже, но просто богатые баре, тем более может позволить себе первое в мире государство рабочих и крестьян. А неприметные таблички при том же внимательном взгляде никак не выглядели бедными. На окнах декоративные решетки из прутьев внушительной толщины, вход по пропускам. Пропуск, в принципе, доступен научному сотруднику из отраслевого НИИ, ведущему специалисту крупного завода, да и аспирант может получить его по ходатайству научного руководителя. Кому попало, правда, не выдают, тут оказывают недешевые услуги серьезным людям. А еще есть глубокая ниша, - или коротенький коридор-тупик, - что кончается дверью с табличкой: "Читальный зал научных сотрудников". А ниже, мелкими буквами, еще: "ВХОД СТРОГО ПО ПРОПУСКАМ". Какого-то, значит, другого сорта. У меня нет, у тебя - тоже, но, видимо, есть люди, у которых есть. И ниоткуда не следует, что счастливых обладателей такого пропуска по всей стране не наберется и сотни, а выписывают их на таком уровне, что шапка свалится, если захочешь глянуть.

  Запрос-заявку положено подавать на номерном здешнем бланке, их учитывают, испорченный положено сдавать, а на том, что идет в дело, опять-таки ставится номер пропуска. Первичная экспертиза заявки четверть часа. После этого вам либо говорят подождать столько-то, и выдают необходимую документацию, либо назначают срок для следующего визита. Это означает, что требуется дополнительная экспертиза, потому что неясно, кто может заниматься подобной тематикой и как далеко продвинулся, или известно, что таких разработок не существует в природе. Для ряда таких случаев существовал вариант контакта по телефону: клиента пропускали на узел кодированной связи, и он набирал на диске массивного телефонного аппарата свой индивидуальный код, случайную последовательность из двух букв и шести цифр. Если она входила в список, телефон включался, а специальная здешняя АТС соединяла его с абонентом. С исходно неизвестным абонентом по неизвестному номеру: остальное зависело от характера разговора. В варианте: "Нет, не наша тематика" - абонент так и оставался неизвестным. Иногда запрос просто-напросто выполняли, попросту через Стык, или после того или иного постановления свыше. Иногда начинался более или менее длительный процесс уточнений и выработки общей позиции. Охрана (как положено на самых серьезных объектах, тройственная: военные, чекисты, Четвертое Управление МВД) знала - кто, но не знала, по какому вопросу, сотрудники самого по себе Стыка, - так называемый "Внутренний Круг", - знали, по какому вопросу, но не знали - кто.

   Сам "Внутренний Круг", в свою очередь, состоял из экспертной группы, группы связи, группы каталогов, технической и секретной групп. Члены внутреннего круга имели, по сути, неограниченный доступ ко всей научно-технической информации Советского союза, и потому их личности были засекречены никак не меньше личностей Королева, Глушко, Чернякова или Курчатова. Тут надо отметить, что и сами они мало кому уступали ученостью. Это они впервые в СССР использовали ЭВМ для автоматической обработки "не цифровой" информации, - и написали для этого соответствующие программы. Это им принадлежит идея электронных баз данных вместе с системой автоматического поиска нужной информации. В значительной мере с их подачи разрабатывались новые типы носителей, позволившие уже к шестьдесят второму году полностью уйти от перфокарт с перфолентами. Наконец, это именно они первыми соединили несколько ЭВМ проводами... Многие из них покидали Стык, чтобы создать и возглавить целые научные направления, институты, объединения. Да мало ли что. А еще им приходилось мириться с тем, что надзор за ними, скорее всего, сохранится до конца жизни. Принадлежность к этой узкой касте никому неизвестных невидимок чем-то неприятно напоминала преступление без срока давности.

   Телефонные разговоры велись из кабин со звукоизоляцией, записывались, но записи следом же опечатывались тремя печатями, и читать их можно было только по особому постановлению. За все время существования Стыка оно не давалось, кажется, ни разу. Работая с документами, заметки делать было можно, а выносить их нельзя. Разрешалось только, опечатав, оставлять на посту: доставят курьером по указанному адресу, без разговоров, что угодно. Лица холерического темперамента бурно возмущались этим, именуя дурью: ЗАЧЕМ, если перлюстрация запрещена категорически? К той же категории относился запрет на запись "телефонного" кода. Ее полагалось держать в служебном сейфе, в опечатанном конверте из фотобумаги, а отнюдь не в записной книжке. А код следовало помнить наизусть. За записную книжку могли очень серьезно наказать. Интересно, что здесь, как и везде, имелись исключения: к примеру, Андрей Туполев в записной книжке запись кода как раз имел. И никто его не трогал. К этому времени он уже перестал считаться с условностями. Особенно такого рода гримасами режима возмущались евреи. Русские - терпели, потому что с молоком матери всосали: бюрократическому упырю кинуть кость так или иначе придется.