Черчилль принял меня в своем официальном кабинете, где обычно происходили заседания правительства. Он был в вечернем смокинге, с неизменной сигарой в зубах. Около премьера за длинным столом, крытым зеленым сукном, сидел Иден в легком темно-сером костюме. Черчилль исподлобья посмотрел на меня, пыхнул сигарой и по-бульдожьи буркнул:
- Приносите хорошие вести?
- Боюсь, что нет, - ответил я и подал премьеру послание И. В. Сталина.
Черчилль вытащил послание из конверта и, надев очки, стал быстро его читать. Читал он то молча, то вполголоса, иногда останавливаясь и как будто бы продумывая отдельные слова и фразы. Я сидел по другую сторону стола и внимательно следил за его реакцией. Черчилль читал вполголоса:
- "Приношу благодарность, - писал Сталин, - за то, что, кроме обещанных раньше 200 самолетов-истребителей, вы намерены продать Советскому Союзу еще 200 истребителей..."
Когда Черчилль произнес слово "продать", правая бровь у него удивленно поднялась. Я это мысленно отметил, но никаких выводов отсюда пока еще не делал.
Далее Черчилль молча пробежал несколько строк и опять вполголоса прочитал:
- "Относительная стабилизация на фронте, которой удалось добиться недели три назад, в последние недели потерпела крушение вследствие переброски на Восточный фронт 30-34 немецких пехотных дивизий и громадного количества танков и самолетов, а также вследствие большой активности 20 финских дивизий и 26 румынских дивизий. Немцы считают опасность на Западе блефом и безнаказанно перебрасывают с Запада свои силы на Восток... В итоге мы потеряли больше половины Украины и, кроме того, враг оказался у ворот Ленинграда... Все это привело к ослаблению нашей обороноспособности и поставило Советский Союз перед смертельной угрозой. Здесь уместно поставить вопрос: как выйти из этого, более чем неблагоприятного, положения?"
Черчилль остановился, подумал и затем вполголоса продолжал:
- "Я думаю, что существует лишь один путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с Восточного фронта 30-40 немецких дивизий, и одновременно обеспечить Советскому Союзу 30 тысяч тонн алюминия к началу октября с. г. и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков (малых и средних). Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбы с гитлеризмом"{191}.
Кончив читать, Черчилль передал послание Идену, который тут же его быстро пробежал. Потом Черчилль вынул сигару изо рта и, обращаясь ко мне, стал говорить, что он очень благодарен главе Советского правительства за откровенное изображение того положения, в котором сейчас находится Советский Союз, что он, Черчилль, хотел бы всей душой прийти нам на помощь, но что, к сожалению, вопрос о втором фронте во Франции или на Балканах в данный момент нереален. Англия не в состоянии этого сделать. Я стал возражать. Я говорил, что до сих пор Советский Союз по существу никакой реальной помощи со стороны Англии не имел, что никогда еще в истории нашей страны нам не приходилось выдерживать нашествия такой силы, как сейчас. Я не хотел бы прибегать к излишне драматическому языку, но все-таки, хладнокровно расценивая создавшуюся ситуацию, я склонен думать, что мир подошел к одному из поворотных моментов в своем развитии. Либо Гитлер будет остановлен на Востоке и в дальнейшем будет сломан хребет фашизма - тогда перед человечеством откроются широкие возможности прогресса и цивилизации, - либо Гитлер победит на Востоке, и тогда над человечеством опустится черная ночь самой изуверской реакции, и кто знает, сколько времени она может продолжаться. И если Гитлер победит, какова будет судьба Англии? Ее нетрудно себе представить... Поэтому долг каждого человека, каждого правительства, каждой страны, желающих прогрессивного развития человечества, именно сейчас напрячь все силы и оказать максимальное содействие СССР, чтобы облегчить и ускорить разгром германского агрессора. Конкретно это означает, что Англии следует в самое ближайшее время открыть второй фронт во Франции, Бельгии, Голландии, который отвлек бы с Восточного фронта хотя бы 30-40 немецких дивизий.
Все это я говорил горячо, взволнованно, почти вдохновенно, ибо мои слова только выражали глубокое чувство, которое тогда переполняло мою душу.
Черчилль слушал меня очень внимательно, но вдруг вскипел и воскликнул:
- Не забывайте, что каких-либо четыре месяца назад мы были один на один с Германией и не знали, с кем будете вы.
- Благодарите за это Чемберлена, - отпарировал я, намекая на срыв Чемберленом и Даладье переговоров 1939 г. о тройственном пакте взаимопомощи против гитлеровской агрессии. - Ведь вы сами были тогда против Чемберлена.
Черчиллю было явно неприятно это напоминание, он разгорячился и в резких выражениях стал доказывать, что мы не имеем права требовать от Англии отказа от своих интересов, а тем более требовать от нее невозможного, ибо открытие второго фронта в Северной Франции сейчас для Англии совершенно непосильная задача. Пролив, который мешает Германии перепрыгнуть в Англию, мешает также Англии перепрыгнуть в оккупированную Францию.
Зная темперамент премьера, я начал опасаться, что в пылу раздражения он может наговорить много лишнего и тем затруднит наши дальнейшие отношения. Поэтому я прервал его на полуслове и с улыбкой сказал:
- Меньше горячности, дорогой мистер Черчилль, больше спокойствия! Нам ведь надо прийти к каким-либо практическим результатам.
Мое замечание подействовало отрезвляюще на Черчилля, и оп сбавил тон. Потом уже своим обычным голосом он повторил, что о немедленном открытии второго фронта во Франции не может быть и речи, но что с вопросами снабжения дело обстоит иначе. Здесь британское правительство максимально пойдет навстречу СССР и притом без всяких отлагательств. Он, Черчилль, сегодня же ночью созовет начальников штабов (армейского, воздушного в морского) и вместе с ними обсудит, в какой мере Англия может выполнить пожелания Сталина. Завтра утром Иден сообщит мне о принятых на этом совещании решениях{192}.
Я пожал руку Черчиллю и Идену и отправился домой. Была уже полночь, луна скрылась, и на затемненных улицах царил глубокий мрак. Сидя в машине, я перебирал в уме детали только что состоявшейся встречи, и мне не давала покоя поднятая бровь премьера. Что это означало? Видимо, премьер был удивлен тем, что Сталин употребил слово "продать". Значит он ждал, что Сталин будет просить о снабжении оружием в каком-то ином порядке? В каком? В кредит, как это обычно делалось в прежних войнах? Или в порядке ленд-лиза, как англичане получали сейчас военное снабжение из Америки?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});