Я обошла волчонка, чтобы видеть теперь не только его, но и покалеченного Самюель волка, а также новоприбывших, или дожидающихся нас. Меня — поправила я сама себя, вряд ли в их радостных мыслях было встретить здесь Самюель. К сожалению сама Самюель и трое ее теперешних компаньонов, были утрачены мною из вида. Но я не могла сейчас ни о чем думать, на меня в это время, приходилось на одного волка больше, чем на нее. И это еще неизвестно, сколько волков могло рыскать поблизости. Я даже не могла себе представить, скольких своих старых детей Волчица созвала сюда, и сколько новых появилось. И все они хотели меня. В моем усталом, измученном от перенапряжения мозгу, даже оставалось место для иронии.
Я посмотрела на двоих волков, намного более крупных, чем остальные и дико улыбнулась. Сомнение, совершенно неподходящее для этих животных морд, отразилось в желтых глазах. Я поняла, что пугала их, и еще сильнее поднажала на сознание волчонка, он даже не мог уже скулить, а только повизгивал, и не было во мне сожаления, или мыслей о том, что он все еще человек.
Я медленно подняла руку с пистолетом, направляя на него, и волки припали к земле, злобно завыв, они знали, что сейчас будет, но отступили еще подальше от меня. Но я обманула их ожидание, моя рука дернулась быстро, и выстрел последовал в сторону волка, подбитого Самюель, что уже почти не дышал, и валялся дальше всех этих троих от меня. Если я наконец-то выпущу его из своего поля зрения, то смогу обернуться так, чтобы видеть Самюель. Я слышала за спиной отчаянный вой и рычание, и понимала, что пока преимущество было на стороне мамы. И чтобы сохранить спокойствие, я должна была знать все о происходящем.
Когда последовал выстрел, дикий и печальный вой разнесся с двух сторон: один далеко за моей спиной и другой — два голоса слившихся воедино волков передо мной. И хоть я видела, как они теперь ненавидят меня, желание так и не пропало с их морд. Я лишь улыбнулась, холодно и жестоко, — не было в моем сердце сомнения или сострадания. Я вспоминала истерзанные тела тех людей, которые не пережили ночи нападения, и вновь обрушила всю свою боль на молодого волка. И, чувствуя, как убиваю его и свожу с ума, ощущала ни с чем несравнимое удовольствие, болезненное от того, что я понимала, кого эта сила и ненависть делает из меня. Теперь я почти не отличалась от них. Может поэтому я была им так нужна? Мой разум не пришлось, бы долго подкручивать под волчий.
Маленький волк почти уже не дышал, волк в нем отживал свои последние минуты, и пробивалось сознание человека. На моих глазах началась трансформация, и я видела, как это напугало волков. Несомненно, с таким им еще не приходилось сталкиваться.
И так их оставалось лишь двое против меня одной.
Я обошла уже почти человека, чтобы посмотреть, сколько волков окружает теперь Самюель, и волки задвигались параллельно мне по кругу. У нее тоже осталось двое, и теперь она не теряла времени как прежде, увидев, что я не так уж и беззащитна. Мне даже не было нужды проникать в ее мозг, чтобы понять, как она удивлена и в некоторой мере напугана, не понимая, что же происходит. И почему происходит все это вокруг меня: трансформация одного волка и бездействие двух других.
Убедившись, что у нее все в порядке, я сразу же попыталась найти новое сознание для контроля. И удалось мне это быстро, даже быстрее чем с молодым волком, теперь уже человеком, бессознательно лежащим на снегу. Оказалось, действовать с определившимися волками намного легче, мыслил он как человек, но действовал под влиянием инстинктов, часто продиктованных волчицей.
Как же он был напуган. Я восхищала и пугала его одновременно, но, к сожалению, не он был главным из двоих, всего лишь переярок, а второй волк, был из помета нескольких прошедших лет, а может и больше. Зато на этого я могла влиять сильнее, чем даже мне хотелось. Как человек он сознавал что натворил, и еще до меня, и моего вмешательства, мучился от страшных картинок и осознания того, что творил. Но он не мог бороться с Голосом, заставляющим делать это каждый раз, когда Зов становился сильнее него. Мне было почти жаль его, но увидев в его мыслях, как он мечтает сделать все то же, что и раньше, с одной знакомой мне девушкой, я еле удержалась от того чтобы не выстрелить в его ослабевающую фигуру на снегу.
Его собрат завыл еще сильнее, и я видела безысходность на его морде. Ему было больно также как и этому волку, я чувствовала их связь, и не могла понять, в чем она выражалась. И почему он все так же бездействует, видя как один за другим, погибают его друзья. Ответ мог быть лишь один — они ждали подмогу. А именно этого я боялась. Моих сил на удержание и истребление сознания хватит еще только на этого волка — смотрящего на мучения своего друга. Но не больше. Я могла потом надеяться лишь на Самюель и пистолет, в котором оставалось еще пять патронов.
Я истерически хихикнула, подумав, что это звучит, как какая-то побитая фраза из вестерна. Пять патронов и я! Кажется, силы покидали меня быстрее, чем я думала, пока и этот волк, лежащий на земле и дергающийся, словно его изнутри опекают железом, трансформируется, на следующего мне не хватит сил. Я не готова была убить его, так как застрелила того раненого и так уже почти мертвого. Но моя рука все же не дрогнула, чтобы ранить его, не настолько смертельно, чтобы он умер, зато трансформация пошла быстрее, запланированного мною времени. И мое сознание, освободившись от чужого, наконец-то смогло отдохнуть. Это напоминало то, как вдыхаешь свежий морозный воздух после прокуренной задымленной комнаты. Ни одной чужой мысли, и я смогла немного расслабиться.
Только вот я недооценила оставшегося волка. Я не могла и представить, что он рискнет напасть на меня без подмоги. Без приказа.
Он шел, медленно ступая, не отрывая тяжелого, теперь уже темного взгляда от завороженной, уставшей меня. Внезапно глаза его вспыхнули и засветились мрачным черным огнем, ничего похожего на желтые радужки их глаз. Уши прижались к голове, и он испустил вой, нет, не вой, а парализующий мозг, ни на что не похожий рев.
Вот теперь я была напуган по-настоящему. В моем мозгу сразу засветилась спасительная логика и хладнокровие, от которых я мгновенно пришла в себя. И мысль, отстреливаться пока не попаду, испарилась. Я должна была экономить патроны, пока не доберусь до запасных, спрятанных в бардачке. Теперь их оставалось четверо, а скольких он ждал на подмогу, я не знала, и, не смотря на то, что моя голова так мало отдохнула, мне пришлось захватить его сознание новыми болезненными воспоминаниями, услужливо лежащими на поверхности его мыслей. Самым мучительным для него оказалось видеть как умирают собратья, он больше других ассоциировал себя с волком, уже почти не чувствуя себя человеком. Я была для него не так уж желанна, он ненавидел меня теперь даже больше, чем вампиров. Я казалась ему сущим злом, потому что могла так легко попасть в их мысли. Так как он не сталкивался ни с чем подобным раньше, его страх не ведал преград. Он думал, что я могу силой воли заставить его превратиться в человека, а также что я убила его собрата. Он не мог видеть как тот, уже почти человеком (видимо у старших трансформация протекала медленнее) лежит на земле, и кровь из раны в плече едва течет. Оказывается, я была хорошим стрелком. А мистер Хиттон считал меня своим позором.