Но адъютант старший, связисты и без этого поняли, чго нужно уходить. Накат трещит, продолжает оседать, все бросаются к выходу. Ход сообщения встречает смрадом, лицо и грудь осыпают комья земли. Натыкаемся на кого-то и один за другим падаем. Под нами кто-то стонет и чертыхается: "Руки-ноги поотдавили!" Оказывается, часовой. Пригнулся в траншее от осколков, на него мы и налетели.
Поднимаюсь, сплевываю на бруствер подавшую в рот пыль. Стараюсь разобраться в происходящем. Кругом продолжает греметь, выть, свистеть. Земля перемешалась с небом. Стены траншеи дрожат, но сопротивляются разрушительной силе взрывов. То, что это не обычный артналет, для меня понятно. Грохот стоит над веем плацдармом. Вспоминаются разведданные последних дней о сосредоточении противника на нашем участке фронта. Может, это и есть ответ на мучивший нас вопрос о намерениях гитлеровского командования?
Какая-то неведомая сила заставляет меня выпрямиться. Вновь бросаю взгляд на район обороны. Траншеи, ходы сообщения, огневые позиции артиллерии и минометов тонут в огне и дыму. Та же картина - справа и слева у соседей, в тылу. Находящийся за горой сзади нас командный пункт полка тоже затянут дымом разрывов, как и огневые позиции гаубичников справа.
- Связь с ротами есть? - повернулся я к сержанту Звягельскому.
Сера;ант, словно потеряв соображение, непонимающе уставился на меня. Пришлось повторить вопрос. И только тут он понял, метнулся внутрь. Через несколько минут возвратился назад. По его расстроенному лицу нетрудно было догадаться - связи нет.
- Понятно, - махнул я рукой.
Звягельский вновь повернулся и исчез в блиндаже.
Тем временем противник продолжал засыпать нас снарядами и минами. Потом налетела фашистская штурмовая авиация, начала утюжить огневые позиции артиллерийских и минометных батарей и огнеметчиков. Густой сизый смрад заполнял округу, щекотало в носу, першило в горле, резало глаза. Рядом зачертыхался Пресняков. Глянул на него: кого это он так чихвостит? Игорь Тарасович с колена вел огонь по уходящим немецким самолетам. Но на смену им из-за Гурно уже выплеснулась новая волна стервятников. Минован первые траншеи, фашисты нацелились на наши тылы. Сумасшедшей силы взрыв колыхнул землю. В воздухе, как легенькие спички, перевертывались искромсанные бревна.
- Никак, в нашу баню угодили. Вот гады!
Самолеты вновь вошли в пике. Раздирающий уши вой полоснул по округе, заставляя все живое вжиматься в землю. Кровь прилила к голове. Приседая, успел взглядом скользнуть по Преснякову. Лицо Игоря Тарасовича серело, принимало землистый оттенок. Мелькнула мысль о солдатах и офицерах, находящихся в траншеях. Как там все это переносят? Не дрогнут ли в этом аду огня? Постарался сомнения отогнать, но опасность, нависшая над батальоном, все больше и больше тревожила. Понимал, что нужно немедленно что-то предпринять, только вот что? По себе знаю, люди в такой ситуации нуждаются в добром слове. Но связи нет. Послать на линию телефонистов - верная смерть, И дальше ждать опасно. После этого бурелома фашисты несомненно предпримут атаку.
- Звягельский?!
Сержант обернулся, расстегивая верхнюю пуговицу на гимнастерке, но она никак не поддавалась. Звягельский с досадой рванул воротник. Пуговицы полетели в стороны, обнажая худую, тонкую шею с потеками пота.
- Связь должна быть.
- Слушаюсь.
Сержант исчез в ходе сообщения.
Минут через пять прилетела наша авиация. В небе завертелась карусель. Но нам было не до нее. Немцы начали обстрел района обороны батальона из тяжелых минометов. Со скрежетом и воем мины вздымали вверх огромные комья земли, перекрытия траншей и блиндажей. "Гах! Га-ах!" - раздавалось то сзади, то спереди, то с боков.
Казалось, вот-вот не выдюжит и лопнет, расколется сама земля в этом адском смерче из грохота, взрывов, огня. Все вокруг тонуло в черно-бурой мгле. В сердце заползала тревога. Нет, не за себя! За людей, плацдарм, которому столько отдано и с которым в тугой узел завязали нас людские жизни и смерти! Память павших на этом клочке земли звала, приказывала не запятнать нашу честь - честь русского солдата. В висках, как и в первый день форсирования, стучало: "Выдержать, выстоять, выдержать, выстоять..."
Я старался разглядеть, что происходит в ротных траншеях, на огневых позициях минометчиков, артиллеристов, расчетов противотанковых ружей. Но по-прежнему что-либо понять было трудно в вихре огня, гари и дыма. Неужто все погибли? Нет, не может быть! Все сразу не погибают.
- Держаться! - невольно в голос вырвалось у меня. - Выстоять!
Новый шквал свистящих снарядов вновь заставил пригнуться. Через разрыв пробился голос:
- Товарищ капитан, разыскал ребят.
Я обернулся.
Прижавшись к стенке траншеи, стоял сержант Звягельский. Позади него с автоматами в руках выжидающе смотрели на меня два бойца. Сквозь припудрившую их лица желтовато-бурую пыль проступала бледность, плечи то и дело вздрагивали. Рядом с ними, перегораживая проход, лежали две катушки цветного кабеля и телефонный аппарат.
- Новички, что ли?
- Так точно, товарищ капитан, новички, - ответил за них Звягельский. Позавчера с пополнением прибыли.
Сержант был спокоен, собран. Не раз попадавший в подобные переделки, он уже оправился от неожиданности. Посмотрев на бойцов и скупо улыбнувшись, произнес:
- Да вы, ребята, что?! Экая невидаль, почище бывало, голуби сизые. Рано нам умирать. Еще не все сделано на этой земле. Должок к фрицам остался, а вы носы повесили. Ну, злобствует немец. Перебесится - поутихнет. Ему это не впервой.
Вроде и ничего особого не говорил Звягельский, но я увидел: повеселели связисты.
Между тем противник продолжал с той же злостью обстреливать передний край. Так длилось еще около часа. Затем фашисты перенесли огонь на позиции полковых и дивизионных резервов. Серии снарядов и мин полетели через нас и гулко начали рваться в тылах. Туда же сбрасывали груз фашистские бомбардировщики.
У нас установилось относительное затишье, хотя по-прежнему район обороны батальона тонул во мгле. Но вот налетел легкий сентябрьский ветерок, и клубы пыли и гари поплыли к Висле. В какие-то минуты перед глазами встали профили изуродованных траншей, истерзанных огневых позиций артиллеристов и минометчиков, где уже, к моей радости и облегчению, хлопотали люди. Живы! Не-дрогнули! Значит, будем бороться! А это - главное!
По опыту зная, что данная нам передышка длиться долго не будет, что противник вот-вот вновь сосредоточит огневую мощь на переднем крае, старались использовать ее полностью. В роты бросились связисты, санитары, посыльные. Не теряя времени, мы приступили к приведению в порядок НП батальона. Капитан Пресняков мобилизовал всех, кто оказался рядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});