– Не в службу, а в дружбу, мил человеце! Коль ты в Ромашково, уважь, иголки Карасевой Марфе, вдове, передай, она уж за них заплатила. Там, где живет – спросишь.
– Инда, давайте, передам, – Осетров, конечно, не отказал, улыбнулся. – Иголки-то, чай, не уклад, не железные крицы!
Все и расхохотались.
– Да-а, чай, крицы-то на плечах далеко не утащишь!
Так вот и разошлись.
Кирилл шагал споро, лишь пару раз присаживался отдохнуть, да перекусил слегка прихваченным из дому рыбником. Супруга пекла – вкусно.
Углядели сыскного еще издали – и выставленная (все ж приграничье!) сторожа, и пастушки. Едва в деревню вошел, тут и девчонки налетели, побросали все дела!
– Ой, люди добрые, офеня пришел! Офеня-а-а!
Новость разлетелась по деревне в един миг! Спрятав улыбку, сыскной опустил на вытоптанную траву, под березкой короб, открыл, да принялся выкладывать свой немудреный товар.
Его тут же обступили в нетерпенье.
– А браслетики нынче есть? Желтенькие?
– Всякие есть.
– А ленты, дядечка, ленты? Синие есть ли?
– Под твои-то очи, красавица? – обернувшись, подмигнул сыскной. – Да в раз сыщем!
– А платочки, платочки?
– Ой… гляньте-ка! Сукно цветное!
– Настоящее, из Любека-града! – похвалился офеня. – Однако ж предупреждаю сразу – недешево!
– А браслетики сколько?
– Полпирога… Тебе, милая, уступлю за медяху!
– Ой, а мне еще…
Расторговался парень быстро, правда, и про просьбишку не забыл, вспомнил:
– А где у вас тут такая Марфа, Осетрова вдова? Иголки ей передали…
– Ой! Иголки! Она поминала… Посейчас, сбегаем, позовем… Да вон она уж идет, в платке синем!
Кроме вдовицы, еще подошел сутулый, с редкою бороденкою, мужичок – весь из себя спесивый, важный что твой боярин. Ну, судя по одежке – беличья шапка да длинная рубаха темного немецкого сукна – до боярина не дотягивал, но и не из простых – скорее всего, это вот Анемподист-тиун и есть!
Ну да – похоже! Вон как покрикивает!
– А ну, расступись! Расступись, говор-рю, бабы!
Народишко почтительно расступился.
– Торгуешь? – глянув на «офеню», строго спросил тиун.
– Нет, ладьи починяю! – Осетров хмыкнул в кулак – и чего спрашивает? Раве ж не видно?
– Ты зубы-то не скаль! Не то враз лишишься… Я – боярина Гюряты Степановича Собакина тиун! А деревенька эта – его.
– А-а! Так бы и сказал, – сыскной низенько поклонился.
– Вот, так-то лучше, – довольно покивал Анемподист. – Как отторгуешь, вон в ту избу кой-что занесешь!
Тиун показал на стоявшую невдалеке небольшую, но справную усадьбу, сразу за которой виднелся тын, а уже за ним – настоящие хоромы в три этажа, с сенями и теремом!
– А там не боярин ли ваш живаху?
– Бывает, и он… Ладно, некогда мне тут с вами… Про кой-что не забудь!
– Уж, батюшка, не забуду!
Еще раз поклонившись – спина-то, чай, не переломится – Кирилл проводил тиуна взглядом и бойко продолжил торговлю, так, что уже к полудню почти все и расторговал – осталась только «штука» – отрез – сукна да серебряные кольца. Дорого – не брали.
Ну, пару колец пришлось отдать тиуну в качестве пошлины «за торговлю», сукном же так никто и не заинтересовался.
– Ты, паря, еще бы паволоки притащил! Смердам-то да холопам – куда как нужно! – издевательски хмыкнул Анемподист.
– Так, а может, это… боярскому люду? В хоромы?
– Х-ха! Хотя, попробуй, сходи… Коль от ворот не погонят!
Вот это сыскному и надобно было! Теперь все знать будут – сам тиун к боярской челяди идти посоветовал. А так-то – да, подозрительно: чего нищему офене на боярской усадьбе надобно?
– Эй! Хозяева! – подойдя, Кирилл нагло пнул в ворота, не обращая внимания на лай цепных псов.
– Чего надобно? – в приоткрывшуюся калиточку высунулся недоброго вида бугай. Высунулся и тут же сплюнул, едва ль сыскному не под ноги: – А-а-а! Офеня-а… Проваливай!
– Да мне бы…
– Проваливай, не то счас собак спущу!
– Смотри, как бы потом на тебя не спустили! – хмыкнув, нагло заявил Кирилл.
– Цего? – привратник опешил, так с ним никто в деревне не разговаривал – боялись.
– Того! – передразнил Осетров. – У меня тут такое… Деве боярской уж верно придется по нраву!
– Деве… Ярилке, что ль?
– Ну-у, можешь и не докладывать… я пошел… Но вещь знатная!
– Эй, эй, погодь! – подумав, парняга замахал руками. – Погодь немного-то… Доложу… Вон она, дева-то – как раз во дворе! Яря! Ярушка! Тут это… офеня… Говорит – знатный товар! Позвать? Ага… Ну, заходи, заходи, парняга… В калиточку вот… Да не боись, не кусит!
– Ну и что у тебя за товар? – едва офеня вошел, презрительно осведомилась младая девица в дорогом темно-голубом сарафане с золотыми застежками-фибулами. Кареглазая, светленькая, красивая. В ушах – серьги с голубыми камнями, на голове – невесомый платок ромейской дорогущей паволоки… Да, юфтевые башмачки еще… Не простая фифа!
– Поклон тебе от Серафимы-боярыни… – отойдя чуть в сторону, негромко промолвил сыскной. – Сон она недавно видала – самобеглые повозки, железная змея, ад…
– Ага… – девица просекла враз – умная! – Давай, заходи в сени… Эй! Квасу нам принеси, живей!
Внимательно выслушав Осетрова, Ярилка ненадолго задумалась:
– Вот, значит, как… Переветник… предатель…
– Из самых важных в Ромашково лиц! – напомнил сыскной.
Девчонка хмыкнула:
– Да кто тут самый важный? Разве что тиун… да был воевода… Нынче с боярином в поход ушел…
– Вот-вот, про них и толкую… Пока хотя б за тиуном посмотреть… Мне-то невмочно – чужой.
– Тебе-то – да… – девушка задумалась, накручивая на палец золотистый локон, выбившийся из-под платка. – Значит, меня хотите приставить… Тиун, говоришь? А знаешь, кое-что я приметила… хоть и не присматривалась, да… У тиуна служанка есть, челядь…
Ярилка вдруг улыбнулась, только вот как-то грустно. Пояснила, опустив глаза:
– Ну, такая же служанка, как и я… – сказала и тут же вскинула голову, глянула дерзко, с вызовом, даже хотела что-то еще сказать.
Только Кирилл не дал, перебил с мягкой улыбкою:
– Я, девица, тебе не сужу, и ты не смотри на чужие пересуды… Ибо сказано – не судите, да не судимы будете! Так что там служанка?
– Серьги у нее златые, со смарагдами, – быстро промолвила Ярилка. – И плащик такой… коротенький, на плечи накидка… Шелковый! Анемподист ведь просто боярский тиун, рядович… Откуда такое богатство? Правда, девица его каждый день так не ходит… Но я в соседнем селе – там церковь, погост – видела! Да и у воеводы – младая жена. Я, правда, пока не присматривалась…
– И не надо. Знаем мы про нее. Лучше бы – за тиуном. Только – осторожненько, как бы невзначай, знаешь…
– Знаю! Я много чего знаю… и умею – тоже. Значит, Анемподист…
– Пока – только подозрения!
– Да я поняла…
– Вот и славно! Я загляну через недельку…
Может быть, и удалось бы Ярилке выяснить, с кем встречается тиун, да где хранит богатства свои нечестные, да точно ли он – предатель… Рано или поздно – выяснила бы, умом Господь девицу не обидел – это уж сыскной понял сразу.
Однако же надо ж такому случиться, что вечером этого же дня прискакал в Ромашково гонец, боярский посланец. Свой, из местной дружины.
Прискакал и первым делом к тиуну… С тем же, с чем приходил и Кирилл Осетров. Эх, кабы послал его Собакин попозже – после встречи с Кольшей и Тошкой… Совсем бы по-другому все завертелось, а так…
– Сыщем переветников! – истово заверил тиун. – Как там боярин наш? Воевода?
– Ранили господина нашего… Копьем щеку раскровянили!
– Господи Иисусе!
– А боярина Дормидонта Иовича вражины убили!
– Убили! Ах, жалко… Хороший был человек! И преданный. Погиб, значит, боярин… А переветника сыщем, не беспокойся! Когда боярин-то возвернется? Как мыслишь? Ах, через пару недель… угу, угу… славно… А ну-ка бражки! Да пирогов, да медку! Эй, Маланья! Нет, нет. Уж уважь – в своей-то избе всегда успеешь… Уважь! Пойду, распоряжусь…