Велвет выбрала алмазное ожерелье и приложила к груди. Оно и правда очень красивое и очень хорошо сочетается с ее зеленым бархатным платьем. Она застегнула его на шее и еще чуть-чуть полюбовалась собой в зеркале Потом надела серьги. Несмотря на несколько устаревший покрой платья, она чувствовала себя вполне уверенно, чтобы принимать короля.
Если Генрих Наваррский и обратил внимание на то, что платье Велвет не самого последнего фасона, он ничего об этом не сказал за все время их трапезы. Манон превзошла саму себя, особенно если учесть, что у нее было так мало времени. Даже Велвет удивилась тому обилию еды, что появилась на столе. В рагу плавали толстые, сочные, нежные куски мяса, политые доведенным на медленном огне до коричневатого состояния соусом, благоухавшим бургундским и нежными грибами. В рагу она добавила ломтики моркови и лук-порей, который собрала Велвет. К ее удивлению, на стол подали жирного сочного каплуна, зажаренного до золотистой корочки и фаршированного хлебом, шалфеем, крохотными головками лука и каштанами, а также прекрасную форель, только что пойманную Мэттью в озере и отваренную в белом вине со специями. На столе оказались также горшочки с тушенной в вине репой, молодым луком-латуком и кресс-салатом, свежеиспеченный, еще теплый хлеб и сливочное масло.
Король ел с большим аппетитом, трижды накладывая себе в тарелку. Когда перед ним поставили десерт, состоявший из тарталеток с грушами и смородиной, яблок, запеченных в меду и посыпанных корицей, вазы с пурпурным виноградом и нормандский бри, его глаза радостно зажглись. Он уничтожал все с огромным удовольствием, в то время как Велвет следила, чтобы его кубок не оставался пустым, — король пил, как и ел, от всего сердца.
Когда ужин подошел к концу, Велвет спросила:
— Вы позволите моей домоправительнице поприветствовать ваше величество? Когда она узнала, что ей предстоит готовить для вас, ее радость не знала границ. Она едва может дождаться того момента, когда можно будет посудачить об этом событии с соседями, а ваше явное признание ее кулинарных способностей даст ей еще больше поводов для разговоров.
Он кивнул в знак согласия, и Велвет послала на кухню за Манон. Старушка тут же прибежала с горящим от возбуждения и жара плиты лицом. Седые волосы аккуратно убраны под свежий чепец, она успела поменять грязный фартук на чистый. Встав на колени перед Генрихом, она со слезами на глазах поцеловала его руку.
Король был тронут и, встав, поднял старую женщину с колен, говоря при этом:
— Не припомню, ел ли я когда-нибудь более вкусную еду, мадам Манон. Позвольте принести вам мою монаршью благодарность.
Каким-то чудом Манон обрела голос. Позднее, когда этот случай в сотый раз пересказывался, она утверждала, что вообще не могла ничего сказать этому чудесному, великому человеку.
— Когда миледи сказала мне, чем вас кормят в Шиноне, я сразу подумала, что ваше величество соскучилось по доброй крестьянской кухне, такой, какая у вас была в молодости в Наварре. Я, конечно, не могу готовить всех тех изысканных блюд, что готовят для вас ваши повара, но зато я знаю, как надо готовить для мужчин; а если слухи не врут, то ваше величество лучший мужчина во всей Европе, — хихикнула Манон.
— Манон! — Велвет была поражена бесцеремонностью своей служанки.
Король, однако, наоборот, весело расхохотался.
— Я не стану опровергать этих слухов, мадам Манон, — сказал он, и его золотисто-карие глаза озорно засветились. — Если бы я был чуть постарше, боюсь, мне бы пришлось погоняться за вами по вашей кухне, чтобы сорвать поцелуй и таким образом окончательно шокировать вашу хозяйку.
— А если бы я была помоложе, — захихикала домоправительница, — вашему величеству не пришлось бы долго бегать, чтобы поймать меня. Но, увы, теперь я уже постарела.
— Мадам Манон, — сказал король, — дух, подобный вашему, никогда не стареет! — И, взяв ее руку, он галантно поцеловал ее.
Манон гордо выпрямилась.
— Я рада, что смогла послужить своему королю хотя бы в столь малом деле, как это. — Она сделала элегантный реверанс. — Я приготовила для вашего величества гостевую комнату Когда вы пойдете ко сну, мой муж Гийом будет вашим камердинером. Он когда-то служил у графа де Шер.
— Король не собирается оставаться на ночь! — запротестовала Велвет.
— Но он не сможет уехать сейчас, мадам, — сказала Манон. — На улице настоящий ураган, последние два часа льет ливень. Дождь зарядил на всю ночь, говорит Гийом, а он в этом разбирается. Король останется. Утром на завтрак я приготовлю ему яйца, отваренные без скорлупы в сливках и марсале. — Сделав прощальный реверанс одновременно королю и своей госпоже, она вышла из комнаты.
— Кажется, дорогая, сегодня фортуна на моей стороне, — мягко сказал король.
— Я не могу выгнать вас на улицу в дождь, — вздохнула Велвет, — но я хотела бы напомнить вашему величеству о вашем обещании вести себя как джентльмен.
Генрих рассмеялся:
— Вы не очень-то учтивы, дорогая.
— Я же предупреждала вас, что я не из тех, кто любит флиртовать, — запротестовала Велвет.
Генрих Наваррский драматически вздохнул:
— Если бы я был порядочным человеком, то я признал бы, что да, вы предупреждали. Но если бы я не надеялся, что вы измените свою точку зрения, я не был бы тем, кто я есть.
Велвет не могла не улыбнуться. Король умел обезоруживать.
— Монсеньор, дело не в том, что вы красивы или некрасивы, а в том, что я ценю честь Гордонов превыше всего — даже внимания короля. Человек столь высокой чести, как ваше величество, сможет это понять, я не сомневаюсь.
— Я понимаю, дорогая, — признал он, — но мне это совсем не нравится. Вы исключительно красивая женщина. Я ужасно влюблен в вас, а вы достаточно откровенны, чтобы разрушить мои самые светлые надежды с такой невинной искренностью. Но я ни в малейшей мере не чувствую себя обиженным. Разочарованным — да, но не обиженным — У меня и в мыслях не было обидеть вас, сир. Мне бы так хотелось, чтобы мы стали друзьями. У меня никогда не было короля в друзьях, — уже произнося эти слова, Велвет почувствовала укол совести за свою ложь. Ведь Акбар прежде стал ее другом, а уже потом мужем и возлюбленным С другой стороны, она знала, что должна как-то подсластить свои отказ королю. Может случиться, что в один прекрасный день ей потребуется его помощь.
Взгляд Генриха смягчился.
— Ах, дорогая, — сказал он. — Что вы за прелестное существо! Конечно, мы будем друзьями. А как же иначе?
— Вы позволите мне удалиться, монсеньор? В моем положении мне надо спать больше, чем в обычном состоянии.
— Вы не проводите меня до моей комнаты, дорогая?