— Нас объявили нелюдями и загнали в клетки — но никто не может приказать нам сидеть, сложа руки, и смотреть, как гибнет породивший нас мир. Гарри Поттер, переживший за последние месяцы не одно покушение и множество нелепых обвинений, не должен больше волшебникам ничего — но и его никто не может заставить идти против собственной совести. Он объединил нас, он дал нам силы и надежду, он воодушевил нас — и мы знаем, что сможем выполнить то, что считаем нужным.
По их словам, больше ни один человек никогда не проникнет в резервацию магов — они сделали все, чтобы вцепившаяся во власть верхушка не смогла помешать им, дабы сохранить остатки своего авторитета. Мир людей чужд и неинтересен стихийным магам — но они утверждают, что будут и дальше вмешиваться в его дела, если Волшебное Сообщество снова продемонстрирует свою неспособность самостоятельно заботиться о безопасности доверившихся им людей.
Подробнее о Гарри Поттере — прирожденном харизматичном лидере, сумевшем своими решительными и активными действиями объединить и направить изгнанных из Магического Мира и запертых на его задворках — в резервации — магов, читайте на стр. 4…»
Глава 19. Дорога к миру.
Ветер пронизывал до костей — налетал жесткими порывами, вгрызался, будто пытаясь содрать рубашку, вырвав с мясом все пуговицы. Гарри сидел, поджав ноги, на парапете башни Астрономии и, прислонившись спиной к стене, вглядывался в хмурое небо невидящим взглядом. Он вспоминал…
— Нелогично, — обронил Гарри, опуская газету и глядя куда-то поверх головы Луны.
Слова, будто тяжелые, мутные капли, падали сами собой — не нужно было даже пытаться формулировать фразы.
— В каком месте? — осторожно уточнила Панси.
— Вам следовало бы дождаться конца войны. Позволить мне продолжать думать, что все только планируется. Что Джеральду нравится этот ментальный онанизм — прикидывать, что можно было бы сделать, если бы они и впрямь начали что-то делать. Искать дырки в моих планах и заставлять меня продумывать каждую мелочь. Вытрясать из моих мозгов все, что в них застоялось…
— Гарри… — жалобно пискнула Луна.
Поттер перевел на нее застывший, опустошенный взгляд.
— Зачем вы допустили, чтобы я это увидел? — медленно, с горькой усмешкой проговорил он. — Я что… плохо соображал, пока оставался в своих иллюзиях?
Они молчали — каждый по-своему. Сочувственно, понимающе, удивленно. С болью, смирением или надеждой. Подбирая слова — или просто пережидая паузу.
Какие они разные у меня все-таки, невпопад вдруг подумалось Гарри. С ума сойти… Какие мы все…
— Вы… — голос все же сорвался, но надо было закончить, сказать — они заслужили право услышать это. Все трое. — Вы… молодцы. Правда…
Испуганно-недоверчивые переглядки — Луна и Драко. Разумеется — Панси же никогда не сомневается, ни в чем. Ей и так все понятно. Умница моя… точнее — наша…
Гарри нервно выдохнул и попытался улыбнуться. Получилось скверно. И тогда он просто развернулся и быстро вышел, очень стараясь не оглянуться.
Очередной порыв ветра чуть не снес его с парапета. Или уж лучше бы снес, мрачно подумал Гарри, машинально хватаясь за поребрик. К чертовой матери отсюда… из мира этого чокнутого, на всю голову больного… ничего ведь ему не поможет… Ничего и никогда… Не Финниган, не Риддл — так какой-то другой монстр объявится. Всегда все получают по заслугам — даже люди, хоть и не понимают они этого совершенно, так что — нечему удивляться, всегда будет какой-нибудь Риддл. Или какой-нибудь Финниган. Или какой-нибудь Поттер… какая им разница, людям, кого бояться? Они ведь даже одно от другого не отличают, для них все, что не серость — все черного цвета, или, что еще хуже, сперва белого — а потом, как только функция закончилась, так сразу опять — в черный… А поводов не будет — так сочинят и перекрасят, маляры хреновы, творцы приукрашиваний, гении коррекции оттенков…
О-о-ох, ну и замутили мы кашу… — вздохнул он, обессиленно запрокидывая голову и с тоской кусая губы. Ведь перебьют же. К Мерлиновой маме, хоть всех, хоть поодиночке — и ни мы никакими магами не прикроемся, ни они — нами… Вот и допрятался сам от себя… — губы дрогнули в усмешке, но она все равно вышла какой-то грустной и жалкой.
Все хотелось оттянуть, потерпеть, переждать… не связываться. Вдруг само пройдет, да? Вдруг и без нас разберутся… трус гриффиндорский… зря Шляпу не слушал — в Слизерине тебе было бы самое место. Сидеть и за шкурку трястись — и свою, и Малфоя, и девочек — и самого себя обманывать, да поводы сочинять, почему на этот раз ты никому ничего не должен…
И так бы и сидел до сих пор, если бы, опять же, не девочки. Поспорить, что ли, на галлеон с кем-нибудь? — наверняка ведь идея Панси принадлежала. Все сама провернула — и Малфою на хвост упала, чтобы в резервацию попасть, и Джеральда нашла и к нам заманила… и Луну на возвращение к журналистике воодушевила… Памятник ей, что ли, поставить? За смелость… За то, что не побоялась дразнить психопата Поттера, безбашенного убийцу Темных Лордов… да и других научила, что лучше между очков правдой бить, чем сидеть и от страха трястись, пока твоя совесть предсмертные крики выплевывает…
Дверь тихонько скрипнула, и Гарри от неожиданности вздрогнул — так, что на мгновение потерял равновесие, рывком оборачиваясь ко входу. Задумался, надо же! Ведь знал же, что кто-то из них придет, рано или поздно. Не голос холодного разума — эта наверняка осталась в теплой спальне, и фырчит там себе под нос, как глупо таскаться по лестницам и уговаривать гриффиндорцев, которым приспичило впасть в праведное отчаяние. А вот голос всепрощающей любви вполне мог и притащиться. С нее бы сталось.
Тень заколебалась, и на площадку, поеживаясь от холода, шагнул Драко. Гарри моргнул — и, чувствуя, как медленно отпускает накатившее напряжение, снова прислонился к стене. Не угадал, буркнул он сам себе, окидывая Малфоя взглядом — и ловя себя на предательском желании улыбнуться от уха до уха. Может быть, именно потому, что пришел — Драко?..
Голос понимания. Понимания — всегда.
Малфой подошел ближе и остановился, глядя на него своими бездонными, как клубящаяся пропасть, глазами. Гарри поймал себя на полузабытом ощущении, что, будь на его месте человек — обязательно начал бы с бессмысленных вопросов или констатаций очевидных фактов. Вроде: «Ты не сердишься?» или: «Здесь холодно». Драко не был человеком. И слава Мерлину…
— А я думал, это Луна идет… — прошептал Поттер. — Теперь же она у вас — штатный успокоитель взрывных безумцев…
Драко пожал плечами.
— Не притащись ты на самую высокую точку Хогвартса — была бы тебе и Луна, — чуть насмешливо протянул он. — Ее смутила перспектива пересчитывать сотни ступенек.