Мерлин, ну ПОЧЕМУ и об этом тоже должен был побеспокоиться я? — с тоской вцепляясь в бокал с вином, подумал он. Из щели в рамах едва заметно тянуло сыростью, и поджатые ноги замерзли, согнувшись не в самой удобной позе. Гарри поморщился и слез с подоконника — хотя больше в дуэльном зале сидеть было особо и не на чем. Разве что прямо на помосте… а там по полу холодом тянет…
Он и сам не знал, почему предпочитает это помещение каким-либо другим. Ночной Хогвартс был похож на огромный кусок мира, совершенно ортогонального реальности, живущего по своим законам — пугающе прекрасным, волшебным, сказочным, как казалось в детстве. Холодным, жестким и созданным для своей бесчеловечной цели — как казалось в юности. Ветхим, замшелым и отстраненно чуждым — как казалось сейчас.
Гарри не находил себя в нем. Он слонялся по замку, натыкаясь на знакомые места, которые не отзывались ничем, не находили в нем никаких откликов, кроме узнавания. Хогвартс был родным и привычным — как домашние тапки. Но он не подходил Гарри Поттеру больше совершенно — как те же тапки, из которых вырос слишком давно, чтобы пожелать надеть их еще хоть когда-нибудь.
А еще назойливым комариным писком крутилось гадливое, постыдное воспоминание о том, как, уезжая отсюда почти год назад — сжимая прохладную ладонь Малфоя и с упрямой восторженностью глядя в будущее — Гарри втайне представлял, с каким наслаждением не вернется сюда никогда, доказав и продемонстрировав тем самым, что правда была на их стороне. Или вернется — пренебрежительно отворачивающимся от одному ему ведомых уголков — так много значивших когда-то, но не способных больше дать ничего, что имело бы значение для него, гордого и сильного, построившего свою жизнь так, как хотелось. И Малфой будет рядом — как самое яркое свидетельство его правоты. Его, Гарри Поттера — а не отжившего свой век, покрытого плесенью Хогвартса.
Стыд давил на плечи, вынуждая прятаться по углам и избегать цепкого, напряженного взгляда Панси.
Будто желая подлить масла в огонь, на пятые сутки объявилась Гермиона. Гарри не видел ее, но отчетливо ощущал ее присутствие — ее четкий, рафинированный разум, ее раздражение от не перестающей грызть монотонной боли, ее упрямое, титаническое терпение в ожидании очередного часа, когда можно будет принять зелье. Ее сомнения — и вспышки слабой радости каждый вечер, когда Панси пропадала из своей комнаты.
— Им просто нравится проводить время вместе, — равнодушно пожимала плечами Луна, отводя несчастные глаза. — Грэйнджер не так часто везло на собеседников, которые умели бы рассуждать, как она…
— Я не целитель! — швыряя туфли в камин, шипела вернувшаяся заполночь Панси. — Пусть скажет спасибо, что живой осталась, вообще! А мордашку и зельями залечит! Тварь неблагодарная!
Наутро она мрачно ковырялась в омлете, к обеду начинала вздыхать и задумчиво хмуриться, а вечером снова исчезала где-то в стороне гриффиндорской башни.
Гарри наблюдал всю раз за разом пошагово разворачивающуюся перед ним мизансцену, ловя себя на идиотском ощущении, что совершенно не понимает этих девушек — ни одну. И никогда, наверное, не понимал.
Впрочем, уж если быть честным — то уже очень давно и не стремился. С тех пор, как в их жизни появилась Панси, он куда больше внимания уделял Малфою, малодушно решив, что девочки сами справятся. Точнее, решение пришло не мгновенно, а вызревало с каждым днем все сильнее, а Драко был таким теплым, таким родным и отзывчивым, так притягивал, что остановиться и заметить, где именно прошла грань, за которой ты превратился в зацикленное на самом себе и помешанное на его ласках существо, не получалось вовсе. И не хотелось — совершенно.
Я абсолютно не знаю их, понял Гарри, глядя на хихикающих за завтраком девчонок. Я понятия не имею, чем они занимаются, о чем думают, чего хотят. Что планируют, о чем знают, чего боятся. Что они думают обо мне.
Обо всем этом.
— Что ты читаешь? — спросил он однажды у Луны, застав ее уткнувшейся в кипу пергаментных свитков.
Девушка рефлекторно прикрыла рукой бумаги — и этот жест говорил лучше любых слов. Даже Лавгуд не доверяет мне.
— Вообще-то, я тебя просто боюсь… — виновато и немного нервно улыбнулась Луна, теребя воротник кимоно. — Ты бываешь… ну, немного непредсказуем…
Или, наоборот, предсказуем, мрачно подумал Гарри.
— Это наброски для новой статьи, — неуверенно сказала она. — Драко дал денег и разрешил купить свою типографию… за границей…
— В Европе? — удивился Поттер. — Я не знал, что ты все еще что-то печатаешь…
— В Гонконге, — мягко поправила Луна. — Да мы, в общем… только недавно снова начали. Это для первого выпуска.
В ее глазах все равно был страх — и вопрос, и опасение, что он взорвется или начнет критиковать ее действия. Или разглагольствовать о безопасности. Или что там психованный Гарри Поттер еще делал всегда, когда она пыталась вернуться к обожаемой журналистике…
— Дашь почитать? — улыбнувшись, попросил он.
Взгляд Луны на несколько секунд будто остекленел. Я поставил ее в тупик, машинально удивился Гарри.
— В готовом виде, хорошо? — она даже ответила на улыбку. — Когда в кучу все соберется.
Наверное, это было лучше, чем ничего. Гарри подумал, что продемонстрировать благодарность — а еще лучше, ее почувствовать — будет, пожалуй, правильнее, чем возмутиться из-за того, что ему, по сути, только что вежливо отказали. Как минимум — это будет не то, что от него привыкли ожидать.
Да, я не знаю их — но это полбеды, признался он себе вечером, сидя на привычном подоконнике дуэльного зала. Куда как хуже то, что они уверены, будто знают меня. И теперь уже я не знаю, что мне сделать, чтобы вырваться из этого образа…
Ночью в спальне обнаружилась пустая кровать и записка, придавленная к столу яблоком.
«Извини, но я устала и умираю, так хочу спать. Ложиться без тебя не рискнула, дожидаться сил нет. Не обижайся».
Ну я тупой ублюдок! — выдохнул Гарри, комкая пергамент. Она же действительно не может уснуть, пока я не появился! В смысле… может, но на ее месте и я бы не рисковал. Было бы печально однажды не проснуться, оттого что твой партнер так и прошатался где-то всю ночь…
Повздыхав и потоптавшись у порога, он набрал в грудь воздуха и решительно поскребся в дверь второй спальни. Та послушно открылась. Ждали, растерянно констатировал Гарри. С другой стороны — и вариантов-то других не было, куда же мне еще деться, если все они — здесь…
Кровать оказалась трансфигурированной в нечто, больше напоминающее широкий плацдарм. В серединке, свернувшись калачиком и прижав кулаки ко рту, спала Панси. Руки Драко обвивались вокруг нее поверх одеяла, и, судя по светлой макушке, он лежал, уткнувшись носом в затылок девушки. Локоны Лавгуд разметались с другой стороны — ближе к краю, рядом с которым застыл Поттер.